Норвежец без слов положил их в портфель, отдал честь и сошел на палубу.

— Bon voyage! — прокричал Прин с мостика.

Норвежский офицер повернулся, отсалютовал рукой, и ловко вскочил в шлюпку, все еще удерживаемую у борта лодки Диттмером и Маркардом. Последние энергично оттолкнули ее, помахав вслед рукой и сопроводив громогласным — «Счастливого пути!»

— Малый вперед! Держать курс 0! — скомандовал Прин.

U-47прошла в 100 метрах от судна.

Учитывая сильную зыбь с востока, поворот на юг мог вызвать такую бортовую качку, что артиллеристы не смогли бы использовать орудие, если бы возникла такая необходимость.

— Держать курс 270! Средний вперед!

Лодка описала циркуляцию, приведя волну в корму. Эндрасс все еще держал на прицеле пароход: тот вполне мог неожиданно послать радиосообщение, и в этом случае ничего бы не оставалось, как немедленно ударить по мостику, чтобы пресечь выход в эфир.

«Метеор»хранил молчание. Наконец, Прин счел, что в такой темноте норвежец уже не может наблюдать лодку.

— Орудие — в исходное! По местам стоять, к погружению! — крикнул он старпому.

Расчет быстро привел орудие в исходное положение, и вслед за Эндрассом взбежал на мостик.

— Ложиться на курс 140! Дизели товсь, по готовности дать полный ход!

Пульсирующий рев дизелей не заставил себя ждать. Форштевень погрузился в волну, накрывшую палубу. U-47шла в открытое море. Миль через десять Прин приказал вернуться на курс зюйд. Глубокие впадины крупной зыби шли параллельно курсу подлодки, вызывая неприятную бортовую качку. Подобные маятнику движения вызывали крен в 30°, 35° и даже больше.

Спускаясь в ЦП, Шпар несколько раз сорвался с трапа, ударившись о перекладины, и чудом ничего не вывихнув. На входе в кают-компанию унтер-офицеров, он услышал звон бьющегося стекла и мисок, падающих на металлическую палубу, доносившийся с камбуза. Вальц не смог сдержать потока ругательств, тщетно пытаясь поймать посуду, вылетающую из рук.

Вечером ветер с норд-оста отошел на чистый норд и постепенно утих. В полночь, когда фон Фарендорф менял Эндрасса, качка практически исчезла. Погода начинала радовать.

— Все, что мы видели, это несколько маленьких суденышек достаточно далеко в направлении берега, — сказал Эндрасс. — Чтобы не очень отклоняться от нашего курса, в 23.00 я лег на курс ост-зюйд-ост. Или что-то вроде этого: компас все еще не пришел в меридиан.

— К рассвету должны быть на Доггер Банке.

— По крайней мере, будем держаться подальше от британского минного поля. Есть ли специальные инструкции? — спросил фон Фарендорф.

— Нет, кроме одной — разбудить командира в 05.30.

— Гут. Надеюсь, мы нырнем между 06.00 и 07.00, чтобы не шарахаться от траулеров.

— Он ничего не говорил, но я не думаю, что там их будет очень много. Мы не заметили никаких признаков движения, — ответил Эндрасс, ныряя в рубочный люк.

Видимость оставалась хорошей, но погода была по-прежнему пасмурной. Однако к 06.00 легкий бриз с вест-норд-веста разогнал облака. Небо постепенно прояснялось. Над серым морем поднимался рассвет.

— Два траулера справа 120! — доложил Диттмер.

Прин рассмотрел нарушителей спокойствия в бинокль.

— Скорее всего, голландцы, — решил он.

И тут внимание Шпара привлекли черные точки, то появляющиеся, то исчезающие на волнах. Мины!

— Три плавающие мины, справа 45, — крикнул он.

— Лево руля! — мгновенно скомандовал Прин в ответ, опустив бинокль.

Он сразу обнаружил их. Рулевой среагировал немедленно, и нос покатился влево.

«Господи, несколько минут невнимания, и мы могли отправиться в иной мир, даже не подозревая, насколько это просто», — подумал Шпар, уставившись на зловещие орудия убийства.

— Было бы неблагоразумно подрывать их на виду рыбаков. Хотя, не думаю, что те нас видели, — буркнул Прин.

— Жаль! Они могут случайно погубить невинных, а если пассажирское судно или нейтрал напорется на них, можете быть уверены — во всем обвинят германские подлодки.

