Изменить стиль страницы

– Что случилось с Рики? – спросил он однажды старого дровосека, который снабжал всю околицу дровами. Он вспомнил, что Рики часто помогал ему носить вязанки дров.

– Рики-бака? – спросил старик. – О, Рики умер, бедняга! Да, он внезапно умер почти год назад; доктора сказали, что у него была какая-то болезнь мозга. А знаете, с этим бедным Рики связана одна история. Когда Рики умер, его мать написала его имя, "Рики-бака", на ладони его левой руки – "Рики" китайским иероглифом, а "бака" на кане [79]. Она горячо молилась, прося, чтобы он заново родился в более счастливом положении. Приблизительно три месяца назад в благородном доме Нанигаси-сама, в Кодзимати [80], родился мальчик, у которого на ладони левой руки были иероглифы, которые читаются "РИКИ-БАКА"! Те люди поняли, что это рождение случилось в ответ на чью-то молитву, и повсюду расспрашивали об этом. В конце концов, торговец овощами сообщил им, что простой парень по имени Рики-бака жил в квартале Усигомэ и что он умер прошлой осенью. Они послали двух слуг отыскать мать Рики. Слуги нашли мать Рики и рассказали ей о том, что случилось. Она была чрезвычайно довольна, ведь дом Нанигаси очень богат и известен. Но слуги сказали, что семье Нанигаси-сама очень не нравится то, что на руке ребенка красуется слово "Бака". "Где ваш Рики похоронен?" – спросили они. "Он похоронен на кладбище Дзэндодзи", – ответила она. "Пожалуйста, дайте нам немного глины с его могилы", – попросили они. Тогда она отправилась с ними к храму Дзэндодзи и показала им могилу Рики. Они взяли немного глины с могилы, завернули ее в фуросики [81]и дали матери Рики немного денег.

– Но зачем им нужна была та глина? – спросил владелец дома.

– Ну, – ответил старик, – вы знаете, это нужно было для того, чтобы с руки ребенка исчезло то имя. Нет никаких других средств удалить иероглифы, которые таким образом появляются на теле ребенка. Нужно потереть кожу глиной, взятой с могилы тела, в котором его душа была в прошлой жизни...

Хораи

Голубое видение глубины, затерянной в высоте – море и небо, перетекающие друг в друга в блестящем тумане. Весенний день. Утро.

Только небо и море – одна голубая громадность... Впереди рябь отражает серебристый свет. Тонкие струйки пены кружатся в водовороте. Но немного дальше не видно никакого движения и нельзя различить цвета: неясная теплая голубизна воды, простирающаяся вдаль и тающая в голубизне воздуха. Там нет горизонта: лишь даль, вздымающаяся в бесконечность – необъятная вогнутая поверхность перед вами и сильно выгнутая над вами; цвет, становящийся интенсивнее с высотой. Но где-то в голубой середине нависает слабое-слабое видение дворцовых башен с высокими крышами, рогатыми и изогнутыми, подобно луне, – какой-то призрак странной древней роскоши, освещенный солнечными лучами, приглушенными, как память.

...То, что я, таким образом, попытался описать – это какэмоно, то есть японская живопись на шелке, висящее на стене моей беседки. Оно называется "Синкиро" – "Мираж". Но образ, представленный в мираже, ясен. Это мерцающие двери блаженного Хораи; те луноподобные крыши – это крыши Дворца Царя-Дракона; стиль их (хотя картина недавно написана японской кисточкой) – это стиль китайских строений, которым более двух тысяч лет... Много рассказывается о том месте в китайских книгах того времени.

В Хораи нет ни смерти, ни боли. Там нет зимы. Цветы в той стране никогда не исчезают, и всегда есть спелые плоды. Если однажды человек вкусит тех плодов, он больше никогда не почувствует жажду и голод. В Хораи растут магические растения сорин-си, рику-го-аои и бан-кон-то, которые излечивают любые болезни. Здесь также растет волшебная трава ё-син-си, которая воскрешает мертвых. Волшебная трава орошается волшебной водой, единственный глоток которой приносит вечную молодость. Жители Хораи едят рис из очень-очень маленьких мисок. Но рис никогда не иссякает в тех мисках, сколько бы его ни ели, пока тот, кто ест, не насытится. Жители Хораи пьют вино из очень-очень маленьких кубков, но никто не может опустошить их, сколько бы ни пил, пока на него не найдет приятная дремота опьянения.

