ДОЖДЬ
Стоит, глядит, — сутул, покат, —
Качает зонтиком лиловым…
Неостывающий плакат
Пылает одиноким словом.
Вокруг сапог большим окном
В подземный мир втекает лужа;
И слышу, под сырым сукном
Взлетает одинокий ужас.
Что видит он? Какой судьбе
Моленья шлет или упреки?
И гневно ветер на столбе
Подъял вдруг пламенные строки.
— Тоска, тоска —
Так вот зачем
Спина так стерта и горбата…
Пройду неслышно, глух и нем,
Из уваженья к ноше брата.
МЩЕНИЕ
Медвежий мех на лаковом полу —
Как здесь тепло, как много в доме света, —
Я без усилий тонкую иглу
Нашел в случайной скважине паркета.
Но бьют часы, пора. Пора давно,
Мороз и ночь зовут нетерпеливо,
Досужий ветер ломится в окно,
Быть может, ветер Финского залива.
Давно пора. По улице кривой
Я поведу корабль рукой умелой,
И над чужой постылой мостовой
Чужая ночь вдруг станет ночью белой.
Воображенье верное мое
Все крыши выгнет в купола, из праха
Взнесет гранит и в ратушу с размаха
Адмиралтейское вонзит копье —
О, дикий плод упорного труда,
О, злобы час! По мраморным колоннам
Уже стекает невская вода
С неповторимым выплеском и звоном.
Пой, ветер, пой… Вот, молча подыму
Дрожащую от гневной страсти руку,
И рухнет призрак в ледяную тьму,
В ночной провал, в небытие и скуку —
Не обвиняй. Не праздная мечта
Моим рассудком бурно овладела,
Но ненависть. Она не охладела,
Земной любви последняя черта.
* * *
Сквозь мирный быт — рассказы о былом;
Всё улеглось, и страсти и обиды,
Потертый коврик под хромым столом
Взамен волшебного руна Колхиды.
Но помню я, — душа, пускай давно,
Дышала трубным воздухом сражений.
Ей ведом жар и дым (не всё ль равно?)
Блистательных побед и поражений.
Наперерез всем бурям и ветрам
Душа моя, как встарь, лететь готова,
Под звонким сердцем незаживший шрам
Еще готов перекроиться снова. —
Лети же! Ввысь — промчись во весь опор, —
Пять этажей, — лишь вихрь ворвется в уши,
И солнце мира выйдет из-за гор
И канет в ночь, и память станет глуше.
* * *
Россия, Русь. Я долго не хотел
Назвать твое сияющее имя, —
В годах, в веках, суровый мой удел
Разъединен с уделами твоими.
О, я умел молчать издалека,
Не унижал страданий до упрека, —
Еще ни разу беглая рука
Не занесла тебя в ночные строки.
Но про себя, в бессонной тишине,
Я ненависть, как золото, считаю
И думаю, — все годы наверстаю,
Всю молодость, убитую во мне.
Пустынных лет холодная волна
Растает в море бурного мгновенья, —
Так верю я затем, что мне дана
Нелгущая печаль проникновенья —
И вот, угрюм, забыт и одинок,
В часы забот, в неверный час отрады,
Кую, точу ославленный клинок,
Запретное оружие пощады.
РЫЦАРЬ НА КОНЕ
Я рано встал. Лишь два иль три дымка
Над городом смиренно трепетали,
Погонщики мулов еще не встали
Для первого протяжного зевка.
И вот — ловлю привычно стремена,
Гляжу вперед внимательно и зорко, —
Клубится серой пылью на пригорке
Жестокая кастильская весна.
Я слушаю — до звонкой глухоты, —
Шаги ль звучат и наплывают ближе?
Но нет, то конь от жажды камни лижет,
То ветер гнет колючие кусты —
И снова ночь. Дорожные кремни
Скрипят во тьме пронзительней и суше,
Мой бедный конь устало свесил уши
И чуть бредет на дальние огни.
От диких роз, засохших на скале,
Исходит дым мучительный и сладкий,
Я кутаюсь в негреющие складки
И, засыпая, бодрствую в седле —
Да, прав цирюльник, — выдумка и бред,
Я в лихорадке видел Дульцинею —
Пусть. Всё равно. Последую за нею,
За выдумкой, которой в мире нет.
КРЫЛЬЯ
Пойду куда-нибудь. Несносно
Весь день не встать из-за стола, —
От желтой мути папиросной
Мысль путана и тяжела.
Быть может, встречу в грязном баре
Невероятную судьбу?
Услышу смех или пальбу
На исступленном тротуаре —
Узнаю счастье и обиды,
Восторг несчитанного дня,
В туманном парке с пирамиды
Сведу крылатого коня…
И, овладев крылом послушным,
Отрину вдруг, уже иной,
С недоуменьем равнодушным
То, что когда-то было мной.