—

Здравствуйте, господа, — поздоровался он. — Чему обязан…

—

Что здесь стряслось?! — перебил его полковник. — Где Изабель Арнье? Что с нею случилось?

—

Изабель… Арнье… — с недоумением повторил господин Рыскин. — Не имею чести…

—

Конечно же! Здесь она устроилась под другим именем! — перебил я хозяина дома. — Как звали вашу постоялицу? Что вам о ней известно?

—

Простите, господа, но кто вы такие? — Рыскин слегка повысил голос и несколько театральным жестом обвел будуар. — И что здесь произошло? Отчего произведен такой беспорядок?

—

Вы спрашиваете нас?! — возмутился я. — А мы рассчитывали, что вы нам что-то проясните! И кстати, мы из Высшей воинской полиции.

—

Право, не знаю, что и сказать, — ответил Рыскин.

—

Что вам известно о вашей постоялице? — повторил я вопрос.

—

Мадемуазель Александрии? — промолвил хозяин. — В сущности, немногое.

—

Чей это стол? — спросил я.

—

Мой, — с оттенком гордости сказал хозяин имения. — Я привез его из Баварии.

—

Вы знали о том, что в этом столике имеется потайное отделение?

—

Разумеется знал, — улыбнулся Рыскин.

—

И вы показали тайник ей, она пользовалась им, — сказал я.

—

Вы говорите так, словно в этом есть что-то предосудительное. — Хозяин имения снисходительно улыбнулся.

—

Для чего ей понадобился тайник? — Я придвинулся вплотную к господину Рыскину. — Что она там хранила?

—

Помилуйте, сударь, — со спесивой ухмылкой промолвил он. — Я не имею обыкновения интересоваться секретами дамы, тем более что она совершенно ясным образом изъявила желание сохранить их в тайне!

Мне показалось, что Рыскин издевался надо мною. Я замахнулся, чтобы врезать ему по физиономии, но он неожиданно ловким движением перехватил мою руку. Мой кулак застыл перед его носом. При этом он не вздрогнул, не попытался уклониться, он даже не моргнул, а мой удар парировал левой рукой.

—

Прошу вас, сударь, — произнес он. — Я дворянин, и могу вызвать вас на дуэль…

—

Превосходно! — воскликнул я. — Дуэль! Сразимся ножками!

Я подобрал выломанных сфинксов и одного протянул Рыскину.

—

Защищайтесь! — выкрикнул я.

Рыскин взял позолоченную ножку левой рукой, но опустил ее, показав, что драться не собирается. Смотрел он прямо мне в глаза, однако выражение его лица изменилось: спеси не было, а появились уважение и заинтересованность, он как бы говорил, что мы могли бы стать друзьями.

—

Господа, вы с ума посходили! — воскликнул полковник Парасейчук.

Рыскин отбросил ножку в сторону:

—

Оставим шутки. Я действительно не знаю, что она там хранила. Я попросту рассказал ей о тайнике, и она попросила разрешения воспользоваться им. Не думаете же вы, что я при первой же оказии занялся изучением содержимого?!

—

Ладно, простите, — ответил я и бросил сломанную ножку на ковер.

Рыскин склонил голову и, окинув печальным взглядом будуар, сказал:

—

И зачем было мебель ломать? Вероятно, она потеряла ключ. А тайник открывался вот так.

Он подошел к столику, надавил на частичку смальты с одного края столешницы, после чего сдвинул частичку смальты на противоположной стороне мозаичного панно, и под нею обнаружилась замочная скважина.

—

Сдается мне, что мы опять опоздали, — послышался знакомый голос.

В будуаре появился Яков Иванович де Санглен.

—

Пройдемте в гостиную, здесь стало тесно, — предложил я.

—

Я услышал, что вы помчались на Швивую горку сломя голову, и отправился следом, — объяснил свое появление директор Высшей воинской полиции.

—

Мы опоздали на целые сутки, — сказал я.

—

Что-нибудь интересное нашли? — спросил де Санглен.

—

Мадам Арнье перехитрила нас, — доложил полковник Парасейчук.

—

Мадам Арнье? — переспросил господин Рыскин.

