В следующем 1553 г. тот же Рабютен сообщает нам, что особых конных стрелковых рот не было сформировано, но что король приказал каждому командиру роты жандармов набрать еще соответственное число конных аркебузиров. Они оказались весьма полезными в тех случаях, когда рыцари попадали на неблагоприятную для них местность. В сражении, однако, их отделяли друг от друга и соединяли в отдельные части.
Эти описания, если заменить аркебузы и пистолеты арбалетами, могли бы относиться к XIII веку, так же как и к XVI. Из них нельзя заключить о какой-либо дальнейшей эволюции.
Более резко проведенное различие между конными родами войск являлось лишь следствием усилившейся потребности в легких всадниках, которые могли причинить больше вреда на марше столь мощным родам войска, как пехота и артиллерия, путем нечаянных нападений и преследования, чем тяжеловесные рыцари. С увеличением их численности они смогли выступать и в сражениях более самостоятельно.
В противоположность наблюдаемому здесь более резкому проведению различия между отдельными видами конницы происходит другой процесс, а именно - процесс сближения рыцаря и его свиты в смысле более однородного их вооружения, причем кнехты, ожидающие посвящения в рыцари, и обыкновенные кнехты прочнее сплачиваются друг с другом в определенные формы. Эту эволюцию мы наблюдаем в войсках Карла V во время его последней войны с французским королем Франциском I (1543 - 1544 гг.).
Иовий передает, что в то время как имперцы штурмовали Дюрен, две немецкие пехотные колонны и две "квадратные колонны рыцарей" (quadrata equitum agmina) были построены для отражения войска, шедшего на выручку4.
В другом месте5 он отмечает медленный аллюр (вероятно, обусловленный сомкнутостью строя) немцев, а венецианский посланник Наваджеро докладывает своему правительству, что французы испугались ровного строя атакующей немецкой конницы (cavalleria)6.
В течение Шмалькальденской войны, три года спустя, это явление выступает еще отчетливее.
Венецианский посланник Мочениго, который сопровождал войска в эту войну, различает в имперской коннице два вида: жандармов и стрелков (archibusetti). Последние, пишет он, носят панцирь и вооружены легкими копьями и кремневыми пистолетами, они строятся тесными шеренгами и превосходно сохраняют порядок7.
Испанский историк Авила, повествующий об этих событиях, сообщает, что имперские рейтары строились квадратными колоннами (эскадронами), которые имели в глубину лишь 17 шеренг. "Благодаря этому, - говорит он, - фронт их был очень широк и выявлял большее число людей, что представляло очень красивое зрелище. На мой взгляд, если местность позволяет - это наилучшее и наиболее надежное построение, ибо широко развернутый отряд нелегко поддается охвату, что нетрудно сделать с узким. С другой стороны, 17 шеренг в глубину совершенно достаточно для производства шока (golpo), и такой отряд может успешно бороться с другим. Пример тому можно было видеть в бою, который нидерландская тяжелая конница дала клевской при Ситтарде в 1543 г.".
Указание, чтобы глубина достигала только 17 коней, подчеркивает, что раньше конница строилась еще глубже. В бою при Пилленрейте (1450 г.) мы видим, что рыцари со своими кнехтами при ширине фронта в 14 рядов имели в глубину 20 шеренг8, а в одном теоретическом сочинении 1532 г.9 рекомендовалось строить 6 000 всадников в 83 шеренги в глубину.
У средневековых всадников мы находили две основные формы построения: или рыцари строились в одну шеренгу, а за ними следовала их свита - кнехты и стрелки (поскольку их не выпускали вперед в качестве застрельщиков), или же строились глубокой колонной. Каким ни кажется фундаментальным такой контраст, на практике он не был таковым, ибо здесь мы имеем дело не с формой боя, а с формой подхода к неприятелю; в бою и глубокое построение само собою развертывалось в более широкое; при более значительных армиях построение рыцарей в одну шеренгу было вообще невыполнимо.
В ранее приведенном нами сочинении "Надежный советник и мысли старого, хорошо испытанного и опытного воина", написанном около 1522 г., автором которого является, пожалуй, не кто иной, как сам Фрундсберг10, рекомендуются "многочисленные колонны и широкие построения, дабы много людей могли поражать и сражаться и дабы атаковать противника спереди, сзади и с боков". Точно так же и прусский герцог Альбрехт, написавший большое сочинение о военном деле, "Военную книгу" (законченную в 1555 г.), требует в схожих выражениях "широкого фронта и много небольших колонн"11.
