Тут я позволил себе саркастическую улыбку:
— И графиня Ростопчина немедленно выберет нового духовника непременно из числа французских агентов.
— Согласен, здесь случай особый. Аббат Сюрюг человек видный, и ему, главе католической общины, патент от Бонапарта ни к чему. Но и спешить не стоит. Давайте поступим так. — Де Санглен с видом стратега опустил обе ладони на стол, приготовившись изложить план действий. — Граф Ростопчин и вся его семья квартируется в Сокольниках.
— В Сокольниках? А имение в Вороново? — спросил я.
— Вороново уж совсем далеко. — Де Санглен поморщился. — Сокольники, конечно, тоже не ближний свет. Там находится казенная дача губернатора. Каждый день к восьми часам утра он приезжает в Москву во дворец на Лубянке. Задний двор дворца как раз выходит к собору Святого Людовика, настоятелем которого и служит ваш аббат. Раз в неделю, — а завтра именно этот день, — графиня Ростопчина приезжает к обеду, который дает генерал-губернатор в своем дворце. На обед приглашается и ваш аббат. Учитывая ваше давнее знакомство с графом Ростопчиным еще по службе в Коллегии иностранных дел, вы сможете без труда получить приглашение на обед. Присмотритесь к аббату, постарайтесь задержать его, увлеките беседой. А мы тем временем обыщем его дом. Впрочем, не думаю, что Сюрюг хранит бумаги. Уж точно патента мы там не найдем.
— Патент Бонапарта? — уточнил я.
— Да. Большинство агентов получают патенты от императора французов. Они рассчитывают, что Бонапарт займет Москву, на этот случай им и требуется документ, подтверждающий заслуги перед французами. А для нас такой патент — доказательство.
— Да, француз-иезуит, пожалуй, и впрямь не нуждается в подобном свидетельстве, — согласился я.
— У нас нет сведений, что сам Сюрюг занимается шпионской деятельностью. Но скажу так: не вся его паства — шпионы, но все шпионы — его паства. Так что давайте, завтра проверим его во время обеда, хотя на удачу я не рассчитываю. Я думаю, шпион, которого государь поручил вам поймать, наш давний знакомый. Точнее, знакомая. Скажу больше, я уверен, что это она.
— Но кто — она? — воскликнул я.
— Польская графиня, — сказал де Санглен. — Алина Коссаковская. Все приметы сходятся, — продолжил Яков Иванович. — Это она, наша графинюшка.
— Воля ваша, но я такой уверенности не разделяю.
— Вы в нашем деле новичок, — заметил де Санглен. — А я уже несколько месяцев гоняюсь за Коссаковской.
— В любом случае графиню нужно поймать. Буду рад, если окажется, что я ошибался. И если она и тот агент, которого ищу я, — одно лицо, нас ждет двойная удача.
— Вы хотя и новичок, но совершенно правильно мыслите, — с удовлетворением произнес де Санглен и вдруг поинтересовался: — Давно приехали?
— Только что, — ответил я. — Остановился в своем доме на Петровке…
— Устали с дороги, — сказал он. — Отдохните сегодня, а завтра возьмемся за дело.
— Благодарю. — Я кивнул. — Признаюсь, и вправду устал: ехали верхом почти всю дорогу.
— Ступайте домой. Только вот что. Пошлю-ка я своего человека проводить вас до дома. А то народ теперь самосуд творит по ночам. А вы… — Он окинул меня таким взглядом, словно видит насквозь, и продолжил: —…уж больно на иностранца похожи. На англичанина. Но простой народ разбирать не будет.
Я смутился. А де Санглен приоткрыл дверь и позвал:
— Ривофиннолли!
Вошел молодой человек с черными как смоль волосами.
— Знакомьтесь, — бросил де Санглен.
— Винцент Ривофиннолли, — поклонился вошедший.
— Отставной ротмистр австрийской армии, сам итальянец, — дополнил Яков Иванович. — Теперь служит у нас.
— Граф Воленский, — представился я и заметил де Санглену: — Стало быть, и в вашем ведомстве имеется паства аббата Сюрюга.
