— Этот Клит решил, что я слишком умный. А что вы там делаете?

— Не могу спуститься. Прыгать боюсь, высоко. Я знаю, как выбраться отсюда. Я возьму вас с собой, если вы принесете лестницу и поможете мне слезть вниз. Она лежит у стены.

— Конечно, принесу.

— Я не имею права выпускать вас из здания, — заикнулся Блауштейн.

Юноша засмеялся.

— Попробуйте остановить меня.

Он приоткрыл дверь, убедился, что никого поблизости нет, обогнул угол, нашел лестницу, поднял ее, взявшись за середину, и затащил в зал.

— Закройте дверь, — бросил он Блауштейну.

— Нас убьют!

— Замолчите и делайте, что вам говорят!

Генри это понравилось. Юноша только что с воли и так не похож на остальных. Его еще не успели обломать.

Юноша положил лестницу так, чтобы один конец оказался под люком, перешел к другому концу и поставил ногу на первую перекладину.

— Поднимайте лестницу, — приказал он Блауштейну.

— У меня не хватит сил.

— Тогда идите сюда и встаньте, как я.

Блауштейн повиновался. Юноша прошел под люк, поднял свой конец лестницы и двинулся вперед, перебирая руками перекладины. Лестница поползла вверх. Протянув руку, Генри схватился за последнюю перекладину.

— Подтяните ее ко мне, — попросил он.

Юноша кивнул, потянув лестницу на себя.

— Отлично, — воскликнул Генри. Верхняя перекладина легла на кромку люка. — Я спускаюсь.

Юноша крепко держал лестницу, чтобы она не шаталась.

Спустившись на пол, Генри протянул юноше руку.

— Благодарю. Я Генри Браун.

— Джейкоб Феттерман. Можно Джейк.

— А это Блауштейн, — Генри мотнул головой в сторону старика.

Джейк повернулся к нему.

— Что это значит?

Только сейчас Генри заметил длинный ряд звезд Давида, тянущийся по двум стенам. Под каждой звездой крепилась табличка с именем и фамилией.

— Что это, Блауштейн? — повторил он вопрос юноши.

Старик посмотрел на Генри, потом на Джейка.

— Тут они ведут учет.

Секунду или две все молчали.

— Вы хотите сказать, что на табличках написаны имена и фамилии людей, оказавшихся в «Клиффхэвене» после его открытия?

Блауштейн кивнул.

— А ваша жена?

Волоча ноги, ссутулившись, Блауштейн подошел к стене и указал на табличку у самой двери.

— Она выдержала три недели. И все из-за субботы, которую она полагала священной. Она наотрез отказалась работать по субботам. Нас отправили на ферму. Она сказала, что будет работать в воскресенье. Ей этого не разрешили.

— Разве вас никто не искал? — спросил Генри.

— Конечно, искал. Мой сын приехал через неделю. Они схватили и его. Это доконало мою жену. Она умоляла мистера Уайттейкера делать с ней, что угодно, но отпустить нашего мальчика. Уайттейкер только рассмеялся. И назвал ее еврейской мамашей. «Я горжусь тем, что я еврейская мать», — ответила она и плюнула ему в лицо.

— О боже, — прошептал Джейк. — И что случилось с вашим сыном?

— Он работает со мной на ферме. И по субботам тоже. Дважды в неделю я убираю этот зал, а он — шкафчики.

— Шкафчики? — переспросил Джейк.

— Будем надеяться, что вы никогда не узнаете, что это такое, — ответил Генри.

— Вы уже сидели в шкафчике? — удивился Блауштейн. — Что вы натворили? Я думал, вы тут недавно.

— Что это за ферма? — спросил Генри.

— Очень прибыльная, — ответил Блауштейн.

— Что там производят?

— Скоро вы все узнаете сами.

— Блауштейн, когда вы попали сюда?

— Шесть месяцев тому назад. Мы приехали на первой же неделе.

— И что с вами будет?

— Ничего. Я их доверенное лицо.

— И ваш сын тоже?

— Еще нет. Но я не теряю надежды.

— А почему вы хотите, чтобы ваш сын получил эту повязку?

— Это единственная возможность избежать автомобильной прогулки.

Как странно видеть бледнеющее бледное лицо, подумал Генри.

— О чем вы?

— Я и так сказал слишком много. Гостям не положено знать об этом.

— Что такое «автомобильная прогулка»?

— Я ничего вам не скажу.

