— Хэй-йех!

— Да.

— Ты говорил Старлайт, что собираешься поступить в колледж,

— Когда-нибудь, дедушка. В этом мне поможет правительство, и я буду неплохо зарабатывать, ведь я побывал на войне. Но колледжи есть и в Азии, и я думаю, что буду поступать в один из них.

— Уайя, мне кажется, мы потеряем тебя в тех твоих новых местах. Каждый мужчина должен идти своим путем. Я прошу тебя никогда не забывать в своем сердце об аниюнвийя. И приезжай сюда, в свой дом, когда сможешь. Мы будем ждать тебя — твои горы, твоя семья и твоя память.

Часть вторая

В конце железнодорожной ветки он «поехал» в тележке, запряженной быками. На самом же деле, Дэйн брел рядом и повторял название храма Уиджонбу. Через несколько миль мальчик в повозке сказал ему что-то по-корейски и указал на возвышавшуюся перед ними гору. Между вершинами, в просвете, он увидел крышу храма и пошел по направлению к ней.

Было чертовски холодно, и Дэйн с благодарностью кутался в оставшуюся со времен войны парку. Здесь, в Центральной Корее, он перевидал много военной одежды. Шапки Дэйн не носил, зато на ногах у него были крепкие ботинки, и чувствовал он себя превосходно. Год тренировок закалил его выше всяческих ожиданий.

Пробравшись сквозь кустарник, Дэйн прошел между деревьями, искореженными безжалостным зимним ветром. Облака лежали почти что на земле и обещали снегопад. Внезапно перед ним возник храм огромное четырехугольное здание, выполненное из какого-то неизвестного Дэйну камня. С массивной деревянной дверью, возле которой висела веревка. Дэйн потянул за нее, и где-то в глубинах храма раздался низкий вибрирующий звук. Через несколько секунд дверь отворилась.

Перед Дэйном стоял молодой монах в сером халате, подпоясанном на талии. Он безо всякого удивления посмотрел на Дэйна и пригласил его войти. Дэйн прошел в большой прямоугольный двор и увидел множество построек, некоторые из которых высотой были в два этажа.

— Я хотел бы увидеть мастера Кима, — сказал он.

Монах кивнул. Дэйн догадывался, что он понял только имя — Ким. Он прошел следом за монахом за угол здания и углубился в храмовый комплекс. Вокруг него двигались монахи, некоторые тащили мешки с рисом, другие — иную снедь. Подойдя к какому-то большому зданию, монах открыл дверь. Дэйн прошел за ним следом в небольшую прихожую. На степе висело вырезанное из дерева изображение Будды, а внизу стояла плошка с углями. Дэйн почувствовал исходящее от них тепло, но остался стоять в стороне, с любопытством поглядывая во внутренние покои.

— Ты можешь войти, — сказал монах и исчез.

Дэйн прошел в зал, одновременно знакомый и неизвестный. Некоторые приспособления он с разу узнал: бревно, мешки с песком, груши, доски. Но они были какими-то незнакомыми. Были и совершенно иные. Например, оружие. По стенам зала висели копья, цепи, ножи и какие-то метательные орудия очень странных форм. Дэйн стоял, вбирая все это в себя и ощущая силу, царящую в этом зале. И только через некоторое время разглядел фигуру сидящего человека в дальнем углу доджанга. Дэйн глубоко поклонился ему и, выпрямившись, начал с любопытством его оглядывать.

Человек был Не молод, но и не стар. Он был среднего роста, длинные волосы он завязал сзади белой лентой. Остальная одежда состояла из обычных белых полотняных ги-штанов и куртки ученика таэквондо. На талии был повязан в традиционной манере длинный черный пояс.

— Мастер Ким?

Сидящий человек взглянул на Дэйна и ответил. Голос был глубокий, без акцента.

— Говорить можно только, когда к тебе обращаются. Делать только то, что приказано. Ни ко мне, ни к другим учителям нельзя обращаться, пока мы сами этого не попросим. — Он замолчал, и во время этой паузы Дэйн снова поклонился, но не произнес ни слова.

— Садись.

Дэйн сел, скрестив ноги, на пол и только тогда почувствовал всю яростную силу ветра за пределами здания и тишину, царившую в сумрачной комнате. Между ним и сидящим корейцем было никак не меньше тридцати футов пустого пространства.

