– Тоску по чему? – спросил он после короткой паузы.

– По любви, по тому, чтобы быть любимой, – просто ответила Кэти. – Я думаю, что она будет одержимой бабушкой. Пари держу: ей не терпится поскорее получить внуков. У нее руки слишком давно не заняты, и она чувствует пустоту.

– Почему? Она рядом с отцом.

– Да, – поспешно согласилась Кэти. – И они очень дружны, это видно с первого взгляда. Но женщина всегда мечтает о внуках. Обычно это чувство приходит задолго до их появления.

– А как относится к внукам мужчина?

– Он созревает медленнее, – лукаво улыбнулась Кэти. – Но когда внуки появляются, он часто их боготворит и ведет себя так, словно они родились сугубо по его инициативе.

Рука Джада крепче обвилась вокруг ее талии. Танцуя, он вел ее сквозь открытые двери, из зала в зал – к веранде.

– Вы во всем видите неожиданную сторону, – проговорил он, останавливаясь около парапета, наклоняясь и заглядывая ей в глаза.

– Да нет. – Кэти сделала шаг назад и медленно двинулась вдоль каменной балюстрады, глубоко дыша мягким благоухающим воздухом, любуясь огнями расстилающегося внизу сада. Нет, я просто смотрю и слушаю. И, знаете, порой мне кажется, что все мужчины или слепы или чудовищно толстокожи. Но, возвращаясь к вашей матери: чего я не понимаю, так это как вы могли не видеть?

– Но вы же сами объяснили: я слишком долго был во власти привычки. – Подойдя к ней вплотную, он нежно взял ее за руку, легонько погладил ладонь, потом сплел ее пальцы со своими. – Знаете, в чем я изменился в последнее время? Я стал предпочитать прямые пути. Понял: чтобы добиться желаемого, надо стремиться прямо к цели.

О Боже, мелькнуло в голове у Кэти. Как можно было забыть о тревожных звоночках, предупредительно прозвучавших в мозгу после того, как, поцеловав Агату в щеку, он поднял глаза. В одном этом взгляде было достаточно жара, чтобы спешно схватиться за огнетушитель.

А ведь потом были и другие предупредительные сигналы.

Но она, Кэти, по ряду причин отмахнулась от них, убедила себя, что сама создает напряжение, фантазирует, ощущая какие-то внешние токи. И как же было не ошибиться? – невесело усмехнулась она. Как было разобраться в происходящем, если она даже вспомнить не может, когда мужчина в последний раз смотрел на нее с такой жадностью? А если быть честной, то никакого первого раза ей тоже не вспомнить.

А Джад – из тех, кто борется за обладание желаемым.

Весь вечер он незаметно, но с железным упорством ставил преграду между нею и своим братом. Причем делал это так ловко, что она даже не осознавала, что происходит. Отца он не воспринимал соперником и не придумывал уловок, чтобы помешать ему танцевать с Кэти. Но Джейсону напрямую сказал, чтобы тот подыскал себе другую партнершу.

И он то и дело находил возможность прикоснуться к ней.

Думая об этом, она с изумлением осознала, что Джад – это сплав нежности и чувственности. Весь вечер он находил способы заставить ее физически почувствовать свою близость. Легкое ненавязчивое прикосновение к локтю, к руке, внезапно вспыхивающие серебристой искрой глаза – все было направлено к этой цели.

Да, он опасен.

А она с непростительным легкомыслием растворилась в теплой гостеприимной атмосфере вечера, поверила, что и в самом деле приехала на этот бал, чтобы непринужденно отдохнуть, получала удовольствие, открывая тайные пружины конфликта характеров в семействе Джордан, и старалась не обращать внимания на вибрацию в собственных нервных окончаниях и не задумываться над ее причинами.

И что же делать теперь?

Кэти чуть расправила плечи, по-прежнему избегая устремленного на нее взгляда. И в этот момент часы начали бить полночь – время, когда Золушке надо вернуться в реальный мир, а Кэти Донован вспомнить о своих планах, в которых нет места мужчине, особенно такому, который, пройдя через суровое, лишенное ласки детство, захочет иметь женой милую, любящую, заботливую женщину.

