По образцу этих рейтаров Испания также сорганизовала национальную конницу, получившую название "герерруэлос", или "ферраруоли", по коротким плащам, которые она носила, и заменившую страдиотов, которыми пользовались до того времени19.
В сражении на Моокерской равнине (1574 г.), сообщает испанский генерал Мендоса, являвшийся очевидцем, эскадроны рейтаров атаковали столь сомкнутой колонной, что нельзя было ничего видеть сквозь их шеренги20.
И средние века знали подход к месту боя в густых, глубоких колоннах; но значение эскадронной организации заключалось в той степени прочности спайки, которую приобретали эти тактические единицы; эта прочность существенно усилилась, хотя и косвенным путем, благодаря введению вновь сконструированного оружия - пистолета. Еще в 50-х годах эти "черные рейтары" появлялись с пиками, но затем последние исчезают, и немецкие рейтары вооружены лишь пистолетом и шпагой, в то время как французские жандармы продолжали по-старому пользоваться копьем.
Кремневый пистолет, который применяли рейтары, называвшийся также "кулачник" (Fдustling), был очень длинен и тяжел; воспламенение заряда было очень ненадежное; замок очень скоро покрывался нагаром, и чистить его было чрезвычайно трудно, а кремень быстро снашивался. Зато огромное его преимущество заключалось в том, что им можно было управлять одной рукой; ненадежность замка старались восполнить тем, что вооружались несколькими пистолетами. Рейтары носили пистолеты не только в седельных кобурах, но и заткнутыми за голенища сапог21.
Хотя стрельба с коня и не такое простое дело22, все же для этого требовалось гораздо меньше навыка, чем для владения рыцарским копьем, да и пистольеру не надо было иметь такой сильной лошади, как рыцарю.
Валльгаузен называет копье оружием наступательным, а пистолет - только оборонительным. Такая характеристика будет понятна для нас, если мы вспомним, что копье имело от 18 до 21 фута в длину23, пистолет же бил лишь на самую короткую дистанцию. Инструкции рекомендуют стрелять лишь тогда, когда это можно сделать почти в упор. Так как пробить панцирь не так легко, то надо стараться попасть всаднику в бедро или же в голову, либо в лопатку лошади. Де Ля Ну говорит, что пистолет бьет только на расстоянии трех шагов.
В бою под Зиверсгаузеном в 1553 г. между Морицом Саксонским и Альбрехтом Алквиадом Бранденбургским, сам курфюрст сообщает в своем письме епископу Вюрцбургскому, написанном в самый день сражения24, что рейтары обеих сторон сошлись так близко, что могли различать друг у друга белки глаз; тогда они разрядили свои пистолеты (sclopetos) и бросились в рукопашный бой; Шертелин фон Буртенбах в автобиографии говорит: "В этом сражении конные стрелки нанесли большой урон".
Для того чтобы пистолеты действовали с возможно большим эффектом" рейтары выработали собственный маневр, с которым мы уже познакомились у пехоты под названием "улитки" (limacon) и который у рейтаров большей частью назывался "караколе". В бою под Зиверсгаузеном его, по-видимому, еще не применяли; старейшее упоминание о нем мы встречаем 10 лет спустя в описании сражения под Дрё, 1562 г., в мемуарах маршала Таванна25. "С тех пор как при Карле V, - рассказывает он, - были изобретены пистолеты, немецкое дворянство, служившее до того в рядах ландскнехтов, село на коней и образовало эти эскадроны в 15 или 16 шеренг глубиной. Эти-то эскадроны и ходили в атаку, но не делали прорыва. Первая шеренга поворачивает налево, открывая дорогу второй, которая, в свою очередь, стреляет и т. д., образуя "улитку", чтобы снова зарядить свои пистолеты", "В бою под Дрё, - добавляет автор, - рейтарам совершенно незачем было производить этот маневр, так как их глубоко построенным эскадронам приходилось иметь дело лишь с тонкой цепью французских рыцарей. Если бы французы научились строиться поэскадронно, они легко разбили бы рейтаров, ибо они не караколировали бы и не возвращались бы назад, а атаковали противника, задние же шеренги рейтаров состоят лишь из кнехтов".
