— Его высочество? — переспросил я.

— Принц Георг Ольденбургский сейчас в Твери, — подтвердил генерал.

— Почтем за честь воспользоваться вашей добротой, — сказал я. — Тем более что я имею приватное поручение к его высочеству от вдовствующей императрицы. Я действительный статский советник граф Андрей Васильевич Воленский, со мною надворный советник Вячеслав Сергеевич Косынкин.

Мы спешились и пересели в коляску гостеприимного генерала.

— Рад знакомству, рад. Вместе веселее. Доберемся быстро. Вот только заедем в одно местечко, это ненадолго, — он произнес эти слова таким тоном, словно извинялся.

«Одним местечком» оказался Торжок. Привели купца с куцей бороденкой и маленькими глазками, одетого в засаленный кафтан с заплатками. Он с бессвязными причитаниями кинулся в ноги Осипу Николаевичу.

— А ну встань, неопрятище! — рыкнул на него генерал- провиантмейстер.

Едва купчишка поднялся на ноги, Лоза двинул ему кулаком в зубы. Тот кубарем улетел в запруженную канаву. Гуси, хлопая крыльями и гогоча, разбежались в стороны. Крестьяне, стоявшие поодаль, судя по ухмылкам, одобряли случившееся.

— Помилуйте, ваше превосходительство-о-о! — завыл купчишка.

Он выбрался из канавы, вода стекала с его кафтана, в бороденке застряла ряска.

Что — помилуйте?! — прогремел Лоза. — До конца войны, пес, на одной тюре [21]сидеть будешь! Или что — тюря! Повесим тебя, вот и все дела! Другим в назидание!

Купец захлюпал. Генерал подал знак, солдаты схватили его, бросили на телегу. Мы поехали дальше.

— Эх, мало я ему дал! — посетовал генерал-провиантмейстер, разминая правый кулак.

Мы с Вячеславом в недоумении переглянулись.

— Вор он! — пояснил Лоза. — Получил подряд магазин подготовить, заплатили ему за труды… мелкая душонка! Тьфу!

Осип Николаевич с чувством плюнул, показав, что во время войны за подобную работу на государство грех плату брать.

— Запасы, продовольствие там, фураж — все получил, — продолжал генерал-провиантмейстер. — И на! На вторую ночь сгорел магазин! И этот вор говорит, что крестьяне его сожгли! Испугались-де, что Наполеон сюда дойдет и все французам достанется!

— Дойдет он сюда! — фыркнул Косынкин. — Подавится!

— Это ж понятное дело, мерзавец украл все, распродал, гнида! Сам и сжег магазин! Какие-то обертки для виду разбросал на пепелище!

Я бросил взгляд на телегу, на грязную фигурку купчишки. Он вызывал презрение и жалость одновременно. В военное время вешать нужно таких не мешкая. А с другой стороны, тоже ведь человек, жить как-то хочет.

До Твери мы добрались под вечер, когда тени по левую руку сделались длинными. Навстречу нам неспешной вереницей двигались подводы с домашним скарбом. Коровы, козы, жеребята, привязанные к телегам, мычали и блеяли, но обреченно волочились дальше. Клубилась пыль, песок прилипал к лицу и скапливался во рту.

— Бегут из Твери, — сказал Лоза.

— Из Твери? Что за абсурд?! — откликнулся я.

Вячеслав вытянул шею и крикнул мужичонке, попавшемуся навстречу:

— Эй, любезный! Откуда путь держишь?

— Тверской я! Откуда ж еще?! — без тени смущения ответил тот.

— А что случилось? — спросил я. — Почему вы все бежите?

— Так Наполеон же идет! — объяснил мужичонка.

— Не понимаю, — вымолвил я. — Где Тверь и где Наполеон!

История с купчишкой, разговор со случайным встречным и идущие навстречу одна за другой груженые подводы произвели на меня удручающее впечатление. Бегство мирных жителей было уже не отвлеченной сводкой о продвижении Великой армии, а зримым подтверждением успехов Наполеона.

Шоссе бежало вдоль берега Волги. Мы въехали в Тверь. Город обезлюдел: по правую руку тянулись жилые дома, огороды за ними спускались к реке, от заколоченных досками окон и дверей веяло страхом.

Мы проехали чуть дальше переправы и остановились возле храма Воскресения Христова, или как его еще называли — Трех Исповедников ^[22] .

