По словам Анн-Мари, Карин действительно лежала в постели, но уже проснулась. Она ведь всегда спала чутко, и ее наверняка должны были разбудить звуки мотора и громкие голоса. Оке спал крепким сном в соседней постели, но Карин уже совершенно проснулась и с неохотой, но очень отчетливо ответила: «Да-да, раз так, пускай едет».

Анн-Мари села на дно лодки и взяла Майю на колени. Йенс снова завел мотор, включил задний ход и, сделав широкий разворот, направил лодку к выходу из бухты.

~~~

Мы остановились в Халльвиксхамне, чтобы запастись продовольствием. Было только половина десятого утра, а гавань уже заполнилась до отказа. Большинство лодок пришло еще накануне. Они были пришвартованы друг к другу и стояли борт к борту, заполняя почти весь бассейн гавани. Люди завтракали, сидя в байдарках, или загорали, лежа на палубах, а народ с соседних лодок перешагивал прямо через них, чтобы выбраться на берег. В гавань прибило множество медуз, и поскольку им было не выбраться, они плавали между лодками в сверкающей от масла воде. Вместе с выброшенным с лодок мусором они образовывали нечто вроде густого супа.

— Черт возьми, нашли где разлечься, — презрительно сказал Стефан.

— Им это нравится, ты же видишь. Народ любит тесниться, как селедки в бочке, — ответил Мортен.

— Вот идиоты.

Себя они к «народу» не причисляли. Как, впрочем, и остальная часть нашей компании.

Поскольку причалить было невозможно, Йенс высадил нас около лестницы под бензоколонкой и уехал, чтобы вернуться за нами через полчаса. Мы затоварились продуктами и слабоалкогольным пивом, наполнили на колонке канистру дизелем и купили в киоске мороженого. Анн-Мари собиралась взять Майе замороженный сок, но Мортен вместо этого купил ей большую трубочку.

— Она и половины не съест, как все потечет, — возмутилась Анн-Мари.

— Ну и пусть. Маленьким детям нужно большое мороженое, — ответил Мортен.

Потом, когда у Майи иссякли силы, он сам доел трубочку.

В магазине были такие очереди, что на покупки ушло куда больше, чем полчаса, и Йенсу пришлось долго кружить на лодке, прежде чем мы наконец оказались готовы отправиться в путь.

В магазине никого из знакомых мы не встретили, но на Каннхольмене уже лежали две вытащенные на берег лодки.

Каннхольмен — крайний в небольшой группе островов и шхер, и путь до него от Халльвиксхамна при спокойном ходе занимает три четверти часа. Это единственный остров в округе, где можно разбить палатки. Остальные целиком состоят из голых скал. А на Каннхольмене была совершенно ровная лужайка с достаточно глубоким слоем земли, чтобы в нем держались колышки палаток. Горы обрамляли лужайку, словно стены внутренний двор замка. Прекрасно защищенное и удобное место. Но его надо знать, поскольку с моря его не видно.

С внутренней стороны острова есть маленький пляж, а по внешней лежат замечательные округлые валуны, на которых можно сидеть и наблюдать, как солнце опускается в море. Остальная часть острова состоит из гор, расселин, малюсеньких озер и низких прибрежных лугов. Остров совсем невелик, его можно обойти целиком меньше чем за час.

Две палатки уже стояли на берегу, а их обитатели сидели рядом на траве и пили пиво. Мы разбили свои палатки. Одну для Лис со Стефаном, одну для Мортена с Йенсом и одну для нас с Анн-Мари.

Прибыло еще несколько лодок, появились новые палатки, и постепенно лужайка превратилась в небольшой лагерь из маленьких ярких двухместных домиков.

Мы скромно пообедали хлебом с персиками и пивом. Потом Анн-Мари, Майя и я пошли купаться. Лис со Стефаном исчезли в палатке. Мортен с Йенсом положили пиво охлаждаться в воду и отправились через горы на внешнюю сторону острова.

С остальными обитателями лагеря я была незнакома. Анн-Мари знала, кого как зовут, через своих сестер и брата. Иногда она перебрасывалась с кем-нибудь парой слов. Многие мальчики старались с ней заговорить. Я их понимала. Анн-Мари разгуливала среди палаток в бикини, держа Майю за руку, и выглядела просто великолепно. Длинные стройные ноги. Развевающиеся на ветру длинные светлые волосы. Загорелая блестящая кожа.