Эти рейтары, говорят нам далее, были обучены Морицом Саксонским и, Альбрехтом Алквиадом Бранденбургским26, а их шеф, ландграф Гессенский, как-то сказал, что "за плату идут в атаку один раз, за родину - два раза, за религию - три, а под Дрё за французских гугенотов рейтары ходили в атаку четыре раза".
Следующее упоминание о "караколе" я встречаю в описании сражения близ Монконтура в 1569 г., помещенном в "Истории гражданских войн", принадлежащем перу гугенота Попелиньера и напечатанном некоторое время спустя в Кёльне27. Против описания Таванна в нем мы встречаем то небольшое различие, что, в зависимости от условий пространства, по его рассказу, "караколе" производилось то влево, то вправо, в то время как Таванн (ввиду того что рейтар стреляет правой рукой) упоминает лишь о заезде влево, заявляя, что это и есть единственный возможный способ выполнения ее28.
Далее Попелиньер подчеркивает, что рейтары тщательно подбирали лучших людей для первых шеренг и что каждый выбывший из строя тотчас заменялся тем, кто стоял ему в затылок.
Еще в течение значительной части Тридцатилетней войны "караколе" играла известную роль. В руководствах по искусству строевого обучения, которые в это время разрослись в целую литературу, о ней говорят не так подробно, как того можно было бы ожидать, ибо невольно напрашивается предположение, что "караколе" должна была казаться очень красивой на учебном плацу, в серьезном же деле, как это часто бывает с искусственными эволюциями, она едва ли была выполнима29. Де Ля Ну замечает (18-я Речь), что одновременно с первыми шеренгами начинали обыкновенно стрелять и задние - а именно в воздух, "лишь бы греметь".
Поэтому я склонен предполагать, что значение пресловутой "караколе" приходится не столько искать в ее непосредственном, практическом применении, сколько в обучении ей, в дисциплине, которая вольно или невольно создается в процессе каждого регулярного упражнения.
Но вопрос дисциплинирования - как раз то самое, что нас интересует в этот момент развития, т.е. в момент перехода от рыцарства к кавалерии. Ротмистр, который довел свой эскадрон до того состояния, что он с точностью производит "караколе", очевидно, держит своих людей в руках и располагает действительно дисциплинированным отрядом. Ибо без большого старания и труда над каждым человеком, над каждой лошадью, без внимания и напряжения воли, без умения владеть оружием и навыка этого не добиться. Раз "караколе" с точно выполненным заездом и стрельбою - налицо, то налицо и тактическая единица, в которую вработался каждый рейтар как рядовой член ее, а глава и душа которой - вождь, ротмистр.
Узкие пределы практического применения "караколе" вытекают из следующих соображений.
Если караколирующий эскадрон натыкался на отряд конницы, который, со своей стороны, искал боя холодным оружием и атаковывал караколирующих, тотчас должны были прерваться искусственные смены эшелонов, и бой переходил в общее столкновение, свалку (тй1ие). О подобном случае рассказывает и Попелиньер, а де Ля Ну, насмешливо отзываясь о таком способе вести бой, говорит, что он больше напоминает карусель, чем настоящую войну (18-я Речь).
Если караколирующий эскадрон сталкивался с пехотой в сомкнутом строю, то он мог ей действительно нанести существенный вред; это, например, случилось в сражении близ Дрё с швейцарской квадратной колонной. Но ведь и квадратную пехотную колонну, в свою очередь, сопровождают стрелки, которые своими гораздо более дальнобойными и меткими пулями значительно превосходят пистолеты, бьющие лишь на крайне близкую дистанцию, и всегда удерживали рейтаров на почтительном расстоянии. Это нам подтверждает убитый в 1588 г. герцог Генрих Гиз, который говорил Брантому: "Чтобы победить рейтаров, надо иметь порядочный отряд хороших мушкетеров и аркебузиров... вот тот соус, которым им отбивают аппетит". Так он и победил их в 1575 г. под Дормансом (недалеко от Шато-Тьерри), хотя у него и не было много пеших стрелков30.