То вооружение, которое носят в настоящее время, так неудобно и тяжело, что у дворянина лет 35-и под этими латами болят плечи. Раньше мне пришлось видеть, как господин д'Эгильи и рыцарь Пюигрефье, два почтенных старика, целый день ездили впереди своих рот, одетые с ног до головы в латы, между тем как теперь ни один капитан, даже гораздо более молодой, не захочет, да и не сможет пробыть в таком виде и двух часов".
"Некоторые, - говорит де Ля Ну (15-я Речь), - выдвигают тот аргумент, что при развернутом строе все участвуют в бою, в эскадроне же не более одной шестой, а именно те, кто находится на фронте. Но ведь дело не в достижениях отдельного бойца, а в том, чтобы сокрушить противника, этого-то и достигает эскадрон: он прорывает неприятельский фронт там, где находится штандарт или капитан с самыми отборными людьми, и тогда все рассыпается. Ведь в эскадроне в первую шеренгу ставят храбрейших, и на вторую шеренгу еще хватит храбрецов. Тогда остальные, чувствуя себя под этой защитой, следуют за ними, ибо первые берут на себя всю опасность, а в случае победы слава выпадает на долю всех. Сто хорошо вооруженных и хорошо руководимых кнехтов, построенных эскадроном, разбили бы сто дворян, построенных развернутым фронтом".
В двух особых случаях де Ля Ну хочет сохранить построение развернутой цепью, а именно, когда небольшой отряд сражается в одиночку и когда атакует пехоту и выделяют команды для атаки с разных сторон.
Блэз Монлюк, который из рядового бойца поднялся до звания маршала Франции (1577 г.), восхваляет в своих мемуарах (1569 г.) боевые качества рейтаров, которые не давали нападать на себя врасплох, содержали лошадей и оружие в хорошем состоянии и в бою были грозным войском; кроме огня и железа не видно было ничего, а последний конюх среди них снаряжен в бой и готовится сделаться настоящим воином.
Самым крупным испанским военным теоретиком того времени был Бернардино Мендоса, написавший историю войны в Нидерландах (1592 г.), его сочинение "Теория и практика войны" вышло в свет в 1595 г. и было неоднократно переведено на немецкий язык.
Относительно глубины эскадронного построения он не дает определенных указаний, но признает, что в зависимости от обстоятельств надлежит выбирать или более мелкое, или более глубокое построение; он требует, однако, чтобы так или иначе не выходили за пределы отношения 1:3.
В вопросе о выборе между копьем и пистолетом Мендоса высказывается за копье: рота в 100-120 человек копейщиков может одолеть от 400 до 500 ферраруоли, если они их атакуют энергично и с нескольких сторон сразу. Впрочем, он добавляет, что копейщиков желательно подкрепить конными аркебузирами или пистольерами на их левом крыле. Если у пистольеров так много сторонников, то причина этого заключается в том, что для этого рода оружия требуется гораздо меньше упражнения, чем для копейщиков, а потому его гораздо легче комплектовать как в отношении конного, так и людского состава45.
При описании сражения на Моокерской равнине (1574 г.)46, в общем не совсем ясном, Мендоса заявляет, что эскадроны копейщиков не должны быть сильнее 100-120 человек и должны атаковать энергично, тогда в общей свалке пистолеты мало принесут пользы рейтарам.
Георг Баста, сын эпирского дворянина, родившийся в Италии (1550 г.), еще молодым человеком командовал полком арнаутов в войске Александра Фарнезе, сделался испанским генералом, командовал императорским войском против турок и наряду с книгой "О главнокомандующем" ("Il maestro di Campo Generale") написал специальное сочинение о легкой кавалерии (1612 г.), неоднократно издававшееся в немецком переводе.
Подобно Таванну Баста хочет обеспечить сплоченность своих солдат не только их личным мужеством, но и строгостью. Он рекомендует, чтобы капитан, когда дело доходит до столкновения с неприятелем, ехал на два-три корпуса впереди своей роты, лейтенант же с обнаженным мечом - позади колонны, дабы "на месте убивать всякого, кто вздумает поступать не так, как должно".
