Лиза на секунду замешкалась, затем поднялась со стула и, задержав дыхание, бережно прижалась губами к его губам. Она чувствовала, как ей передается его тепло, чувствовала, что она желанна. В следующее мгновение он вздохнул. Подняв голову, она увидела, что он уже спит.

Она подошла к окну и невидящими глазами уставилась на лужайку.

Возможно, она не имела права разыгрывать роль его невесты. Но ведь он так нуждался в ее поддержке. Отступать было некуда. Только вот что она теперь скажет жениху?

— Я не верю тебе, — сказал Фриц, когда она позвонила ему из отеля, чтобы сообщить, что должна еще задержаться. — Ответь мне честно, как далеко зашли ваши отношения с этим Фолленом?

— Я же говорила тебе.

— Послушай, ты уже проявила достаточно человеколюбия. Он поправляется, верно? Так в чем же дело?

— Фриц, он боится, что останется без рук.

Повисла пауза. Наконец Фриц ровным голосом произнес:

— Сочувствую. Однако ты-то чем можешь ему помочь?

— Медсестра говорит, важнее всего, чтобы кто-то помогал ему сохранять бодрость духа, поддерживал в нем надежду.

— И ты решила, что ты самый подходящий для этого человек. Но почему, Лиза? Ладно, он вытащил тебя из воды, когда ты была еще ребенком. По крайней мере, так он говорит…

— Ты несправедлив к нему. Он никогда не говорил об этом. Это я говорю. Он ни за что не признался бы. Он даже слышать не хотел.

— Лиза, почему же ты ничего не сказала мне, когда он выступал на том благотворительном ужине?

— Я уже объясняла тебе. Тогда я еще не была уверена, что он и есть тот самый человек.

— А теперь уверена? — В его тоне сквозила ироничная снисходительность. Таким тоном разговаривают с упрямыми детьми. — Дорогая, ты бываешь удивительно наивна. Ты молодая, красивая женщина. Ты призналась этому человеку, что видишь в нем героя. Понятно, что твои иллюзии пришлись как нельзя кстати.

— Неправда! Я знаю, что это он.

— Лиза, умоляю, подумай! Ты была в таком возрасте, когда девочки особенно впечатлительны, да еще чуть не утонула. Тебя спас незнакомец, который бесследно исчез. И сейчас ты заставила себя поверить, что он — перед тобой.

— Ты говоришь со мной как с больной, — сказала Лиза, нервно наматывая на палец телефонный шнур. — Ты ничего не понимаешь.

— Боюсь, даже слишком хорошо понимаю, — отрезал Фриц. — Ты просто вынуждаешь меня приехать за тобой и притащить тебя домой.

— Фриц!

— Ты прекрасно знаешь, что я этого не сделаю. Я люблю тебя, Лиза. Прошу, не забывай об этом.

— Я помню. — Слова о любви, которых он ждал от нее, уже готовы были слететь с ее губ, но вместо этого она неожиданно для себя самой сухо промолвила: — Спокойной ночи.

— Сегодня ему хуже, — сообщили ей утром, и от страха у нее замерло сердце. — У него жар. Приходится колоть антибиотики.

При виде Лизы взгляд его просветлел. На этот раз ему не пришлось вымаливать у нее поцелуй. Она поцеловала его сама, без всяких просьб, тут же почувствовав, какие горячие у него губы. Он был по-прежнему под капельницей. На тумбочке стояли кувшин и кружка с трубочкой. Лиза налила ему попить и поднесла трубочку к его губам. Он лежал, и глаза его под полуопущенными веками горячечно блестели.

— Поближе, — пробормотал он. — Прошу тебя.

Она подвинула стул ближе к кровати, и он, подняв руку, неуклюже обнял ее за плечи.

— Осторожно, — тут же испугалась она. — Твои руки…

Но он уже закрыл глаза, забывшись беспокойным сном. Она смотрела на его лицо, замечая, как при каждом вздохе чуть заметно раздуваются крылья носа и подрагивают веки. Осторожно убрала волосы с покрытого испариной лба. Потом положила голову ему на плечо и стала прислушиваться к его дыханию.

Рука соскользнула с ее плеча, и Лиза бережно, чтобы не задеть ладонь, положила ее на одеяло. Когда он вдруг застонал и тревожно заметался во сне, она принялась гладить его по голове, и он вскоре успокоился. Разгладилась морщинка между бровей, лицо стало умиротворенным, безмятежным. На губах блуждала блаженная улыбка. Что он видит во сне? — спрашивала себя Лиза.

