Элизабет Юнек мощно стартовала, оказавшись после первого этапа на четвертом месте, однако затем у нее полетели тормоза и она врезалась в каменную стену. Гривен увидел, как она, мужественно улыбаясь, выбиралась невредимой из изуродованной машины, тогда как толпа болельщиков приветствовала ее цветочными гирляндами. Ей также была вручена специальная медаль.

Этой ночью он не сказал Люсинде ни слова и был на редкость неразговорчив на протяжении нескольких последующих дней. Но вновь и вновь предлагал ей усесться за руль Двадцать третьей модели и украдкой наблюдал за ней во время поездок. Да, она смотрелась что надо! Его валькирия на колесах. За чешку ее было, разумеется, не выдать. Разве что — за силезскую немку. Или за уроженку Вестфалии. Как раз из этой земли ей поступает уйма писем от поклонников. С расспросами о том, замужем ли она. Но кто из былых единоверцев Люсинды поверит в нее, увидев ее в таком образе? Нет, она должна превратиться в одержимую гонщицу, в гонщицу из любви к искусству, разумеется, незамужнюю, разве что влюбленную в какого-нибудь идола толпы с длинными ресницами. Но как ее будут звать? Ильза? Слишком скучно! Лили? Вот именно! Лили — а фамилию еще предстоит придумать. Он разберется с этим позже. И как это прекрасно — изобрести для Люсинды совершенно новую индивидуальность.

Но Гривен не рассказывал ей о Лили, пока не рассказывал. Лили — Принцесса Автогонок — все еще маячила в неопределенном и почти непроглядном тумане: ему не удавалось присмотреться к ее внутреннему миру. За последние пять лет он всего один раз присутствовал на гонках — да и те были, кажется, скорее любительскими. Постойте, а разве не читал он где-то насчет того, что скоро предстоит выдающееся в этом плане событие?

Гривен отправился в студийную библиотеку. Двухнедельной давности номер «Локаль-Анцайвера». На конец июля назначены гонки двух небольших команд, оспаривающих Гран-при Сан-Себастьяна и Гран-при Испании.

Он сразу же принялся выкраивать время в своем расписании, причем только для себя одного. Нет, мягко объяснил он Люсинде, ему не хочется, чтобы она ехала с ним. Полюбоваться на прообраз Лили он хотел в одиночестве, хотел увидеть ее в привычном окружении, во всегдашней атмосфере. А держать при себе в это время будущую исполнительницу роли ни к чему. Это бы только отвлекало его. Но он позаботился и о том, чтобы Люсинда ни о чем не грустила, организовав для нее роль в «Терезе Ракен».

— Это всего лишь эпизод, — фыркнула она, перебросив ему сценарий по кофейному столику.

— Дорогая, стоит тебе появиться на экране — и об остальных все позабудут. Кроме того, Жак Фойдер превосходный режиссер, и участие в его фильме пойдет на пользу твоей карьере. Ты ведь не хочешь, чтобы все эти чертовы киножурналы начали писать о том, что мы с тобой неразлучны…

Хотя, произнеся это стандартное выражение, Гривен заметил, что оно доставляет ему удовольствие.

Итак, он расстался с ней на три недели, по меньшей мере, пообещав по возвращении вручить новый сценарий в качестве весьма неожиданного подарка. Помахав на прощание рукой, включил мотор «Бугатти» и помчался на юг.

Германия, в пору короткого расцвета, какой принесла ей Веймарская республика, начала, на свой скромный лад, строительство автострад, но Гривен не вел машину на полной скорости до тех пор, пока не пересек французскую границу. А здесь национальные трассы по прямой рассекали местный ландшафт в традиции древнеримских дорог двухтысячелетней давности, позволяя вести машину, как выражаются сами французы, в длинноногом стиле. А спортивная машина, нарочно созданная для скоростной езды, чувствовала себя на такой дороге истинной королевой. Океанский лайнер, стремительно проносящийся по суше, она с легкостью давала фору любой полицейской машине, которой вздумалось бы ее преследовать.