Баста в особой заключительной главе взвешивает сравнительные преимущества кирасиров и копейщиков и высказывается за кирасиров. Копейщики нуждаются в превосходных лошадях, длительном обучении и в твердом грунте; лишь первые шеренги могут пустить в ход оружие, а потому их и надо разбивать на ряд мелких эскадронов, которые атакуют порознь.
Однако в чем превосходство кирасиров, понять нельзя. Автор неоднократно сам себе противоречит, и, в конце концов, у него даже не разберешь, о ком, собственно, он говорит - о тяжелых ли рыцарях-копейщиках, или о легких, не одетых в броню всадниках, вооруженных пиками.
Эта неискусная аргументация Басты побудила знаменитейшего теоретика того времени, обервахмистра города Данцига Иоганна Якоби фон Валльгаузена выступить против него в книге "Военное искусство на коне" с резкой полемикой. Он высмеивает и вышучивает теории славного кавалера Басты, который 40 лет служил по кавалерии и сделался профессионалом, и решительно высказывается за копье. Оба автора сходятся на том, что копейщики должны атаковать небольшими отрядами, не глубже как в две шеренги, да и те с большим интервалом между ними. Валльгаузен говорит: "Копейщик производит надлежащий эффект при атаке малыми эскадронами, построенными не глубже как в две последовательные шеренги, да еще с интервалом между ними, и притом не плотно сомкнутым строем. Ибо если во время атаки у переднего споткнется или упадет лошадь, то следующему за ним товарищу он не повредит и не помешает, и, напротив, оправившись, он потом может снова присоединиться к строю своего эскадрона.
Кирасир же должен держаться в плотно сомкнутом большом эскадроне и иметь сбоку и сзади других всадников; когда у него споткнется, упадет или будет ранена неприятелем лошадь, то, находясь в первой или второй шеренге, он не может подняться, даже если он сам не ранен, а его товарищи по ряду, следующие за ним, натыкаются на него и топчут его ногами своих лошадей. Таким образом, жизни кирасира грозит гораздо большая опасность быть затоптанным лошадьми следующих за ним товарищей, чем та, которая угрожает ему от неприятеля. И вот, когда в одной из шеренг кто-нибудь из них упадет, то едущий за ним не может ни свернуть вбок, ни объехать его спереди или сзади, ибо его настигает следующий, который не видел и не знает, что произошло. Так что нередко здоровые, нетронутые люди и лошади падают друг на друга, топчут друг друга и гибнут, что причиняет огромный ущерб, так как вследствие этого эскадрон расстраивается и сам приходит в смятение благодаря собственному несчастному случаю, а не от действий неприятеля. Ведь это господин Баста сам тысячу раз испытал и видел точно так же, как и я имею перед глазами подобные примеры, которые мог бы описать. По этой причине, я полагаю, копейщик имеет большое преимущество и авантаж в этом отношении перед кирасиром".
"Отнимите у копейщика, - продолжает Валльгаузен, - его доброго коня и копье и дайте ему лошадь похуже, и вы получите кирасира; таким образом, последний - не что иное, как полукопейщик".
Дальше Валльгаузен доходит даже до утверждения, что вторая шеренга рейтаров вредит первой, ибо она мешает ей в случае неудачной атаки отойти вправо или влево. Поэтому, когда не хватает места, следует строить всех в одну шеренгу, а остальные должны следовать отступя на 20-30 шагов.
Во всей этой аргументации мы не видим ни с той ни с другой стороны какого-либо упоминания о караколе. Чтобы взвесить относительные достоинства и недостатки копья и пистолета при их сравнении, надо было бы принять во внимание и то обстоятельство, что копейщики действительно идут в атаку, в то время как пистольеры, собственно говоря, ведут лишь перестрелку. Поэтому последние должны были терпеть поражение при встрече с первыми. Но об этом умалчивает не только Баста, но и Валльгаузен, который и тут мог бы найти самый сильный аргумент в пользу своей точки зрения.