Мне снишься ты, ответил бы он ей. И снилась все время, пока я лежал там, в снегу…

Два следующих дня Лиза почти не отходила от Максима. Жар постепенно отступал. Разговаривала она с ним, пока он не спал и пока у него были силы. Она купила книги и читала ему вслух.

Наконец Максиму разрешили вставать, но, поскольку из-за еще не заживших рук он не мог пользоваться костылями, ему приходилось передвигаться в инвалидном кресле.

В конце недели, зайдя в палату, Лиза увидела, что он сидит в кресле у окна. Повязки с ладоней уже сняли, но опухоль еще не до конца спала.

— Врач сказал, что ампутация мне уже не грозит, — объявил он.

— Макс, вот это новость!

Лиза бросилась к нему, а он, с трудом поднявшись с кресла и неловко балансируя на здоровой ноге, раскинул руки и заключил ее в объятия. Он заглянул ей в глаза, наклонил голову и поцеловал ее.

Это был долгий поцелуй, одновременно неистовый, нежный и требовательный, и она ответила на него, не задумываясь, радостно и страстно. Когда же она снова увидела его глаза, то была потрясена. В них было откровенное желание.

— На всякий случай, если ты вдруг не обратила внимания, — с улыбкой сказал он, — сегодня я чувствую себя гораздо лучше.

— Я вижу. — Лиза вспомнила о Фрице и попыталась высвободиться из объятий, но осторожно, чтобы не причинить боль Максиму.

Но он не отпускал ее.

— Постой, не уходи, — бормотал он, прижимаясь к ее щеке. — Я мечтал об этом с тех самых пор, как оставил тебя там, в отеле. Сжимать тебя в объятиях, целовать тебя, любить…

И он вновь приник к ней поцелуем. Она попыталась уклониться, но его губы были такими настойчивыми, в них было столько жажды, что она покорно уступила.

Наконец Максим отпрянул от нее, задыхаясь. Из груди его вырвался стон.

— Это сущая пытка, — пробормотал он. — Надо скорее выбираться из этого проклятого заведения. Ты нужна мне.

Сердце ее тревожно забилось. Она осторожно взяла его за руку.

— Максим, нам надо поговорить.

Он с видимой неохотой выпустил ее и одной рукой полуобнял за талию.

— Я знаю. Помоги-ка мне дойти до постели.

Опустившись на кровать, Максим, взяв Лизу за плечи, привлек к себе.

— Медсестрам это вряд ли понравится, не находишь?

— Тем хуже для них. — Он откинулся на подушку, по-прежнему обнимая ее за плечи. — Я слышал, меня через пару дней собираются выписывать.

— Куда же ты поедешь? — спросила Лиза, прекрасно понимая, как трудно будет ему одному.

С минуту он молчал.

— Клара говорит, я могу пожить у них, пока не окрепну и пока окончательно не заживут руки.

Лиза не смогла утаить охватившего ее уныния.

— Что ж… очень любезно с ее стороны.

— Да. Только у нее и без меня забот хватает с детьми.

Дом с двумя детьми едва ли будет подходящим местом для выздоравливающего. Максим все еще нуждался в посторонней помощи. Он уже научился самостоятельно есть, хотя и неуклюже, однако пользоваться ножом еще не мог. Кто-то должен был предварительно порезать еду на кусочки. Да и во многом другом ему было бы трудно обойтись без помощи.

— Не слишком ли рано? Твои руки, да и лодыжка…

— Пока меня не выписали, я должен научиться передвигаться на костылях.

Лизу вдруг осенило.

— У меня есть свободная комната, — выпалила она.

— Не хочу быть обузой для тебя. — Максим посмотрел на свои ладони и, поморщившись, попытался сжать их в кулаки.

— Не надо, — умоляющим тоном произнесла Лиза и взяла его за руки. У нее защемило сердце при виде его обезображенных струпьями пальцев. — Ты же делаешь себе больно.

— Мне сказали, что надо разрабатывать их. Черт побери, мне ненавистна сама мысль о том, что я должен зависеть от кого-то в самых пустяковых мелочах. Надо будет хотя бы купить рубашки без пуговиц и…