* * *
Прости-прощай, счастливый путь,
Когда-нибудь и где-нибудь —
Валит на палубу народ,
Скрипит у мола пароход.
Гудит гудок, свистит свисток,
Белеет носовой платок.
Волна вскипела за кормой,
Уходят все. Пора домой.
Потуже горло повязал,
Неловко с насыпи спустился —
Быть может, я не то сказал?
Быть может, я не так простился?
* * *
Черт ли с нами шутки шутит,
Колобродит, баламутит,
Белый снег жгутами крутит,
Засыпает все пути.
Ни проехать, ни пройти.
Потеряешь — не найти.
Кто там шарит, ходит, бродит,
Кто там с чертом шашни водит,
Тычет взводному шиши?
Эй, ребята, не греши,
В ровном поле — ни души.
Не балуй ты, в самом деле,
Где там снег? И где метели?
Небо сине, месяц май.
— Май так май, кровать ломай,
Честных девок не замай —
Голубое поле пусто,
Труп изрублен на капусту,
Ноги — в новых сапогах:
Прозевали впопыхах.
На реснице мертвой — вша.
Впрямь не стоит ни гроша
Православная душа.
С кожей содраны погоны,
Над погонами — короны…
Так порезать, поколоть
Человеческую плоть!
— По кóням! —
Верно, крепок их Господь.
— В Сионе! —
Да, плохое дело вышло,
Натворили, в рот же дышло,
Не поднять и не собрать.
Долго дома будут ждать.
Будет караулить почту
То ль невеста, то ли мать, —
А верней всего, что…
В чистом поле майский день,
Пять окрестных деревень,
Только шпоры трень-трень-трень.
Крест и белая сирень…
И сирень, и земляника, —
Поищи-ка, собери-ка,
Алых ягодок нарви, —
Руки вымажешь в крови,
К ночи высыпят прыщи…
— Кто там шепчет? Помолчи!
— Справа по три. Трубачи.
В трубах — солнце. На попоне
Под сиренью белой плоть.
О, коль славен наш Господь,
Славен наш Господь в Сионе —
РОМАНС
Молчи, цыганская гитара!
Жизнь бестолкова и бедна,
И нет у нас бесценней дара,
Чем твой ужасный дар, война.
Как часто в синеве лазурной
Я пятен огненных ищу, —
О жизни грозной, жизни бурной,
О прежней жизни я грущу.
И вскоре вовсе опостылит
Мне этот безмятежный быт, —
Я ранен тишиной навылет,
Я нежным голосом убит.
* * *
Пройди сквозь муки и обиды,
Все унижения узнай,
Кажись благополучным с виду
И с каждым солнцем умирай.
В соседстве палачей веселых
Улыбку весело твори,
Но под броней одежд тяжелых
Огнем язвительным гори.
И в некий час рукой худою
Лохмотья тела совлеки
И окровавленной звездою
Небесный свод пересеки.
Стократ рождаясь, умирая, —
Стремительный огневорот, —
Достигни радужных высот
Тебе обещанного рая.
И ангелам в одеждах белых,
Хранящим райские межи,
Как равным братьям покажи
Остатки углей обгорелых.
* * *
Треск и грохот, дым фабричный,
Полицейский на коне, —
Мир привычный, мир обычный…
Скучно, милый, скучно мне.
Отчего же, умирая,
Верно, вспомню, хоть во сне,
Конский топот, звон трамвая,
Лампу в розовом окне?
* * *
Вздуваю угли, воду грею,
Завариваю горсть пшена, —
О, если бы скорей, скорее
Взорвалась под окном война!
И огненные пятна, бурно
Дырявя нежный небосклон,
Как очи грозные в лазурный,
В лазоревый прозрели сон.
И в час, когда заря восходит,
Бессонным рассказать могли,
Какие демоны там бродят,
Терзаются в лучах земли.
* * *
Поэзия, безволье, разложенье —
Здесь самый воздух тленом напоен —
Так в шумном доме после похорон
Иль в бивуаках на полях сраженья
Случайный гость томится суетой,
Он шепчется, шагает осторожно,
И всё, что стало просто и возможно,
Его пугает грубой простотой.
А я бегу от праздности высокой
И, вымолив у жизни полчаса,
На Монпарнасе смерти черноокой
Пушистые целую волоса.