Все это и даже больше рассказывается в легендах периода династии Цин. Но то, что люди, которые записали эти легенды, когда-либо видели Хораи, даже как мираж, неправдоподобно. Ведь на самом деле нет ни волшебных плодов, которые навсегда насыщают человека, ни волшебной травы, которая воскрешает мертвых, ни источника волшебной воды, ни мисок, в которых никогда не кончается рис, ни кубков, в которых никогда не иссякает вино. Неправда, что горе и смерть никогда не приходят в Хораи; также неправда, что там нет зимы. Зима в Хораи холодна, и ветры зимой пронизывают до костей, и снег засыпает крыши Царя-Дракона.

Однако в Хораи есть замечательные вещи. Наиболее замечательная из них не была упомянута ни одним китайским автором. Я имею в виду атмосферу Хораи. Эта атмосфера является специфической для этого места. Из-за нее рассвет в Хораи белее, чем в любом другом месте – молочный цвет, который не ослепляет, удивительно чистый, но очень мягкий. Эта атмосфера иная, чем та, которая известна людям; она очень стара, настолько стара, что страшно подумать, сколько ей лет. Это не смесь азота и кислорода. Она вообще состоит не из воздуха, а из призраков, из душ квинтиллионов квинтиллионов поколений душ, смешанных в одну огромную полупрозрачную субстанцию, – из душ людей, которые думали так, как не думаем теперь мы. Какой бы смертный человек ни вдохнул ту атмосферу, в его кровь попадают вибрации тех духов. Они изменяют чувства внутри него, изменяют его понимание Пространства и Времени таким образом, что он может видеть так, как видели они, и чувствовать так, как чувствовали они, и думать так, как думали они. Эти изменения ощущений мягкие как сон, и Хораи, который можно различить в нем, можно описать следующим образом.

Поскольку в Хораи нет знания великого зла, сердца людей никогда не стареют. И, будучи всегда молодыми в сердце, люди Хораи улыбаются от рождения до смерти, – кроме того времени, когда боги посылают им горе; тогда они прячут свои лица, пока горе не уйдет. Все люди в Хораи любят и доверяют друг другу, будто все они члены одной семьи. Речь женщин подобна пению птиц, потому что сердца их легки как души птиц. Взмахи рукавов играющих девушек напоминает порханием широких, мягких крыльев. В Хораи ничего не скрыто, кроме печали, потому что там нечего стесняться, и ничего не заперто, потому что нет воровства, а ночью, также как и днем, все двери остаются открытыми, потому что нет никакой причины для опасения. И потому что люди там – волшебники, хотя и смертные, все вещи в Хораи, кроме Дворца Царя-Дракона, являются мелкими, необыкновенными и странными. И этот волшебный народ действительно ест рис из очень-очень маленьких мисок и пьет вино из очень-очень маленьких кубков...

Многое из этого воображаемого обязано вдыханию той призрачной атмосферы – но не все. Ибо чары мертвых – лишь очарование Идеалом, обаяние древней надежды. Кое-что от той надежды воплотилось во многих сердцах, в простой красоте бескорыстных жизней, в сладости Женщины...

Злые ветры с Запада дуют над Хораи, и волшебная атмосфера, увы, всегда исчезает перед ними. Она сохраняется теперь только на лоскутах и тесьме, как та длинная яркая тесьма облаков, которая окаймляет пейзажи японских живописцев. Под этими частицами волшебного пара все еще можно найти Хораи – но не везде... Помните, что Хораи также называют "Синкиро", что значит "Мираж" – "Видение неосязаемого". И Видение исчезает, чтобы никогда больше не появиться, но остаться в картинах, стихах и снах...

Японский мир сверхъестественного

Японский мир сверхъестественного включает в себя множество ошеломляющих представителей, от смешных и причудливых до поистине ужасающих.

вернуться

79

Кана – японский фонетический алфавит.

вернуться

80

Район Токио.

вернуться

81

Квадратный кусочек шерстяной ткани, который используется как обертка для переноски небольших предметов.