На мне тоже было ярко-розовое бикини. В последние дни я целенаправленно загорала, чтобы к празднику сделаться коричневой, но моя кожа приобрела такой же ядовито-розовый оттенок, как и купальник. И теперь я вдруг подумала, что все это розовое сливается воедино и что из-за своих лишних килограммов на талии и бедрах я похожа на ошпаренного молочного поросенка. Мои тяжелые груди тряслись и подпрыгивали, словно они жили собственной жизнью — еще два неуправляемых поросенка, раскачивающиеся в колыбелях купальника.

Я встряхнула волосы, чтобы не выглядеть слишком прилизанной, и обнаружила, что они уже делаются жирными, хотя я мыла голову накануне поздно вечером. А во время купания на них еще попадет соль. Я с грустью подумала, что вечером волосы будут торчать липкими клочьями. Я старалась не опускать голову в воду, но тщетно, поскольку Анн-Мари все время подныривала и дергала меня за ноги, чтобы я погрузилась поглубже.

После купания Анн-Мари захотелось устроить сиесту. Я тоже ощущала сильную потребность в отдыхе. Встали мы рано, солнце палило, к тому же мы выпили пива. Мы повесили купальники сушиться, заползли в нашу красную палатку и расстелили поверх спальных мешков купальную простыню. Затем мы улеглись в одних трусах и майках, уложив посередине голую малышку Майю.

Я безумно устала и сразу же уснула. Проснулась я примерно через час. Мне ничего не приснилось, но спала я очень крепко. Усталость так и не ушла, я даже не могла окончательно проснуться. В какой-то полудреме я смотрела на спящих возле меня девочек. Было жарко и душно, но я уже привыкла к такому воздуху и не испытывала никаких неприятных ощущений.

Я прекрасно помню те мгновения. Царивший в палатке теплый полумрак, ее красные стенки, придававшие спящим телам магическое сияние, и запах травы и пота. Анн-Мари, лежащую на боку лицом ко мне с приоткрытым ртом, и ее согнутую руку на фоне купальной простыни. Ее длинные, чуть согнутые расслабленные пальцы, словно созданные для того, чтобы их рисовали. Розовато-красные в таком странном освещении губы, мягкий изгиб лука Амура. Откинутые со лба мокрые волосы. Ее лицо, напоминавшее нежный спелый фрукт. Майя лежала рядом, чуть пониже, едва доставая головой до пупка Анн-Мари. Спала она на спине, вытянув по бокам руки, как часто лежат маленькие дети. Совершенно голая, с темно-коричневой, шелковистой, поблескивающей кожей. Снаружи слышались голоса, откуда-то издалека доносились звуки губной гармошки Йенса и крики чаек. Матерчатые стенки палатки слегка подрагивали. Спящие девочки мирно дышали, словно два зародыша в надежном красном чреве.

Потом Майя вздрогнула и проснулась, быстро проползла к выходу из палатки и пулей куда-то исчезла.

— Наверное, в туалет пошла, — пробормотала Анн-Мари. — Я тоже хочу. Сколько мы проспали? Который час?

Было двадцать минут пятого. Мы встали и пошли праздновать «середину лета».

Сложно сказать, чего именно я ждала от праздника на Каннхольмене. Помню только, что была полна предвкушений. Тщательно продумывала, что надеть на вечер. (То есть какие потертые джинсы, какую застиранную майку и какой мешковатый свитер.) Я не мечтала о каком-то определенном парне, в которого была влюблена. Думаю, меня просто охватило некое смутное, волнующее предчувствие, что что-то непременно произойдет и домой я поеду уже совершенно другой Ульрикой.

Несомненно одно — я надеялась провести весь вечер вместе с Анн-Мари. Думала, что мы сблизимся, у нас появятся новые общие тайны и приключения, которые свяжут нас еще крепче. Но вышло совсем не так.

Анн-Мари чувствовала себя в новой компании как рыба в воде. Она флиртовала то с одним, то с другим. Вела себя взбалмошно, была совершенно неуловима, только пререкалась и отшучивалась.

Я же вступила в беседу с двумя взрослыми парнями. Они задавали мне разные глубокомысленные вопросы, мне было приятно их внимание, и я изо всех сил напрягала интеллект, пока мне вдруг почему-то не стало противно, и, присмотревшись к их лицам, я поняла, что они все это время просто издевались надо мной. Я оборвала свою речь на полуслове и пошла прочь.