При наших встречах Марина все время говорила: «Вот, мол, меня в Советском Союзе знают только, как персонаж из фильма «Колдунья», а возраст-то поджимает. Что делать, не знаю». Хорошо помню, как Черток ее наставлял: «Тебе нужно обязательно сыграть русскую классику. Чехова, например. Потому что тебя знают во всем мире прежде всего как русскую актрису». Именно Черток подарил историю с «Сюжетом.» Юткевичу. Тому все это дико понравилось. Стали договариваться о времени съемок, материальных всяких делах. Долго не могли определиться, как и чем платить Марине. Россия ведь далеко не Франция. Поэтому вопрос этот был достаточно болезненным. Мол, здесь невозможно платить столько, сколько актрисе платят там. Юткевичу удалось уговорить Марину работать за рубли и за франки — пополам. Влади хотела привезти сюда на лето сыновей, отдать их здесь в пионерский лагерь. Так что советские деньги ей все равно были бы нужны.

Марина стала чаще приезжать в Москву. Начались переговоры, примерки дамских туалетов, выбор натуры и все положенное при подготовке к таким съемкам.

А у Высоцкого тогда просто крышу снесло. Из-за Марины он стал пропускать репетиции, не ходил на спектакли, старался быть все время у нее на глазах. «Ребята, проводите меня до номера. А то Высоцкий ломится в дверь», — часто просила нас Марина. Жила она тогда в одном из шикарнейших номеров гостиницы Советской. Гостиничной обслуге подобное поведение Володи не очень-то нравилось. Скандалы он устраивать умел. А Марине такая «слава» была совершенно ни к чему. Признаюсь честно, я в то время Володю с его блатными песнями недолюбливал.

Позже, когда Влади приезжала сюда уже с мужем, вторым, кажется, — летчиком, она останавливалась в том же номере. А парень тот у нее был просто замечательный. Вовсе на француза не похожий. Наш в доску! Пивали мы вместе в номерах.

Когда начались съемки «Сюжета…», группа подружилась с французским корреспондентом газеты «Юманите» Максом Леоном. И после трудовых будней частенько засиживались у него дома. Володя тоже там бывал. Пел хорошие песни, чувственные, совсем не блатные. Я тоже присутствовал однажды на такой вечеринке и видел, как, млея от восторга, «поплыла» Марина. Она «сдалась» такому мужику практически без боя.

…Очень хорошо помню самый первый съемочный день в фильме «Сюжет…» Какая-то подмосковная деревенька. Яркий мартовский день. По нашему-то было в общем-то тепло. Легкий такой морозец. А Черток, помнится, все время твердил Марине, чтобы она хорошенько одевалась. Одно дело пройти десять шагов от машины до дверей гостиницы, совсем другое — проторчать пусть даже на легком морозе весь день. «Одевай на себя все, что есть», — прямо требовал Семен. — На задницу ты обязательно должна надеть какие-нибудь штаны».

Приезжаем на площадку. Смотрим, звездочка наша французская, Мариночка начинает трястись мелкой дрожью. Сенька трогательно задирает ей юбку, смотрит, а там легонькие трусики. Черток, недолго думая, побежал в ближайшее сельпо, купил здоровенные до колен байковые женские гамаши какого-то неопределенного цвета. Тогда такие теплые штаны с удовольствием таскали не только деревенские бабы. У них еще резинки внизу были. Со смехом натянули на Влади эти гамаши. Накатили ей маленькую стопочку. Вот тогда она розоветь начала.

Повторяю, Влади вообще замечательная девка! На ней весь дом во Франции держался. Ее старшие сестры, изображающие из себя великих актрис, вели богемный образ жизни. Абсолютно русская по душе, Марина очень хорошо умела все рассчитывать.

Сегодняшняя разобщенность друзей Владимира Высоцкого может вызывать только сожаление. Дешевая дележка имени великого человека, считалка в близость к нему, мягко говоря, не слишком прилична. Но остались люди, которые любили Владимира по-настоящему. И любят, кстати, до сих пор. Их редко можно увидеть выступающими в ток-шоу на «голубом глазу» телеэкрана. Если они что и говорят о «своем Володе», то только с искренней чистотой и любовью. И исключительно в кругу близких им по духу людей.

Один из таких редких самородков, настоящих друзей Владимира Семеновича Высоцкого — Ромуальд Мячеславович, Роман Вильдан. Вместе с Володей он учился в одной группе школы-студии МХАТ. На глазах этого человека происходило становление, развитие, рост будущего покорителя людских сердец. Вильдан до сегодняшнего дня работает в Театре имени Пушкина. Куда вместе с Высоцким он поступил после окончания театрального училища.

— Четыре года мы вместе учились на одном курсе школы-студии МХАТ. На третьем, четвертом курсах у Володи появилась любовь — Иза Жукова. Но мы же не интересовались тогда, с кем кто живет, кто кого целует. Все жили молодой насыщенной жизнью. Кто мог тогда предположить, что из Высоцкого вырастет гений? Володька был обычным парнем, со своими закидонами, ошибками. Выделялся, правда, энергетикой, темпераментом. Всегда был душой любого застолья. За ним — первенство. Разгульным был очень.

Нам с Володей вместе в одном театре так и не довелось поработать. Я перешел в Театр имени Пушкина из МХАТа в 1964 году. К тому времени он уже там не работал. Не получилось у Володьки с Ровенских (Борис Ровенских — главный режиссер Театра имени Пушкина. — Авт.) Это всем давно известно. Высоцкий и пить-то начал как раз из-за не-востребованности. Запил, как говорится, в знак протеста.

Видеться мы стали реже. Но все же встречались. Жил я в мхатовском общежитии в одной комнате с Кашпуром и Невинным. Володька иногда приходил по ночам, стучался в наше полуподвальное окно. Я его впускал. Славка Невинный резко против этого выступал, плохо к Володе относился: «Убери своего полковника, он мне надоел!» Это сейчас у него все друзья. Однажды, вконец обозлившись, Славка решил проучить Володю. Когда ночью тот стал ломиться в дверь, он взял карманный фонарик. И, когда Высоцкий стал входить, направил луч прямо на него. Володька со всех ног бросился наутек. Под градусом ведь был приличным. Короче, испугался страшно.

Потом как-то Люся заявилась с двумя малышами на руках. Неделю Володя дома не появлялся. Ну, она-то думала, что он у меня. Я пошел его разыскивать. Заявился он, как всегда, ночью, пьяным в дым. Сразу спать завалился.

Его ранимость и темперамент до сего дня остаются самым сильным впечатлением моего сердца.

Когда я работал над этой книгой, созванивался с друзьями, коллегами Высоцкого, то чувствовал, чуть ли не кожей осязал, как «тугой» материал начинает прогибаться. Почти никто из тех, с кем приходилось общаться, лично и тем более хорошо меня не знал. Но почему-то все они рассказывали свои истории, делились самым сокровенным. И очень откровенно! Будто чувствовали, понимали — это нужно другим!

Удивительно, но в словах Романа Мячеславовича почему-то не звучат скандальные нотки. В них отсутствует суета, горячка, сиюминутная выгода. Зато есть спокойная, проверенная годами, правда. Да, своя, субъективная. Но почему-то именно она кажется мне НАСТОЯЩЕЙ! Этим материалом мне хочется закончить главу «ДРУГИ-НЕДРУГИ».