Пейдж наблюдала за тенью Рэйнольдса: длинная, широкая, она, колеблясь, тянулась вверх по стене за креслом Бена.

— Пейдж как хочет, а мне нужно срочно домой, — раздался в темноте его строгий голос. — Меня ждет Шеп, он боится…

Разумеется, Клэю хотелось побыть одному после того, как он рассказал им все, что считал необходимым рассказать. Все, что мог рассказать. И эту временную опустошенность души ему теперь надо было пережить, осознать, оценить…

— Наверное, я тоже поеду, — смущенно проговорила Пейдж. — Очень устала, хочется домой.

Семья Хокенсмитов в полном составе проводила их до двери.

Повернув ключ зажигания в машине, Клэй сказал:

— Сначала придется заехать ко мне. До вашего дома дальше, а мне надо выяснить, все ли там у меня в порядке. Ветер мог повалить деревья, порвать провода… В такую непогоду и до пожара недалеко. Из моего дома попробуем дозвониться до Дока и выясним, как дела у него.

— Дока сегодня не будет дома, — сообщила Пейдж, — он поехал к сестре и останется у нее на ночь.

Клэй включил дальний свет: дождь лил стеной. Девушка вспомнила, как они однажды уже ехали в грозу, проведя чудесный день в Луна-парке. Тогда она еще не знала про тайну Клэя.

Дорога была тяжелой. Фонари не горели, света не было и в окнах домов, асфальт скользил.

Наконец они добрались до цели. Рэйнольдс выскочил из автомобиля, открыл ворота своего дома, опять сел за руль и припарковал машину под навесом около гаража. С облегчением откинувшись на спинку сиденья, он устало проговорил:

— Ну что ж, теперь надо прорываться в дом.

Пейдж попыталась отстегнуть ремень безопасности, но в нем что-то заело. Клэй обернулся к ней и произнес:

— Какие-то проблемы. Давай попробую я. — Он наклонился и сразу открыл замок. — Оставайся на месте, я сейчас.

Он вышел из машины, торопливо снял куртку и накинул ее себе на голову.

— Выходите, Пейдж, — скомандовал он. — Прячьтесь под курткой.

В доме их встретил Шеп. Он весь извелся от грозы и одиночества и теперь громко лаял — очевидно, высказывал им все, что о них думает. Пейдж почти не ориентировалась в темноте. Вытянув руки перед собой, она добралась до кухни. А в это время Клэй бегал по дому. Он извлек откуда-то карманный фонарик, достал из комода свечи и зажег их. Желтые мерцающие огоньки заблестели в прихожей, гостиной и на кухне.

— Могу я чем-нибудь помочь? — спросила девушка.

Клэй обернулся к ней, и ее поразило выражение глубокой усталости на его лице.

— Пейдж, — еле слышно проговорил он. — Боюсь, что вам придется остаться здесь на ночь. Я совершенно без сил и в таком состоянии не могу садиться за руль. Заметив удивление и замешательство в ее глазах, он поспешил поправиться: — Переночуете в спальне Триш, ведь нам обоим нужен отдых…

— Да, это вполне разумное решение, — согласилась девушка.

Клэй проводил ее наверх, поставил на тумбочку свечу и открыл гардероб сестры.

— Выберите что хотите. — Он указал на шелковые ночные рубашки и пижамы, разбросанные в художественном беспорядке на полках. — Здесь должны быть даже новые, — добавил он, стараясь не встречаться с Пейдж глазами. — Спокойной ночи. — Не оглядываясь, мужчина поспешно вышел из спальни и притворил за собой дверь.

11

Тьма. Непроглядная тьма. Леденящий холод и всполохи тревожных цветов: пурпурный, оранжевый, красный. Навязчивая идея колет воспаленный болью мозг, точно игла. Нужно найти ускользающее нечто. Найти во что бы то ни стало. Этот неумолимый призрак, это ускользающее нечто — свобода. Он бежит, задыхаясь от усталости и жестокого ветра. Откуда ни возьмись прямо перед ним вырастает белая, уходящая в небо, насколько хватает взгляда, стена. Метнулся в сторону — и снова стена. Он в мышеловке. Надо кричать, звать на помощь. Эхо, отражающее его голос, кажется, разносится по всей Вселенной, но ответа нет. Он почти сорвал голос — и хрипит, теряя сознание от ужасающей безысходности…

— Клэй, Клэй, — ворвался в его кошмар знакомый голос. — Это я, Пейдж. Проснись.

