Партийный аппарат утратил контроль над духовной жизнью общества. Вера в коммунизм даже в самом аппарате сохранилась лишь в форме ритуальных заклинаний. Социологические опросы общественного мнения в провинциях Шаньси, Хэнань, Цзянси и Гуандун еще в 1997 году показали: только 28 процентов верят в социализм, 36 процентов не верят, а 22 процента верили когда-то прежде…
С кухни принесли большого рака, который приветствовал нас слабым шевелением клешней. Он покинул нас, сидя на дне миски, зеленый и мрачный. Вернулся он на стол красным, аппетитным, уже сваренным. В сегодняшнем Китае, похоже, только раки становятся красными. Да и то не по собственной воле.
Партийное поручение
Чжу Лукунь — молодой человек в очках, очень серьезный, — преданный член коммунистической партии Китая. Его партийное поручение — привлечь в Китай как можно больше иностранного капитала.
— А вы не боитесь, что транснациональные корпорации проникают в Китай с целью превратить вашу страну в сырьевой придаток Запада? — спросил я Чжу Лукуня.
Он с трудом понял меня:
— Совсем наоборот! Они же создают на нашей земле заводы, приносят в Китай современные технологии, помогают нашему развитию.
— Разве у вас не говорят о том, что западным компаниям нужны только ваши дешевые рабочие руки и ваше сырье? Они вывезут из страны все сколько-нибудь ценное и исчезнут, а Китай останется с опустошенными недрами, — выкладывал я аргументы отечественных борцов с чуждым влиянием.
Чжу Лукунь был изумлен моими вопросами:
— Меня унижает наша бедность. Когда сюда приходит транснациональная корпорация и начинает обучать и хорошо платить людям, производит то, чего у нас нет, платит нам налоги в долларах — что же в этом плохого? Если кто и растрачивает впустую драгоценные ресурсы, природные ископаемые, так это наша собственная отсталая экономика.
В Пекине сразу определили: государство не вмешивается в дела совместных предприятий и заводов, принадлежащих иностранным компаниям. Им гарантируется вывоз прибыли и своей части капитала после окончания срока действия договора о совместной деятельности. Иностранная собственность не подлежит национализации или экспроприации…
Гордость Китая — разного рода особые экономические зоны, где создаются выгодные условия для иностранных инвесторов. Идею экспортно-перерабатывающих зон, которые смогут зарабатывать валюту, в 1979 году выдвинул первый секретарь партийного комитета провинции Гуандун Си Чжунсюнь. Это казалось невозможным. Но его поддержал Дэн Сяопин: «Когда-то Яньань была маленькой территорией и тоже особой зоной, а потом мы завоевали такую большую страну».
Яньань — район, в котором когда-то базировалось руководство компартии вместе с Красной армией…
Решением ЦК партии и правительства разрешили создавать особые зоны в провинциях Гуандун и Фуцзянь, поскольку рядом Гонконг (Сянган) и Макао (Аомэнь) и налажены связи с хуацяо — соотечественниками, постоянно проживающими за границей. Первые две зоны появились в городах Шэньчжэнь и Чжухай. Эта стратегия себя оправдала. Деньги пришли. Китай не просто накормил себя. Страна завалена товарами, причем собственного производства.
В одной из прибрежных экономических зон я видел типичное предприятие, основанное японским предпринимателем, который все показал после того, как я с ним заговорил по-японски. Он наладил совместное производство по обработке морепродуктов для своих соотечественников. Рыбу он покупает российскую или австралийскую. Рабочие у него — китайские. А есть рыбу будут японцы.
Все очень разумно. Российская рыба дешевая. Китайские рабочие — дешевые, а покупатели, наоборот, готовы платить большие деньги за хорошую еду. Порядок на японском заводе образцовый. Без белого халата и сапог в цех не пускают. Оборудование — самое современное. Повсюду контролеры, которые следят затем, чтобы никто не отлынивал. Никто и не пытается.
Каждый юань, вложенный в развитие свободной экономической зоны, приносит Китаю три с половиной доллара капиталовложений, три с небольшим доллара прибыли, а еще товаров для внутреннего рынка на сорок три юаня и почти пять юаней в качестве налогов.
