—Если это новая лесть, то заработал ты ноль очков.
—Коли ты уж ведешь подсчет очков, во сколько ты это оценишь? Я хочу тебя.
Немного приподняв, он прижал ее к себе так, что она смогла ощутить: он говорит не вообще, а именно о данном моменте. Он пришел в возбуждение, а когда это происходило, все его тело искушало: бедра прижимались к ее лону, его грудь дразняще прижималась к ее, заставляя соски твердеть, руки находили самые чувствительные к ласкам места, губы блокировали любой протест. Какой там протест... Джорджина полетела в бездну в ту минуту, как ощутила возникшее у него желание.
Сдаваясь, она сумела поддразнить его, хотя дыхание едва позволило ей это сделать:
—А как насчет родственников, с которыми мне предстояло встретиться?
— Пусть катятся к дьяволу, — выдавил Джеймс, прерывисто дыша. — Это важнее.
Его бедро оказалось меж ее, держа в ладонях ее попку, он всю ее подтянул повыше. От всех этих прикосновений она издала стон, руки сомкнулись вокруг его шеи, ноги — вокруг поясницы, голова откинулась назад, и шею ей обожгли его губы. Уже и мысли не было поддразнивать его — все заслонила накатывающаяся на них страсть.
И в этот накаленный момент в комнату вошел Энтони Мэлори.
—Я-то полагал, что наш юный шалопай дурит меня, но вижу, что нет.
Джеймс поднял голову, своим рычанием давая знать о крайнем раздражении:
—Чтоб тебя, Тони, ты чертовски не вовремя.
Джорджина медленно сползла на пол, хотя едва держалась на ногах. И только тут поняла, что им помешал один из родственников. К счастью, руки Джеймса все еще поддерживали ее, но, разумеется, они не могли воспрепятствовать тому, что щеки смертельно испуганной Джорджины стали покрываться ярким румянцем.
Она запомнила Энтони по тому вечеру в таверне, когда он принял Мака за кого-то другого; помнила, что решила: это самый красивый голубоглазый дьявол, которого она когда-либо видела — до того, как заметила Джеймса. Но все же Энтони был поразительно хорош собой. И не просто из зловредности она сказала Джеймсу, что сын его больше похож на Энтони. В сущности, Джереми напоминал юного Энтони, вплоть до пронзительно синих глаз и черных, как уголь, волос. У нее оставались сомнения, действительно ли Джеймс убежден, что Джереми — его сын. И приходилось лишь догадываться, что о ней подумал Энтони, окинув ее беглым взглядом.
Надеть ей на глаз косую повязку — и вид у нее будет окончательно пиратский: распахнутая белая рубашка Джеймса, его широкий пояс, подогнанный ей по размеру и надетый поверх рубашки, которая была ей чудовищно велика, обтягивающие штаны. И еще ноги ниже колен голые. Она сняла лишь башмаки и чулки перед тем, как в отчаянии броситься на кровать и ненароком заснуть.
Она ощущала себя крайне униженной — ее застали в таком виде, в такой интимный момент, но хотя бы на сей раз здесь не было ее вины. Она находилась за закрытой дверью, занимаясь тем, на что имела полное право. Почувствовать неловкость должен был как раз Энтони, вошедший без предупреждения, однако тот не выглядел смущенным — только раздосадованным.
—Приятно увидеть тебя здесь, братец, — проговорил он в ответ на весьма резкие слова Джеймса. — Но не твою девушку. У тебя примерно две минуты, чтобы избавиться от крошки, прежде чем сюда придет жена, чтобы поздороваться с тобой.
—Джордж никуда не уйдет, а вот тебе бы лучше убраться.
—Ты тронулся? Забыл, что это уже больше не обитель холостяка?
—Спамятью у меня, старина, все в порядке, но нужды прятать Джордж нет. Она...
—Теперь мы пропали, — с досадой перебил его Энтони, поскольку все услышали шаги в коридоре. — Запихни ее под кровать, куда угодно... Ну, не стой же, как... — И он сам потянулся к Джорджине.
—Дотронешься до нее, парень, — мягко предупредил Джеймс, — и сам на полу растянешься.
—Ну, мне это по вкусу, — надменно ответил Энтони, однако отстранился от девушки. — Прекрасно. Тогда найди способ, как это все объяснить. Но если из-за этого у меня будет ссора с Розлинн, я тебе шкуру попорчу, вот увидишь.