По сравнению с «Мерседесами» и «Майбахами», которые Гривен обгонял в первой половине пути, его Двадцать третья модель казалась миниатюрной. Но затем, после Пуатье, в потоке машин начали преобладать «Вусены», «Фарманы» и «Изотта-франкини». Иногда они мчались невесть куда по залитым солнечными лучами виноградникам, иногда стояли в тени на обочине дороги, пока их владельцы разбивали тент и доставали корзинки с продовольствием для пикника.

На третье утро пути дорога приобрела средневековый характер. Выехав из Бордо, он покатил извилистыми горными тропами по Пиренеям, пересек испанскую границу, спустился с гор и выехал к Сан-Себастьяну.

Лифтер, поднимая его в номер, не переставая жаловался на жизнь. И с одним-то Гран-при хлопот хватает, а тут два сразу…

Участникам обеих гонок предстояло пройти одну и ту же трассу длиной в 692 километра, тянущуюся бесконечной извилистой лентой по горам над Бискайским заливом.

Присутствуя на петушином бою, Гривен услышал в толпе неожиданные новости. Сам король Альфонсо Испанский прибудет сюда со свитой из привыкших прохлаждаться в кафе вельмож. И, что куда более важно, сам Этторе Бугатти, которого называли Патроном, явится, чтобы понаблюдать за успехами своей команды.

«Бугатти», все ярко-синего цвета, выстроились в линию на старте. Им не терпелось сорваться с места, избавившись от автомехаников и докучных зевак. Конелли, Дюбонне, Широн и Чезале были в заявочном списке команды «Бугатти». Сложив программку, Гривен начал пробираться к стартовой линии, но тут заметил у главного входа какую-то суматоху.

Толпа распалась на две части, давая неторопливо проехать самому большому автомобилю на всей земле. Четырехдверная торпеда поразительного сиреневого цвета. Люди рядом с нею казались игрушечными болванчиками. Описав широкую дугу, машина остановилась, а тут уж показался и ее водитель. Гривен знал его лицо по фотографиям. Стоя на ступеньке все еще не полностью остановившейся машины, одетый в кожаную куртку, перчатки и шлем, Этторе Бугатти выглядел верховным судией и владыкой.

Охваченная благоговением толпа притиснулась поближе. Люди напоминали сейчас мусульман, созерцающих священный камень Каабы. Что это за штука? Кто в состоянии позволить себе такую? На какой скорости она пойдет? Бугатти, подняв в воздух руки, принялся благожелательно отвечать на вопросы.

— Это моя новая Сорок первая модель, — донеслось до ушей Гривена. — Она выдержит любую скорость, которую захочется набрать водителю.

Гривен улыбнулся. Он мысленно представил себе Этторе Бугатти на большой дороге: он обгоняет одну за другой прославленные спортивные машины, машет им рукой и хохочет на прощанье.

Любой предмет, созданный с такой дерзновенностью, был способен привести Гривена в восхищение, а вид этого монстра настолько поразил его, что за самими гонками он следил только вполглаза. Элио Чезале победил своих товарищей по команде, показав результат в пять часов двадцать восемь минут.

Зеваки толпились у огромной машины еще долго. Уже вручили победителю трофей, уже откупорили шампанское… В оранжеватых сумерках, на смену которым уже спешила тьма, Гривен увидел, как Этторе Бугатти разговаривает с королем Альфонсо. Его величество, властно держащийся стройный молодой человек, наряд которого неожиданно напоминал тот, в который вырядился бы делающий первые успехи на криминальном поприще молодой мафиозо, все время тряс головой, тогда как Бугатти убеждал его усесться за руль. Наконец мотор во всем своем великолепии взревел, и король повел Сорок первую модель по треку.

Издалека машина казалась обыкновенным гоночным автомобилем, ее гигантские размеры как-то скрадывались. Только описав поворот и оказавшись непосредственно перед рядами публики, она вновь поразила зрителей своими размерами.

Его величество вышел из машины в превосходном настроении. Энтузиазм, с которым он пожал руку Патрону, свидетельствовал о том, что он готов купить эту машину — или точно такую же. Никто не знал тогда, и менее всех — сам король Альфонсо, что его свергнут с трона и что королевская машина так и не будет ему поставлена. Но эпитет «королевский» породнился в этот миг с великолепным лимузином.