— Увы! Действительно жаль, но мы не можем поступить иначе.

Три мины прошли в каких-то 10 метрах от борта лодки.

— Право руля, возвращаться на прежний курс!

— Откуда, черт возьми, они берутся? Надо глядеть в оба, чтобы не напороться на минное поле, о котором ничего не знаем, — продолжал Шпар.

— Что у нас под килем? — спросил Прин.

— 41 метр.

— Придется обойти Доггер Банку с юга, вокруг изобаты 20 м, где есть банки 14 и 13 метров. А сейчас, чтобы обойти опасность, надо уйти восточнее, — сказал Шпар.

— Я хотел бы убедиться в этом с помощью астрономии.

— Вы хотите, чтобы я замерил меридиональную высоту солнца? — спросил Шпар, пристально глядя на небо.

— Нет. Для этого нам бы пришлось торчать наверху до полудня. Я бы предпочел пройти еще пару часов. Ты сможешь получить пару линий положений по солнцу, одну в 09.00 перед погружением, а вторую… скажем, в 15.00, когда мы специально всплывем для этой цели. День проведем на грунте, чтобы дать компасу придти в меридиан, а затем всплывем на поверхность, чтобы взять вторую линию и получить место на 15.00.

— Зер гут, герр капитан-лейтенант! А я займусь сверкой часов, — сказал Шпар, глядя на краснеющий диск солнца. — И пока мы здесь, проверю нашу долготу.

— Товсь — ноль! — начал замер Шпар.

07.02. Он отметил время в маленьком блокноте и взял бинокль. Внимательно осмотрел весь горизонт. И вдруг ощутил шок. Пальцы сжали бинокль. Один, два, пять, десять черных шариков, ощетинившихся рожками, появились в поле зрения, расположившись в несколько рядов.

Вопль Диттмера заставил его подскочить:

— Минное поле прямо по курсу, дистанция 600 метров!

— Стоп левый! Лево на борт! Стоп правый! — гремел Прин.

Нос тут же качнуло влево. Лодка накренилась, а затем выпрямилась.

— Курс — 0!

— Оба дизеля малый ход!

Взревели дизели, и лодка медленно двинулась вперед.

— Ей-богу! Спаслись чудом! — заметил Прин хриплым голосом.

— Ночью поле было бы нашим. Когда мы шли на север, этого заграждения здесь не было. Похоже, ребята не теряли времени зря.

— Нам повезло, что они, похоже, спешили, неправильно выставив заглубление мин. Иначе мы бы его не заметили.

Прин на мгновение задумался и замурлыкал:

— Все равно, я не собираюсь идти вправо, и обходить это чертово минное поле. Мы пройдем под ним! — добавил он с решимостью.

Шпар озадаченно повернулся, чуть не свернув шею, но ничего не сказал.

— Лево на борт! Оба дизеля средний ход!

Нос развернулся в направлении минного поля.

— Курс — норд!

Вахтенные опустили бинокли, готовые прыгнуть в люк.

— Глубина под килем? — спросил Прин.

— 43 метра.

Твердой рукой он нажал клаксон. Ровно через 15 секунд над его головой захлопнулся люк, и обеими руками он привычно повернул маховик кремальеры.

— Погружаться на 38 метров. Оба мотора самый малый вперед! — выкрикнул он.

Вессельс раздавал приказания. Пульсирующий рев дизелей сменил мерный гул электромоторов, а вода с шумом заполняла цистерны. Лодка погрузилась в рекордное время, с небольшим дифферентом на нос. Прин спустился в ЦП.

— Десять метров… 15 метров… 20 метров… 25 метров… 35 метров… 38 метров… — докладывал инженер-механик, не отрывая глаз от шкалы глубиномера.

— Курс 180 — скомандовал Прин.

Люди, онемев от страха, представили мины, доверху заполненные 350 килограммами мощной взрывчатки, которые, покачиваясь на минрепах, протягивали свои хрупкие рожки в черной холодной воде. Все молчали. Лодка шла настолько медленно, что даже привычный шелест воды в надстройке был неслышен. Время от времени к глухому мурлыканью электромоторов и слабому шуму винтов примешивался шум электроприводов горизонтальных рулей.

Прин подошел к эхолоту. Отметка показывала 3–4 метра под килем. Внезапно непривычно новый звук кольнул их уши. Он шел снаружи. Все затаили дыхание… Кррр… кр… кррррр… ррр… кркрррр…