— Вот оно, спасение, — метался Рэйнольдс, боясь, что ее голос исчезнет и он опять останется один в этом проклятом белом мешке.

Реальность мучительно медленно возвращалась к нему. Наконец сквозь полуприкрытые веки он узнал стены своей спальни. На краю его постели сидела встревоженная Пейдж.

Она видела, как расслабляется его тело, мускулы лица, горькие складки у губ и между бровей.

Никакой клаустрофобии, думал Клэй, пространство раздвинулось, он у себя дома в безопасности. Постельное белье смято, ладони влажны от пота, но дыхание восстанавливается, сердце бьется не так бешено.

— Со мной все в порядке, — стараясь спекшимися губами сглотнуть слюну, с трудом выговорил он. — Идите к себе, Пейдж.

Но девушка осталась сидеть на кровати.

— Вам снова приснился кошмар? — участливо спросила она.

— Да. Последствия травмы головы, — отрезал он, стараясь не смотреть на нее. Пейдж наклонилась к нему и провела рукой по щеке от виска к шее.

— Почему ты не хочешь позволять мне разделить твои переживания? — прошептала она.

Ее прикосновение воспламенило его, подобно искре, воспламеняющей высушенный порох. Клэй не желал больше сопротивляться страсти, которую будила в нем Пейдж.

Халат на женщине слегка распахнулся, и он увидел ложбинку между высокими грудями, скрытыми хлопковой рубашкой на тонких бретельках. Ее обнаженная шея золотилась от загара, а глаза лучезарно сияли. Девушка склонилась над ним и запечатлела на его губах легкий, нежный поцелуй.

Сомнение снова хлестнуло его, словно колючая жесткая ветка, и она услышала слова, похожие на стон:

— Лучше уйдите сейчас же, Пейдж, иначе…

— Молчите, — ласково прервала мужчину девушка и накрыла его рот маленькой ручкой. Он поцеловал ее в ладонь. Потом рванулся к ней и прижал к себе ее закутанное тело. Их губы встретились — и началась безудержная, стихийная борьба поцелуев.

Вдруг он отстранился от нее и прошептал, зарываясь лицом в ее ароматно пахнущие волосы:

— Последний раз спрашиваю, Пейдж. Ты уверена?

— Да, — выдохнула она.

Всякие границы рухнули, бурный поток желания прорвал плотину сдержанности и яростно метнулся вперед, сметая на своем пути все: условности, сомнения, недопонимание настоящего и страх перед будущим.

Оба не могли насытиться друг другом, точно им долго не давали пить и наконец подпустили к неисчерпаемому прохладному источнику.

Клэй рывком обнажил ее плечи, потом развязал широкий махровый пояс и с упоением обхватил узкую талию, а когда его руки плавно скользнули к бедрам, она услышала страстный шепот:

— Пейдж, ты сводишь меня с ума… Остановись же на секунду, сядь…

Она подняла на него глаза, полные сладострастной истомы, и спросила:

— Зачем?

— Я хочу раздеть тебя всю, до конца…

Она и сама хотела освободиться от всего, что мешало ей наслаждаться этим волшебством. Клэй снял с нее хлопковую рубашку. Ее поднятые вверх тонкие руки казались ему дивными стеблями невиданных цветов, и он поцеловал ее запястья, нежные выемки локтей, точеные плечи. Девушка изогнулась, испытывая тихое блаженство. Ей казалось, что она покачивается на волнах в маленькой лодке, все было как в фантастическом сне: неправдоподобно, пленительно.

И вот наконец Пейдж предстала перед ним обнаженной. Обнаженной как та первая женщина, которая готова была вкусить от сладкого запретного плода. На губах девушки блуждала счастливая улыбка, а Клэй методично, словно боясь пропустить какую-нибудь клеточку ее тела, целовал шею, груди, живот. Она прижимала его к себе, а ее длинные пальцы гладили его густые волосы.

— Я изнемогаю от желания обладать тобой, Пейдж, — шептал Рэйнольдс и кончиком языка щекотал ее торчащие соски.

— Со мной происходит то же самое, — ответила она, откинувшись навзничь.

Шелковые простыни дарили ее телу приятное ощущение неги. Пейдж протянула руки к завороженному ее соблазнительной позой мужчине. Клэй медленно, с грацией хищного зверя опустился на нее. Теперь слова перестали иметь какой-либо смысл, ибо тела сами говорили обо всем на своем первобытном языке, исполняя самый древний ритуальный танец человечества.