величие тьмы. Чтобы прогнать страх, я заставила себя улыбнуться в душе и пустить в голову

иронические мысли: “Интересно, чтобы за вид у него был, скажи я сейчас, что в моём мире

вампиры давно не отталкивающие злодеи-убийцы, вселяющие страх и трепет, а всего-

навсего предмет поклонения возбуждённо визжащей толпы девчонок у кинотеатра?” Это

немного помогло. Однако мне было трудно отыскать ответ на вопрос Мира. Я никого не

выбирала, а просто отвергла бессмысленные идеи и намерения вампиров. Я понимала, что

поступаю опрометчиво, но меньше всего мне хотелось слышать свою собственную ложь. В

любом случае, я не видела сильной разницы между тем, чтобы спрыгнуть с крыши или быть

убитой вампирами, хотя, если хорошо подумать, моя гордость могла смириться только с

первым вариантом. В этом заключалась вся моя сущность.

Как-то на выставке художников-сюрреалистов, проходившей в одном из московских музеев,

Лекса познакомила меня со своим другом, “большим любителем искусства и женщин” – как

она представила мне этого мужчину. Его звали Адам, что мне очень понравилось, поскольку

до этого я ещё не знала никого лично, кто бы носил подобное имя. На вид ему было около

сорока лет, он был невысокого роста и крепкого телосложения, но больше всего в его

внешности мне запомнились длинные чёрные усы, которые смешно дёргались всякий раз,

когда он что-то излишне эмоционально рассказывал, и маленькая острая бородка, которая

вытягивала его и без того продолговатое лицо. Адам довольно странно приветствовал Лексу.

– Моя прекрасная Лилит! – протянул он нараспев и нескромно поцеловал её прямо в губы. –

Выглядишь неотразимо. Глядя на твою красоту, я всегда испытываю танталовые муки.

Она рассмеялась очаровательным игривым смехом, а потом представила нас друг другу.

Адам сразу окрестил меня “таинственной невидимкой”, вероятно, из-за моей привычки

завешиваться волосами: они были длинные и густые, поэтому, когда я распускала их,

служили мне надёжным прикрытием от лишних любопытных взглядов, не пуская в мой

тёмный заснеженный мир непрошенных чужаков, которым вовсе не нужно было видеть, как

там стремительно замерзают моря и реки, как почва покрывается ледником, как гибнет

вокруг всё живое.

– Люблю эту работу, – сказал Адам, взглянув на картину Макса Эрнста “Европа после дождя

II”. – Трагическое зрелище.

– Не такое уж трагическое, – возразила Лекса. – Взгляни, какое ясное небо. Тут есть надежда.

Адам посмотрел на неё с таким обожанием и страстью, что мне стало неловко. Я

почувствовала себя третьей лишней.

– Ты права, – произнёс он, – ведь как сказал великий Гёте: “Надежда живёт даже у самых

могил”.

– Не всегда, – вдруг сказала я и тут же пожалела.

Лекса догадывалась, что меня мучает, хотя я делилась с ней далеко не всеми мыслями, но

мне вовсе не хотелось обнажать свою душу перед совершенно незнакомым мне человеком: к

этому времени, я уже окончательно убедилась, что это глупо и бесполезно. В конце концов,

что привело меня к такому невесёлому концу? Маленький биоробот дал сбой и захотел

перерезать собственные провода или как-то иначе отключить своё питание? Моя собственная

гордость? Возможно. Но больше всего – отчаянье и потеря надежды. Чтобы как-то ответить

на любопытный вопрос в глазах Адама, я сказала:

– Я просто подумала о том, что если бы испытывала невыносимые муки, умирая от

неизлечимой болезни, и знала, что жить мне осталось лишь несколько дней, то я бы сама

ушла из жизни. Потому что болезнь не должна победить. Последний шаг должен быть за

мной.

– Ты слышишь? – сказала Лекса своему знакомому и многозначительно посмотрела на него.

Он кивнул и странно улыбнулся ей в ответ. Лекса поняла меня, я в этом не сомневаюсь.