Через какое-то время человек в тренировочном г и произнес:

— Я — мастер Ким. Это храм монахов Уиджонбу. У него нет иного названия, так же, как и у нас нет иных целей. Пока ты находишься здесь, ты будешь изучать таэквондо. Если ты думаешь, что твой черный пояс делает тебя значительным, то здесь поймешь, что он обозначает только начало.

— Мастер Сонг говорил, что у тебя неплохая техника, но не хватает смирения. Здесь ты познаешь его. Тебя научат здесь многим вещам. Мы поможем тебе познать, что ты есть. Понимаешь?

— Да, мастер.

— Ты единственный некореец, который когда-либо был допущен в этот храм. Отобран для него. Смотри, чтобы это не повлияло на твое смирение.

— Слушаюсь, мастер.

— Ты человек с Запада. И поэтому для тебя будет довольно сложно принять какие-то вещи, но со временем это придет. Ты поймешь, что руки и ноги могут двигаться быстрее, чем за ними способен уследить глаз, и что подумать о чем-то — значит это сделать. На подсознательном уровне и без усилий. Ты узнаешь, насколько уникален этот храм, и научишься защищаться от любого оружия. Точно так же, как и от любой мысли. Здесь тебе нельзя будет есть мясо. Здесь ты будешь пить воду из священного источника, который снабжает нас холодной водой летом и теплой — зимой. Научишься медитировать, научишься той неподвижности, которая освежает без сна.

Внезапно мастер Ким встал — словно развернулась пружина. Дэйн тоже встал и напряженно всматривался в учителя.

— Мастер Сонг говорил, что ты один из лучших учеников, когда-либо виденных им. Рассказывал о твоих исключительных дарованиях. Посмотрим. Будем толкать тебя очень сильно и очень быстро. Вперед. Если ты сломаешься — это будет потерей. Если вырастешь — таэквондо прорастает в тебе. Понимаешь?

— Да, учитель.

— Твое обучение, — сказал мастер Ким, — уже началось.

Снегопады обрушились на Корею внезапно, дикими метелями. Как-то утром Дэйн проснулся и пошел следом за монахами к ручью в самом сердце храмового комплекса и погрузил в него свою чашу. Ручей, дававший все время холодную, теперь дал теплую воду.

Теперь это был горячий источник, и от него поднимался пар. Дэйн внимательно осмотрел его, по не заметил, чтобы что-нибудь в нем изменилось. Подняв голову, Дэйн заметил, что за ним с совершенно непроницаемым видом наблюдает мастер Ким.

Через неделю ему сказали, что обучение начнется с этого дня, и представили нескольким учителям, к которым Дэйн обратился с огромным почтением. Но к его разочарованию, с ним начали заниматься с Первой Ступени. Он снова был отброшен к самым истокам, но делал все, что требовалось.

Через несколько недель он достиг отличных результатов в дисциплинах, которые он и так хорошо знал, не ощущая никаких признаков продвижения. Теперь другой человек убирал за него доджанг, Через месяц его отдали под начало монаха, который стал обучать его искусству медитации.

— Думаю, у вас на Западе неправильно понимают саму идею, — сказал Дэйну монах. — Мы медитируем до занятий в доджанге для того, чтобы очистить разум и сконцентрироваться. За пределами доджанга мы медитируем, чтобы набраться внутренней силы и освежить душу. Никакой таинственности в этом нет. Мы не опустошаем мозг и не видим третьим глазом. В таэквондо медитируют для того, чтобы гармонически соединить тело и душу, — ничего больше. Если хочешь достичь этой гармонии — не борись сам с собой внутри себя. Позволь твоему разуму отвести себя и тебя туда, куда ему хочется отправиться.

— Кажется, я понимаю, — сказал Дэйн.

— Ты не можешь понимать в западном смысле этого слова, — ответил монах. — Ты должен достичь состояния покоя, которое будет всегда одинаковым и в то же время — никогда одинаковым. Можешь думать обо всем — или ни о чем. Ты должен позволить духу путешествовать или же взять его под жесткий контроль. Как видишь, единственным правилом здесь является то, что нет никаких правил.

Самым жестоким неудобством для Дэйна был холод. В течение длинной зимы монахи не одевали ничего, кроме своих халатов, и он томился о своей теплой парке, а еще того больше — о ботинках на меху.