— У меня проверенные люди. Можете полностью им доверять, — серьезным тоном ответил Яков Иванович и приказал итальянцу: — Граф Воленский привез новые сведения о нашей старой знакомой…
— Графине Коссаковской, — со знанием дела подхватил Ривофиннолли.
— Граф прикомандирован к Высшей воинской полиции, — сообщил де Санглен. — Только с дороги. Проводите графа домой. Завтра будет непростой день.
Мы отправились на Петровку. Сделали несколько шагов, и я рассмеялся. Итальянец хмыкнул, но не решился спросить о предмете моего веселья. Я не стал томить его и сказал:
— Забавная история. Француз де Санглен поручил итальянцу проводить до дому русского, который так похож на англичанина, что местные патриоты могут его убить, приняв за француза.
Ривофиннолли рассмеялся.
— А что ж эта графиня Коссаковская, сильно досадила? — спросил я.
Мое первое благоприятное впечатление о де Санглене померкло оттого, что он своими замечаниями умышленно направлял работу на поимку польской графини, хотя из моих сведений вовсе не следовало, что она и есть тот агент, розыск которого поручил мне государь император.
— Еще как досадила! — с готовностью ответил Ривофиннолли. — Она повинна в гибели нашего сотрудника.
— Вот как, — промолвил я с грустью, но и одновременно с долей небрежности в голосе. — К сожалению, смерть — печальное, но обыденное явление во время войны.
Итальянец немного помолчал и пустился в неожиданные откровения:
— Она появилась еще в Вильно. Мы доподлинно знаем, что она имела задание убить русского царя. Совершенно непонятно, почему она этого не сделала при первой же возможности.
— А у нее была такая возможность? — поинтересовался я.
— Вот именно, — подтвердил Ривофиннолли и продолжил шепотом: — Де Санглен принял ее за mandato [28] и устроил царю Александру тайное свидание с нею. Она столько времени провела наедине с царем, но ничего не предприняла! Вероятно, на первое свидание она из осторожности пришла без оружия. Графиня была уверена, что последуют новые приглашения. Но де Санглен оказался на высоте — он раскусил ее…
Оказался на высоте! Я хотел спросить итальянца: вы это всерьез? Но сдержался. Вспомнились слова Вязмитинова о том, что де Санглен озабочен тем, как открутить головы девкам, которых поставлял в будуары августейших особ.
Некоторое время мы молчали. И моя сдержанность оказалась вознагражденной: Ривофиннолли пустился в откровения. Его дальнейший рассказ о графине Коссаковской поражал всякое воображение. Оглядевшись по сторонам, он негромко начал:
— Вообще-то графиня давно мертва…
— Мертва? — удивился я. — Вы точно это знаете?
— Совершенно достоверные сведения. Мы же сами и убили ее, — сказал он и с некоторым смущением добавил: — Не я лично, а полковник Розен и полковник Ланг.
— Holy Moley [29] скачет в поле, — обронил я.
Я взглянул на ротмистра Ривофиннолли, пытаясь понять, что скрывается за его смущением: то ли он не одобряет убийство женщины и оправдывается тем, что не участвовал в нем лично; то ли он огорчен тем, что не ему, а другим довелось расправиться с опасным противником.
— Розену и Лангу можно доверять, — продолжал итальянец. — Я уверен, что они покончили с нею.
— Так, может, стоит доложить об этом де Санглену? — спросил я в расчете на новые откровения.
Положение дел оказалось крайне странным. Директор Высшей воинской полиции гоняется за какой-то шлюхой, его подчиненные знают, что она давно мертва, сей факт скрывается от шефа, но без особой нужды сведениями о ее смерти выкладываются мне, человеку новому и по большому счету случайному.
— Де Санглен знает, — ответил Ривофиннолли. — Ее убили по его личному распоряжению.
— Тогда, простите, я ничего не понимаю, — признался я.
— Графиня Коссаковская пережила несколько покушений, — сказал итальянец. — Несколько раз ее считали мертвой, и вдруг она объявлялась вновь целая и невредимая. Сам де Санглен не видел ее трупа, и по прошествии времени у него появилась навязчивая мысль, что девица обхитрила Розена и Ланга и сумела от них улизнуть.