—

Видите ли, вы, вероятнее всего, знали ее под другим именем, — сказал полковник.

—

Под именем мадемуазель Александрии Лоран, — вместо Рыскина ответил де Санглен, сверившись с какими-то записями.

—

Совершенно верно, — подтвердил хозяин имения.

—

По моему указанию собрали данные обо всех иностранках, зарегистрированных в Москве, — пояснил директор Высшей воинской полиции. — К сожалению, на то, чтобы проверить всех, требуется слишком много времени.

—

Как вы познакомились с нею? — я взглянул на Рыскина.

—

Я познакомился не с нею, а с одним офицером…

—

С каким офицером? — спросил я с нетерпением.

—

Поручик Ямушкин, — ответил Рыскин.

—

Ямушкин? — повторил я и обвел взглядом присутствовавших.

Ни де Санглен, ни Парасейчук о таком не слышали.

—

Мы познакомились в кофейне, — не дожидаясь новых распросов, пустился в объяснения Рыскин, — с месяц назад. Душа-человек! Такому сразу же веришь! Я и сейчас не поверю, что Ямушкин замышлял злодейство!

—

Оставьте! Мы разберемся, — прервал его директор Высшей воинской полиции. — Так и что ж эта дама? Она- то когда появилась?

—

Тому три дня приехал Николай — это Ямушкин, а с ним мадемуазель Лоран. Он и попросил приютить даму, представив ее гувернанткой, — рассказал Рыскин. — Она француженка, а время — сами знаете, какое!

—

Так и есть, — подтвердил де Санглен, сверившись со своими записями. — Мадемуазель де Лоран поселилась здесь три дня назад.

—

А что же этот поручик у себя ее не приютил? — спросил я.

—

Он служит в Твери, а там, Ямушкин говаривал, совершенно панические настроения, на иностранцев смотрят…

—

Все ясно! — прервал я Рыскина и перевел взгляд на де Санглена. — Тверь! Опять Тверь!

—

Что ж, здесь делать более нечего, — резюмировал директор Высшей воинской полиции. — Идемте.

—

Вам, сударь, следует быть разборчивей, — сказал я господину Рыскину.

Мы покинули флигель, оказавшись за воротами, прошли к расположенной поблизости церкви — храму Никиты Мученика. Поднялись на галерею, откуда открывался великолепный вид на Кремль.

За время, что мы потратили у господина Рыскина, солнце сдвинулось вверх по небу совсем чуть-чуть, но уже обещало жаркий день. И город, разбуженный припекающими лучами, застыл в истоме, словно решил не прогонять утренний сон, а так и провести день в малоподвижной дреме. Из Яузы воды неторопливо перетекали в Москва-реку и растворялись в большой, совершенно обленившейся воде, только и способной, что блестеть на солнце и с ленцой отражать облака.

Мимо храма по вытоптанной дорожке спешили по своим делам мастеровые. Мужики, замедляя шаг, наспех осеняли себя крестами и едва не бегом отправлялись дальше. Но их торопливость, их суета нисколько не нарушали общего покоя.

Москва жила своей жизнью. И этот город мы собирались сжечь!

—

Три дня назад, — прервал я молчание, — три дня назад она поселилась здесь. И я приехал в Москву. Но мадам Арнье проживала в доме генерал-губернатора. В соседней комнате с графиней Ростопчиной.

—

Да, но кто знает, чем занималась мадам Арнье днем? Вряд ли сидела безвылазно в Сокольниках. Она могла нанять флигель, — отозвался де Санглен.

—

Жаль, майор Бистром уже отбыл, — сказал я. — Было б лучше, если б он знал о поручике Ямушкине.

—

Он смышленный офицер, разберется, — заверил меня Яков Иванович. — Однако же для меня картина вполне прояснилась…

Сейчас услышим старую песню о графине Алине Коссаковской, подумал я и не ошибся.

—

Я уверен, мы имеем дело с польской графиней, — заявил де Санглен. — И никакого Ямушкина не существует. Под личиной поручика действует друг Коссаковской, какой-нибудь польский офицер, уж больно почерк знаком.