— Скажете, — Генри шагнул к старику.

— Что вы собираетесь с ним делать? — спросил Джейк.

— Не вмешивайтесь, — Генри смотрел Блауштейну в глаза. Их лица разделяли несколько дюймов.

— Типичное американское выражение, — пробормотал Блауштейн. — Пригласить на автомобильную прогулку.

— Куда?

Блауштейн покачал головой.

— Он тоже должен знать об этом? — быстрый взгляд на Джейка.

— Да.

— Они берут любую машину. Связывают руки. Вталкивают на заднее сиденье одного, двух, трех гостей. За руль садится кто-нибудь из сотрудников «Клиффхэвена». И едут туда, — Блауштейн неопределенно махнул рукой.

— По какой дороге?

— К обрыву. Там есть дорога. Она начинается за рестораном и кончается на обрыве. Пропасть глубиной в восемьсот футов. Машина летит туда вместе с гостями. Иногда слышен удар. Для тех, кто знает, звук этот равносилен выстрелу в висок. Мне сказали, что моя жена умерла в шкафчике от сердечного приступа. Может, она была еще жива. Они не перевели ее в больницу. Они взяли ее на автомобильную прогулку. Здесь фамилии тех, кто лежит на дне пропасти. Случается… — старик вновь посмотрел на Генри, на Джейка. — Если подойти поближе, иной раз можно услышать доносящиеся снизу крики.

— Тех, кто сразу не умирает от удара о камни?

Блауштейн кивнул.

— Может, вы тоже заслужите эти повязки. Вы же не хотите оказаться в пропасти?

Генри вгляделся в лицо Блауштейна. Не такой уж он и старый. Просто смирился со своей участью.

— Вы всегда были трусом? — спросил Генри. — Или они сделали вас таким?

По лицу Блауштейна пробежало подобие улыбки.

— Послушайте, мистер Браун, до «Клиффхэвена» я был бухгалтером. Я складывал прошлое. И не научился управлять будущим.

— Ладно, теперь вам придется научиться управлять собой. Мы не собираемся оставаться здесь, Блауштейн. И я не могу допустить, чтобы вы донесли на нас. Вы пойдете с нами добровольно?

— У меня есть выбор?

— Нет, — твердо ответил Генри.

— Тогда вы ничем не лучше «Клиффхэвена».

— Вы пойдете с нами?

— А как же мой сын?

— Сейчас мы не сможем найти его. Но, если мой план удастся, мы освободим всех. Мы уходим в лес. Вы идете?

— Они убьют меня или вы убьете, какая разница?

— Когда этот оранжево-синий подонок придет за мной? — спросил Джейк.

— Часа через два-три, не раньше.

— Отлично, — кивнул Генри. — Пора идти. Но сначала давайте опустим лестницу, чтобы они не смогли следить за нами с крыши.

Джейк и Генри осторожно положили лестницу на пол.

— Я иду первым, — продолжил Генри. — Держимся около стены, чтобы нас не заметили. Блауштейн, вы идете за мной. Джейк, следите, чтобы он не удрал. Выходим к стене, обращенной к лесу. Открытое пространство, ярдов семьдесят или восемьдесят придется проползти.

— Проползти? — переспросил Блауштейн.

Генри лег на пол и показал, как это делается.

— Вы не служили в армии, Блауштейн?

— Нет.

— А вы, Джейк?

— Нет. Но я видел это в фильмах.

— Хорошо, — Генри встал. — Пошли. Джейк, закройте дверь. Но только тихо.

Генри вышел из здания, осмотрелся. Никого. Где они его ищут? Внизу? Или уже прекратили поиски? Может, они думают, что он ушел по шоссе? Обогнув угол, Генри лег на землю и пополз к лесу.

Левый локоть, толчок вперед. Правый локоть, толчок вперед.

Левый локоть, правый локоть, как автомат. Думать только о движениях тела, ни о чем больше.

Левый локоть, толчок, правый — толчок.

Казалось, что к лесу ползти дольше, чем к зданию. Солнце жгло спину. Он опять сбил в кровь руки. Ползет ли Блауштейн? Сзади не доносилось ни звука. Еще немного. Лес уже рядом.

У первого дерева Генри встал, быстро забежал за него и повернулся к опушке. Блауштейн не прополз и четверти пути, Джейк держался рядом с ним. Почему он ползет так медленно? Тут Джейк обогнал Блауштейна и как большая ящерица устремился к лесу.