— Ну-с, зайдем, перед исповедниками грехи замолить, — промолвил Осип Николаевич.

Он взглянул на храм с тоскливой озабоченностью, словно сомневался, что ему позволительно войти внутрь. Однако же решился, и мы с Вячеславом последовали за ним.

— А генерал-то наш шалун, раз уж грехи перед покровителями домашнего очага замаливает, — вполголоса сказал я.

Осип Николаевич молился со старанием, свидетельствовавшим о том, что с соблюдением святости семейных уз у него случилась серьезная неурядица. Косынкин ничего не ответил, кажется, озаботившись прощением каких-то собственных прегрешений. Я покинул церковь первым, и добрую четверть часа любовался барочным «восьмериком на четверике» ^[23] , как вдруг случилась совершенно неожиданная встреча.

— Bonjour, Comte ^[24] , — услышал я знакомый голос.

Я обернулся и увидел карету, в окно которой выглядывала графиня де ла Тровайола.

— Сандра! — удивился я, про себя воскликнув: «Heus- Deus ^[25] , ты решил мне припомнить, что и я не без греха!»

— Невероятная встреча, — сказала графиня де ла Тровайола. — Куда направляешься?

— В Москву, — ответил я и поспешил уточнить: — в армию.

— Ну а я подальше от театра военных действий. Что ж, прости, я очень спешу. Буду молиться за тебя. Надеюсь, когда все кончится и мы будем пребывать в добром здравии, еще увидимся.

Графиня похлопала рукою по дверце, возничий щелкнул кнутом, и карета покатила вперед. Вскоре она затерялась среди других экипажей, телег и подвод. А я все всматривался вдаль, словно надеялся на какой-то знак, — может, мелькнет ее рука с платочком? Бог весть, зачем мне было это нужно! И слава богу, что я путешествовал без Жаклин — эта встреча надолго испортила бы ей настроение.

— Что там? — Голос Вячеслава пробудил меня.

— Ничего, — ответил я.

— Ты так смотрел… — обронил он, вглядываясь вдаль.

Мы вернулись к наплавному мосту. Десяток барок, стоявших на якорях, перекрывали всю ширину Волги. Мы переправились на другую сторону и через минуту были в путевом дворце.

Его высочество принц Георг Ольденбургский принял меня в кабинете.

— Я имею разрешение… вернее сказать, поручение от государя, — поведал я, — сформировать небольшую группу отчаянных смельчаков, чтобы убить Бонапарта. Мы подготовим базу в Теплом Стане, это небольшое село к юго-за- паду от Москвы.

— Ваша миссия сопряжена с крайней опасностью для жизни, — невесело промолвил принц Ольденбургский.

— Что делать, ваше высочество, — ответил я. — Почту за честь, если сумею совершить ее. В наши дни о собственной жизни не приходится думать…

— Мне сказали, что у вас есть какое-то приватное поручение ко мне от императрицы-матери, — напомнил принц Георг.

— Да, ваше высочество. — Я сделал небольшую паузу, чтобы подчеркнуть деликатность вопроса. — Ее величество обеспокоена некоторыми слухами…

— Слухами? — переспросил принц.

— Только слухи, — подтвердил я. — Злые языки распускают их. Но в свете положения ее высочества Екатерины Павловны…

— Катеньки? — переспросил он.

— Да. Словом, глупая история. Кто-то якобы видел вас в карете с неизвестной дамой…

— Ах вот оно что! — воскликнул принц. — И что? Что сказала императрица?

— Она снисходительна по этому поводу, — ответил я. — Но ее беспокоит, что злые языки донесут до ее высочества Екатерины Павловны…

— Не волнуйтесь, граф, — улыбнулся принц. — Катенька сейчас в Ярославле. И я намерен завтра же утром отправиться к ней. Касательно ж дамы…

Он замешкался, а затем махнул рукой. Я почувствовал некоторое беспокойство, мелькнула мысль, что эта дама может оказаться агентом Наполеона. Но, с другой стороны, принц Георг поставлен генерал-губернатором над Тверской, Ярославской и Новгородской губерниями, а шпион, которого ищу я, явно действует в Москве. Имя этого шпиона уже известно — аббат Адриан Сюрюг. И все, что от меня требуется, это доехать до Москвы и арестовать этого паписта. К тому времени как Парасейчук доберется до Белокаменной, дело будет сделано, полковнику останется только найти на груди место для очередной награды.