—Теперь, когда ты об этом упомянул, я восстанавливаю в памяти, что ты примерно так и выражался... и вспоминаю причину, побудившую тебя так говорить, а также то, что горести свои ты в тот день попытался утопить на дне бутылки. К пяти часам дня был уже в стельку пьян, а жена даже в постель тебя не желала класть, так ведь?

—Чертово пекло.— Энтони заметно скис, в то время как Джеймс сделался улыбчивым. — Ты сам в тот день едва на ногах держался. Как ты, черт возьми, можешь это помнить?

—Ты еще спрашиваешь, когда лицезреть тебя было так дьявольски забавно? Ни на секунду не мог оторваться от этого зрелища, милый мой.

—Сдается мне, они опять сейчас сцепятся, — обратилась Розлинн к Джорджине. — Отчего нам не предоставить их друг другу? Если нас не будет подле них, они вполне способны прикончить друг друга. — И со значением посмотрев на супруга, добавила: — Что избавит нас от этой необходимости.

—Если вы уйдете, его не будут так раздражать мои шпильки, — запротестовал Энтони, видя, что обе женщины поднялись из-за стола.

—Вот именно, дорогой мой. — Розлинн послала ему улыбку, а затем обратилась к его брату: — Кстати, Джеймс, вчера вечером я известила Силверли о твоем приезде. Так что тебе, наверное, лучше ничем сегодняшний день не занимать, потому что Регги не такова, чтобы ждать до вечера встречи с тобой. А ты же знаешь, каким это будет для нее ударом, если она с тобой разминется.

Услышав это, Джорджина после паузы весьма требовательно поинтересовалась:

—И кто же такая эта Регги?

—Ригэн, — ответил Джеймс, улыбаясь при воспоминании о ее приступе ревности и ощущая признаки нового.

Бросив довольно злобный взгляд на Джеймса, Энтони сказал:

—У нас по этому поводу вечные разногласия — каким именем ее называть, однако это наша любимая племянница. Мы вчетвером ее воспитывали, когда умерла наша сестра.

Представить себе это Джорджина уж никак не могла. Но одно то, что эта Ригэн-Регги являлась родственницей Джеймса, заставляло ее потерять к ней интерес. Тем не менее даже если Джорджине предстояло задержаться здесь не слишком долго, она все равно должна была постараться разузнать поподробнее о его большой семье, хотя бы во избежание того, чтобы впадать в ярость при любом упоминании женского имени в какой-то связи с его именем. Было бы любезно с его стороны, если бы до их приезда он удосужился сориентировать ее во всех этих именах, однако он был не склонен распространяться о своем семействе — возможно, для того, чтобы и у нее не появилось желания поговорить о своем. Что ж, это справедливо.

42

—Всем известно, что мужчины вступают в брак, — резонно, хотя и с некоторым сарказмом, заметила Джорджина. — Причем для них это обычное дело, как и для женщин. Так не сможет ли мне кто-нибудь объяснить, отчего первой и столь единодушной реакцией на известие о женитьбе Джеймса остается шок, который сменяется неверием в этот факт? Господи, да не монах же он.

—Совершенно точно. Никто бы никогда не посмел бы назвать его монахом. — И говорившая рассыпалась мелкими смешками.

Регги, или Ригэн, как ее именовали в разных ситуациях, оказалась Реджиной Иден, виконтессой Монтиета. Это была очень юная виконтесса, ей исполнилось лишь двадцать лет, и ростом она была не выше Джорджины. Никто не смог бы усомниться, что она принадлежала к клану Мэлори по крайней мере к тому крылу, к которому относились Энтони и Джереми, ибо имела такие же черные волосы и пронзительно синие глаза. Однако Джорджине предстояло убедиться, что они являли собой исключения, наряду с Эми, одной из дочерей Эдварда. Все остальные Мэлори походили на Джеймса: светловолосые и чаще всего зеленоглазые.

