1937
ЛУНА-ПАРК
Взлетела яркая ракета
И с треском лопнула. И вдруг
Весь зримый мир, весь древний круг
Распался на осколки света.
Всё с громом рухнуло за нею,
В глухую закатилось ночь, —
Качели откачнулись прочь,
И черный тополь стал чернее.
Внезапной вспышкой огневою
Ослеплена, оглушена,
Душа в паденье дуговое
Как в черный вихрь увлечена.
И, пробудясь, уже не сразу
Земную скудость узнает, —
Крутую арку в пятнах газа,
Высокий тополь у ворот…
1937
* * *
На шумных братьев не похожий,
Весь день прихода ночи жду,
А ночью слушаю в саду,
Как вызревает слово Божье.
В мерцанье лунного столба
В густой листве таится лира,
И ствол недвижный — как труба,
В которой замкнут голос мира.
Вот резвый ветер налетит —
И заиграет мрак привольный,
Всколышется, зашелестит
И бурным пеньем возвестит,
Что ныне молвит Безглагольный.
1937
* * *
Как часто на любовном ложе,
Целуя милые уста,
Мы думаем всё то же, то же, —
Душа ленива и пуста.
Обласканные нами плечи
Как бы царапаем зрачком
И страстные лепечем речи
Чужим враждебным языком.
И беспокойно шарит — бродит
В сосущей темноте рука,
И нужных спичек не находит,
Не зажигает огонька, —
Но в дебрях столика ночного,
Где наспех брошено белье,
Дрожа, ощупывает снова
Старинной бритвы лезвие —
А утром, ночь припоминая,
Мы медленно глотаем стыд
Иль плачем холодно навзрыд —
О, бедная душа земная!
1937
* * *
На берегу большой реки
С одеждой оставляю тело.
Дрожат и шепчутся несмело
Над гладью водной тростники.
И вот — переступил черту,
В речном тумане молча таю
И уплываю, уплываю
В ликующую пустоту.
Так это смерть? Но ясный день
В меня проник теплом и светом,
И ночь моя — простая тень
В простом и светлом мире этом.
Всё — глубина и синева,
Слегка одетая волною,
И только узкая трава
Плывет, качается со мною.
Здесь каждый стебель полон мной,
И всё полно моим дыханьем,
Я проливаюсь в мир иной
Одним безбрежным колыханьем.
Колеблюсь в зыбкой глубине,
Влекусь за облаком бегущим,
И жалость смутная во мне
Ко всем усопшим и живущим.
1937
* * *
Когда с работы он идет,
Устало разминая ноги,
Когда у стойки пиво пьет,
Бранит погоду и налоги, —
Кто в резких бороздах чела
Отыщет след страстей мятежных?
Кто в черноте одежд небрежных
Узнает тусклый след крыла?
Увы, над гулкой бездной мира
Тысячелетия прошли,
Изгнанник вольного эфира
Стал пленным пасынком земли.
Блеск рая, грозный мрак паденья —
Зарыты в мутных тайнах сна, —
Земная жажда разрушенья
Земной душе его дана.
И часто, заглушая речи
Праздновраждующих сторон,
В трескучий говор человечий
Как нож вонзает слово он.
И снова в кабачке убогом,
Старинный спор не разреша,
В единоборство с мертвым Богом
Вступает мертвая душа.
Его никто не прерывает,
Ответный голос не звучит,
Внимательная ночь молчит, —
Но солнце в мире убывает.
1937
СИВИЛЛА
Весь день молола нянька вздор, —
Ребенку будет очень худо,
Недаром с некоторых пор
Ей снятся голоса «оттуда».
И правда, в дом вошла беда —
Ребенок умер от желтухи,
Не глядя на ночь, господа
Прогнали вещую старуху.
Она простилась кое-как,
Не причитала и не выла,
В ночную стужу, в дождь и мрак
Ушла косматая Сивилла.
А ветер ей слепил глаза,
Срывал со свистом покрывало —
Как будто в мире бушевала
Пророчеств тайная гроза.
1938