— И китайцы не боятся засилья иностранного капитала?
— У нас нет страха перед иностранцами, — отвечает Чжу Лукунь. — Наоборот, мы создаем самые заманчивые условия для привлечения иностранного капитала.
В Китае почти три с половиной миллиона первичных организаций. Они везде — на производстве, в селе, в армии, научных институтах, частных компаниях, совместных предприятиях Костяк партии — партийные секретари. Частный бизнес создает большие соблазны. Теперь можно неплохо жить и вне партии. Не возникает ли желание у партийцев уйти в бизнес? Не возникает. Можно иметь партбилет и богатеть. Зачем бросать свой пост и уходить в частные компании, если и должность позволяет преуспевать. В частных компаниях тоже создаются партийные организации.
Секретари парткомов произносят речи в духе героев старых советских фильмов, но задача партии в промышленности и на селе — помочь людям разбогатеть. Даже на совместных с иностранцами предприятиях обязательно создается партийная ячейка.
В компартии Китая это самое важное поручение — привлечь в страну как можно больше иностранного капитала. Сначала иностранцев это удивляло, но потом им самим это понравилось. Иностранные владельцы даже оплачивают должность освобожденного партийного секретаря у себя в компании.
Уже год Чжу работает в международной корпорации, которая ищет инвесторов и обустраивает для них шанхайскую землю.
— У нас есть свой партком, — рассказывает Чжу Лукунь. — Если возникает необходимость, мы устраиваем собрание — в свободное время, разумеется. Корпорация относится к этому с пониманием — ведь собрания посвящены тому, как сделать нашу работу более эффективной.
Его дед был крестьянином. Чжу закончил индустриальный институт, затем финансовый, и еще ходил слушать лекции на юридический факультет университета. В прошлом году посещал курсы в Сингапуре и Канаде.
Когда я, оканчивая Московский университет, начал работать в журнале «Новое время», Чжоу Ган еще служил в армии. Я пришел в «Новое время» 15 февраля 1979 года, когда началась война между Китаем и Вьетнамом.
В конце января к национальному празднику социалистического Вьетнама в нашей редакции изготовили красочную обложку, воспевавшую мирный труд братской республики. Из-за войны весь тираж журнальной обложки, которую нашему журналу в силу скудных типографских возможностей приходилось делать загодя, пошел под нож.
Рабочий день я начал с того, что по примеру старших товарищей спустился на первый этаж, в большую комнату, где сортировались поступавшие ежедневно тассовские информационные вестники для служебного пользования, то есть недоступные обычным гражданам. Там в поисках интересного материала собиралась добрая половина редакционного коллектива. Там же обсуждались и вопросы текущей политики.
Когда я вошел в комнату, один из ветеранов мечтательно произнес: «Вот если бы нанести ядерный удар по Синьцзяну…»
В этом самом Синьцзяне в тот самый момент и служил Чжоу Ган, с которым через много лет после упомянутых событий мы познакомились в Шанхае.
Пока в редакции «пикейные жилеты» обсуждали вопрос о том, какой эффект будет иметь ядерный удар по Китаю, сержант Народно-освободительной армии Китая Чжоу гонял новобранцев, ожидая отправки на вьетнамский фронт.
В Китае армия добровольческая. При миллиарде с лишним населения проблем с призывом нет. Солдатам, в основном вчерашним крестьянам, платят небольшое жалованье, родителям — компенсацию за отсутствие кормильца. Половина, отслужив, возвращается к себе в деревню, половина, сняв форму, оседает в городе. В городах плохо с жильем, зато больше возможностей. Особенно в таком городе, как Шанхай.
Шанхай — один из крупнейших городов мира Аэропорт, две железнодорожные линии, морской и речной порты. Полсотни высших учебных заведений и с тысячу научно-исследовательских институтов. Здесь уличные банковские автоматы появились раньше, чем в России. Китайцы давно оценили возможность снимать деньги со счета в любое время дня и ночи, не заходя в банк.