К своему облегчению, Джорджина обнаружила, что Реджина Иден оказалась невероятно обаятельной. Очень быстро выяснилось, что это живая, очаровательная, открытая, шаловливая и очень, очень откровенная девушка. Она буквально искрилась хорошим юмором с того самого момента, как появилась в середине дня, однако особенно с того момента, как поинтересовалась у Джеймса: «А для какой из своих любовниц ты у меня вещи одалживал?» — поскольку в тот момент, когда за вещами приезжали, ее не было дома. И пока Джеймс подыскивал форму, в которую получше облечь новость, Энтони не мог удержаться, чтобы не брякнуть:

—Для той, на которой он женился, киска.

К счастью, девушка в этот момент сидела. Однако Джорджина насчитала, что она по меньшей мере девять раз повторила: «Я этому не верю», а затем: «О, как славно!», причем всего лишь на протяжении нескольких часов.

Сейчас Джорджина находилась наверху, и ей искусно укладывала волосы служанка Розлинн — Нетти Макдональд, средних лет шотландка, чей мягкий акцент и еще более мягкий взгляд зеленых глаз навел Джорджину на мысль: как бы эта женщина могла прийтись по сердцу Маку. Розлинн с Реджиной тоже были здесь, вроде бы для того, чтобы проследить, чтобы выглядела она достаточно презентабельно для встречи со старшими членами семьи, братьями Джеймса, однако на деле они заботились, чтобы у нее улеглось волнение, и с этой целью засыпали ее любопытными историями обо всех членах семьи и отвечали на все ее вопросы.

—Наверное, это действительно кажется немного странным любому, кто не знаком с историей жизни дяди Джеймса. — Реджина уже достаточно успокоилась, чтобы ответить на вопрос Джорджины. — Это человек, давший клятву никогда не вступать в брак, и в том, что он настроен абсолютно серьезно, сомнений ни у кого не было. Но чтобы понять, почему он это сделал, вам надо принять во внимание, что он был... ну, он был...

—Знатоком женщин? — постаралась помочь Джорджина.

—О, как замечательно и точно сказано! Я сама так однажды выразилась.

Джорджина лишь улыбнулась. Розлинн закатила глаза. Ей доводилось слышать, что эта проказница так же называла и ее Энтони, однако она сама предпочитала распутника называть распутником.

—Однако дядя Джеймс был не просто знатоком, — продолжала объяснять Реджина. — Я могу быть откровенной?

—Вне всяких сомнений, — ответила Джорджина.

Однако Розлинн поспешила предупредить:

—Не заставляй ее ревновать, Реджи.

—К давним грешкам? — хихикнула девушка. — Я, к примеру, безмерно признательна каждой из прежних любовниц моего Николаса. Без такого опыта...

— Мне кажется, нам ясен ход твоих мыслей, дорогая, — перебила ее Розлинн, не сдержав улыбки. — И мы могли бы с тобой согласиться, — добавила она, увидев, что Джорджина тоже улыбается.

—Так вот, продолжу. Дядя Джеймс был немного более, чем просто знаток женщин. В начале этого пути, оказавшегося весьма изнурительным, его можно было назвать пожирателем женщин. Утро, день, ночь — и никогда с одной и той же женщиной. Это абсолютная правда, — настаивала Реджина. — Спроси Тони, если мне не веришь, или дядю Джейсона, кому, на его несчастье, выпало попытаться обуздать безумства Джеймса, пока он еще оставался в доме, — без всякого успеха, могу добавить. Разумеется, в половине случаев дядя Джеймс просто хотел позлить Джейсона. Но Джеймс был необуздан. С самой юности он всегда поступал по-своему, всегда стремился отличаться от других братьев. Неудивительно, что первый раз он участвовал в дуэли, когда ему еще не исполнилось двадцати. Конечно же, он тогда победил. И всех остальных соперников на дуэлях побеждал, все об этом знают. Джейсон, великолепный стрелок, обучил этому всех братьев. Энтони и Джеймс, однако, пристрастились еще и к кулачным боям, и много раз они, отвечая на вызов, предлагали решить дело на ринге, а не на лужайке для стрельбы.

—Это хотя бы не сулило смерти.

—О, нет, на самом деле он никого не убил, во всяком случае, не припоминаю, чтобы доводилось о таком слышать. Ведь своего противника обычно стремится убить тот, кто в ярости бросил вызов.

—Энтони обычно справлялся у своих противников, где они предпочитают получить свои раны, — вставила Розлинн. — Подобный вопрос подрывает у оппонента уверенность в своих силах.