—Энтони, — ответил на это Джеймс, — заткнись.
Именно это он и сделал. Прислонившись к стене и скрестив руки на груди, он ждал начала фейерверка. Джорджину он едва удостоил беглым взглядом. Взгляд его был устремлен в проем двери, где должна была появиться жена.
Джорджине уже стало казаться, что в комнате сейчас возникнет некий дракон. Женщина, способная ввергнуть этого высокого, физически совершенного мужчину в тревогу, что им могут быть недовольны, должна являть собою нечто устрашающее. Однако ничего пугающего в Розлинн Мэлори не ощущалось, когда, войдя в комнату, та адресовала ослепительную улыбку Джеймсу, а затем и Джорджине. Это была поразительно красивая женщина, ростом ненамного выше Джорджины, ненамного старше и, судя по ее виду, ненамного раньше нее забеременевшая.
—Джереми только что остановил меня на лестнице, чтобы сказать, что ты женился, Джеймс. Это правда?
—Женился? — живо заинтересовался Энтони.
—Мне казалось, ты сказал, что не сумел убедить в этом Джереми, — обратилась Джорджина к Джеймсу.
—Не сумел. Наше драгоценное дитя лояльно до мелочей, если полагает, что это ему на пользу. Заметь, Энтони, он этого не сказал. Потому что сам в это не верит.
—Женился? — снова спросил Энтони, однако, как и раньше, внимания никто на это не обратил.
Розлинн спросила:
—Чему Джереми не поверил?
—Тому, что Джордж — моя виконтесса.
—Как умно, Джеймс, с твоей стороны — найти этому другое наименование. Но против этого я возражаю, так что подыщи еще одно. И нечего прилеплять ко мне разные английские титулы.
—Слишком поздно, любовь моя. Титул получают вместе с именем.
—Женился? — заорал на этот раз Энтони, чем сумел, в конце концов, привлечь внимание Джеймса. — Не слишком ли ты далеко заходишь, чтобы избежать нахлобучки?
Но еще прежде, чем Джеймс успел как-то на это отреагировать, Розлинн обратилась к своему супругу:
—Кто, будучи в здравом уме, захочет дать ему нахлобучку?
—Ты, дорогая.
Розлинн хмыкнула, издав при этом хрипловатый грудной звук, заставивший Джорджину удивленно заморгать.
—Серьезно в этом сомневаюсь. Но отчего бы тебе не сказать, почему ты так уверен, что мне бы этого захотелось.
Махнув рукой в направлении Джорджины, он даже не удостоил ее своим взглядом.
—Потому что он вернулся домой с... с его новой... ну, с ней.
А это было уже немного чересчур для Джорджины, чтобы не закипеть:
—Я вам не какая-то «она», вы, надутый осел, — тихо, но с явной враждебностью проговорила она. — Я американка, а в данный момент — Мэлори.
—Браво, дорогуша, — со смехом отозвался Энтони. — Но ведь ты будешь повторять все то, что он просил тебя говорить, да?
Тут, обернувшись к Джеймсу, она ткнула его в ребра.
—Не возникнет необходимости убеждать еще кого-то? Так ты, кажется, говорил?
—Послушай, Джордж, — умиротворяющим тоном заговорил Джеймс. — Ничего такого не произошло, чтобы выходить из себя, показывать свой характер.
—У меня уже нет характера! — завопила она ему. — И вообще я не состою в браке, во всяком случае, в глазах твоей семьи. Так что, как я понимаю, ты сможешь подыскать себе другую комнату, не правда ли?
Угрожать ему именно этим явно не стоило, когда тело его еще не полностью остыло от столь грубо прерванных объятий.
—Черта с три я стану подыскивать. Ты хочешь, чтобы его убедили? Сейчас я тебе покажу, как несложно убедить моего братишечку.
И, сжав кулаки, он двинулся к Энтони.
Встревоженная этим неожиданным поворотом, Розлинн быстро шагнула к Джеймсу, который, казалось, готов был разорвать Энтони на куски, доберись он до него.
—Ну, не надо. Никаких драк в моем доме. Зачем ты только позволил ему так себя разозлить? Что ты, не знаешь его?
Заговорил и Энтони, теперь более дипломатично:
—Признайся, старина, ты же всем нам голову морочишь?
—Если бы головой думал, а не задницей, то понял бы, что на эту тему я шутить бы не стал, — раздраженно ответил Джеймс.