Можно было бы полагать, что эти указания скорее являются провозвестниками образования кавалерии, чем все еще поразительно глубокие построения колонн Карла V в 17 шеренг. Однако это не так. Многочисленные мелкие колонны Фрундсберга и Альбрехта все еще относятся к категории рыцарских построений, к строям только для подхода к неприятелю, между тем как эскадроны в 17 шеренг глубиной содержат уже зародыш дальнейшего развития.
Глубина в 17 коней основана на расчете, приписываемом герцогу Альбе12, что всадник в глубину занимает приблизительно втрое большее пространство, чем в ширину, и что, следовательно, ширина фронта в 100 рейтаров, построенных в 17 шеренг, будет вдвое шире, чем глубина всей колонны. Итак, от людского квадрата всадников (agmen quadratum), о котором говорит Иовий, уже дошли до гораздо более мелкого построения, и этот строй тщательно сохраняют, как о том свидетельствуют единодушно все источники. Чтобы этого достигнуть, несомненно, пришлось проделать ряд строевых учений, как то давно уже практиковалось в пехоте. А когда на этих учениях уже достигли известной твердости и уверенности, то стали еще более уменьшать глубину. У Таванна13 мы читаем о глубине в 10 коней, а де Ля Ну, по-видимому, смотрит на глубину в 6-7 коней как на нормальную14. С концом XVI века мы приближаемся, таким образом, к формам современной кавалерии15. Раз этого было достаточно, то почему же сразу не начали с такого мелкого нестроения? Вероятно, по той самой причине, по которой и пехота начала с очень глубоких колонн и лишь постепенно дошла в своем развитии до более мелких построений, а именно потому, что более глубокие массы легче сплачиваются. Лишь когда строевое учение и связанная с ним дисциплина достигают более высокой ступени, является возможным развертывать построения в ширину, не нарушая этой-то причине исходной точкой развития приходится считать, с исторической точки зрения, семнадцатишеренговые эскадроны Шмалькальденской войны, а не "многочисленные маленькие колонны" Фрундсберга.
В войсках немецких князей, которые выступили в Шмалькальденской войне против императора, еще фигурировал призванный вассал или завербованный дворянин со свитой разнородно вооруженных спутников16, а Филипп Гессенский дорожил тем, чтобы иметь среди своих всадников возможно большее число дворян в качестве кирасиров (kbrisser). Однако простые наемные всадники, соответствовавшие тем, которые служили в войске императора, все же составляли большинство, и сохранившийся феодальный фон не мешал тому, чтобы и о шмалькальденских рейтарах отзывались с большой похвалой в смысле их боеспособности и порядка; особенно же ставилось им в заслугу то, что они так хорошо слушались сигналов, подаваемых трубою17.
Все это казалось бы еще небольшим достижением, не дающим оснований к каким-либо дальнейшим заключениям, если бы мы встречались и в средние века с подобными заметками относительно тогдашней конницы. Однако дальнейший ход развития указывает на то, что мы в данном случае имеем дело с зародышами чего-то органически нового.
"Черные рейтары", как их уже называли во время Шмалькальденской войны, преемственно множились, как и дружины ландскнехтов.
Известные своими грабежами и склонностью к мятежу, они появляются в немецких войнах18 под начальством то Альбрехта Алквиада, то Эммануила Филиберта Савойского, то Гюнтера Шварцбургского. Преемниками этих "черных рейтаров" опять-таки являются во время религиозных войн во Франции выступающие в том и другом лагере "немецкие рейтары", коротко именуемые французами "reotres", а у итальянцев "raitri"; на них следует смотреть как на прародителей европейской кавалерии в том же смысле, как в немецких швейцарцах видят прародителей европейской пехоты. То были немцы, которые образовали новый род войска, но не на немецкой почве. В то время Германия наслаждалась шестидесятилетним периодом мира, самым длинным, какой когда-либо ей было суждено переживать за всю мировую историю; между тем Франция испытывала тридцатилетнюю смуту гугенотских войн, и подобно тому как в первой половине столетия войны, которые вела Франция, в значительной степени велись пехотой швейцарцев и ландскнехтов, так теперь и на стороне протестантов, и на стороне католиков сражаются преимущественно немецкие рейтары, вырабатывавшие здесь, на французской почве, новые методы кавалерийского боя.