Кинув на него быстрый взгляд, Кэти вынуждена была признать, что в данный момент Джад явно не кажется слабаком, нуждающимся в опоре. Но ведь нельзя поручиться, что он не изменится. Кэти нахмурилась.

– Почему появились морщинки? – касаясь двух вертикальных черточек между бровей, спросил Джад.

– Потому что я, кажется, собираюсь крупно сглупить, – тщательно отбирая слова, сказала она.

– Вы собираетесь кинуться мне в объятия? – откликнулся он с живым интересом.

– Нет, до такой крупной глупости я не додумалась, – сухо сказала она, но не выдержала и улыбнулась.

– Жаль. – Рука Джада, лаская, скользнула вниз по щеке. – Мне эта идея очень понравилась.

– Глупость, которую я хочу совершить, просьба. Я хочу попросить вас не говорить того, что вы собираетесь сказать.

– Почему?

– Потому что это сразу же все осложнит и испортит мне легкий приятный вечер, – растерянно сказала Кэти, опешив от не оставлявшей места шуткам прямоты вопроса.

– То есть возникнет нечто такое, с чем вы не готовы встретиться? – мягко спросил Джад, не делая больше попыток ненароком к ней прикоснуться.

– Именно так. – Она кивнула, и их взгляды наконец встретились.

Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем он произнес:

– Хорошо. Никаких слов не будет.

От этого обещания Кэти сразу же полегчало. Охваченная благодарностью, она радостно улыбнулась ему, но он шагнул вперед, и улыбка начала гаснуть, а когда свет сбоку упал ему на лицо, то исчезла совсем. Сердце забилось тяжелым молотом. Она попыталась отодвинуться и почти сразу же оказалась прижатой к стене. Лицо Джада приближалось и приближалось.

Для женщины, чьи планы и фантазии неотступно кружились вокруг картины тишины и покоя, это лицо было опасным.

Упершись ладонями в стену, справа и слева от ее головы, он как бы отгородил ее от всего мира.

– Джад, я… – начала она с расширенными от страха глазами.

– Не надо слов, Кэти, – прошептал он, – не надо слов.

Она ощущала идущее от него излучение все подчиняющей себе мужской силы, волны его желания затопляли ее своим жаром, оглушая, рождали волнение, трепет. В ужасе оттого, что она может так примитивно, нутром отдаваться навязываемому ей чувству, Кэти отчаянно замотала головой, открыла рот, чтобы сказать что-то путное, и в тот же миг Джад прикоснулся губами к ее губам, а потом прильнул к ним глубоким поцелуем, соединяя чувства, осязание, вкус в едином порыве желания. И Кэти не оттолкнула его. Стрелка магнита качнулась – и на несколько безумных, невообразимых мгновений она прижалась к нему, всем существом отдаваясь с головой захлестнувшим волнам восторга.

Когда Джад поднял голову, Кэти смотрела на него потрясенным взглядом.

– Все так, как я думал, – сказал он тоном очень довольного собой человека. – Слова нам действительно не нужны. А теперь, может, вернемся в зал и, если там играют что-нибудь приятное, потанцуем?

Он торопил ее.

А ведь Кэти Донован показала так ясно, как это только возможно для мягкосердечного человека, что ей не только не хочется, чтобы ее торопили, но и вообще не хочется, чтобы вмешивались в ее жизнь.

И именно поэтому он торопил ее.

Кэти, скорее всего, не понимала, что дошла до грани смертельной усталости и полной опустошенности. А ему нередко приходилось наблюдать такие состояния. Два года назад он и сам прошел через это. И потому безошибочно чуял признаки подобного кризиса в других.

Ее реакции были сейчас нестабильны. В любой момент она могла как замкнуться, так и ринуться с головой в головокружительный роман. И именно поэтому он торопил ее. Если ей суждено закружиться в романе, он станет его героем. А если она в самом деле склонится к побегу, он будет рядом и сумеет удержать ее.

Первый взгляд, который он бросил на Кэти, мгновенно зажег ему кровь, второй – вызвал желание пасть перед ней на колени. Ей пока этого не понять, но она его женщина. В брюках, в вечернем платье, сшитом, чтобы сводить с ума, или просто в костюме Евы – она его женщина. Он в этом уверен. Он чувствует это нутром. Осталось немного: заставить ее почувствовать то же самое.