Единственное в чём я не уверена – чувствовала ли она подобное, думала ли об этом, или

только понимала. Но за одно только это понимание я боготворила её. Мне было тяжело,

когда она вдруг предала меня – исчезла в моей жизни, равнодушно попрощавшись. Как

правило, люди остаются безразличными к чужим проблемам, если только они не

затрагивают их интересы. Это не секрет. Хотя, думаю, даже в самом героическом

альтруистическом поступке можно найти корысть, стремление к выживанию, обычные

страхи. Будь Саша сейчас рядом и услышь эти мысли, он бы непременно возразил мне, стал

приводить множество примеров, что-то доказывать, а я бы отпиралась и не соглашалась до

последнего, в тайне от своего друга, испытывая к нему самую нежную благодарность за эти

далёкие, но на время согревающие слова. Только Саша всегда был рядом, даже находясь от

меня за тысячи километров. Он пытался избавить меня от страданий, но теперь сам мучается

из-за меня, а я ничего не могу исправить.

Не знаю, как бы повёл себя Мир и другие вампиры, так и не дождавшись моего ответа: мне

не пришлось это узнавать – возникший шумный гул над головой отвлёк их внимание. Это

был гул двух летящих вертолётов. Подлетев к нам, они зависли над крышей. Вампиры

настороженно замерли, но, судя по всему, не торопились ничего предпринимать, ожидая

дальнейших действий. Я думала, по нам откроют огонь или последует нечто подобное, но

никак не ожидала того, что случилось за тем. Дверцы вертолётов распахнулись, и на нас

сверху посыпался обильный красный дождь – это были обычные немного влажные лепестки

роз, которые почему-то привели в ужас собравшихся вампиров, но уже через несколько

секунд я поняла почему. Едва прикасаясь к их коже, они шипели, разъедая их плоть, как

самая сильная кислота. Некоторые из вампиров, включая Мира, стремительно покинули

крышу, а некоторые, вероятно, обезумев от боли, кинулись вверх, пытаясь расквитаться с

напавшими противниками, но никто так и не смог добраться до вертолётов – трупы

неудавшихся мстителей с изглоданными до костей лицами и другими открытыми участками

тел падали вниз, на прекрасный пунцовый ковёр, ароматно пахнущий розами. Я спряталась

за бетонной надстройкой, присев и укрыв голову руками, словно сама боялась погибнуть под

этим нежным цветочным дождём. Мне на самом деле казалось, что скоро наступит моя

очередь, что я не сильно отличаюсь от них, чтобы не заслуживать подобной кары.

Спустя минуту внизу всё затихло, никто больше не метался, не кричал. Поднявшись, я

обнаружила, что один из вертолётов улетел, а другой опустился на крышу в нескольких

метрах от меня, но пока из него никто не вышел, а его винт ещё продолжал вращаться.

Осторожно ступая по мягким лепесткам, я приблизилась к вертолёту. Внутри было

несколько человек, они пристально изучали меня, о чём-то оживленно переговариваясь;

потом один из них решил выйти. Светловолосый мужчина с зелёными глазами сразу

показался мне знакомым, но только когда он заговорил, я поняла, кто это.

– Я был уверен, что встречу вас на этой вечеринке, – сказал он. – Будете по-прежнему

утверждать, что никак не связаны с ними?

При этих словах Доктор пнул лежащее у его ног обезображенное тело какого-то вампира.

– Безусловно, – ответила я. – Меня привёл сюда Мир, он хотел показать мне кое-что важное,

но не успел.

Сказанное рассмешило его.

– Глупо надеяться, что я вам поверю, – произнёс он, растянув губы в колючей улыбке. –

Хотите сказать, что добровольно пошли с вампиром, поверив его россказням после моих

предупреждений? Звучит странно и, как минимум, неправдоподобно.

Меня немного разозлил его самоуверенный вид.

– Представьте себе, так бывает, – сказала я. – Люди вообще довольно странные создания.

Кто-то хочет вечной любви, кто-то жаждет скорейшей смерти, кто-то ищет нежности, кто-то

предпочитает садо-мазо. Мне вот захотелось прогуляться с вампиром. Кстати, как вам