1993 г.

Артистов всегда обожали в России. И только недавно стало возможным, чтобы именитый человек подошел к такси по привычке с улыбкой:

— Не подвезете ли?

— Нет.

— Но послушайте…

— Да я понял, узнал тебя.

Шварк дверцей и уехал. Кто бы ты ни был — Крючков, Леонов, Смоктуновский. Это тоже показатель. Миша Казаков тоже, наверное, на себе это ощутил. Он мне жаловался: вдруг раз и умолк телефон. Никому в России не стал нужен Пушкин. И получается, с одной стороны, равнодушие властей абсолютно циничное, с другой — народа, которому тоже не до искусства. Вот тут и есть проверка, насколько кто нужен. Случись великая миграция, когда пойдут переполненные эшелоны, и цвет нации элементарно задавят просто башмаками, собьют с подножки: иди отсюда…

1994 г.

Российский актер погибает обычно от водяры, все остальное — производное. А отчего он пьет, от чего черная дыра так стремительно засасывает людей, еще вчера бывших любимцами нации, этого я объяснить не могу, это неистребимый трагизм актерства. На моих глазах уходили люди, которых я обожал и которых почти никто не вспоминает. Алексей Эйбоженко, умерший на съемках «Выстрела». Вадим Спиридонов, известный в основном по роли Федора в «Вечном зове». Его не хотели хоронить на Ваганьковском, потому что он был только заслуженным, а там положено лежать народным… Боже, что за счеты? Вот и сегодня, когда я хотел сделать вторую программу о Спиридонове, в первую вошла лишь часть материалов, мне на ОРТ сказали: не та фигура. Такое определение масштабов, посмертная расстановка по росту, ничего, да? Гипертоник Богатырев, младше меня на год, рисовал, писал. Он был страшно одинок и пил поэтому, и работал как проклятый. После спектакля во МХАТе плохо себя почувствовал, приехала «скорая» и вколола что-то не то… Юрий Белов, умерший в безвестности, подрабатывавший шофером, как его герой в «Королеве бензоколонки»…

1996 г.

В артисте, мне кажется, главное — чувство собственного достоинства. Наша профессия во многом зависимая и униженная. Стоишь, как девочка у стены на танцах, и ждешь, пока пригласят. И каждый второй может тебе сказать: «Эй, артист, прикинься!» Потому что ты — шут гороховый. И люди могут вторгаться в твою личную жизнь.

Это и есть оборотная сторона народной любви. Я отношусь к этому очень неважно, но понимаю, что публичность входит в профессию. Хотя такая суета быстро проходит. У меня тоже был такой период, когда папарацци падали на голову. Тяжело, но это тоже форма общественного внимания. И сама профессия предполагает необходимость, чтобы тебя видели, слышали, знали. Чего же тут обижаться? Не могу сказать, что все, что относится к моей личной жизни, я держу в страшном секрете. Что считаю нужным — расскажу. А что не считаю — из меня клещами не вытянешь.

Такого понятия, как актерский характер, мне кажется, нет. Есть миф о том, что артисты избалованные, своенравные и очень амбициозные люди. Поэтому, когда показывают артиста — это зачастую придурок, который визжит, что все не то и не так. Но они, как и все люди, очень разные. Есть и ленивые, и лишенные честолюбия, и дико необразованные, но выходят на сцену — глаз не оторвешь. Господь Бог талант вложил. Этой профессии вообще научить нельзя. Можно дать какую-то первую грамоту, но научить играть, жить на сцене, заставлять зрителей плакать и смеяться — нельзя.

Мне кажется, слепых людей нет. И даже простые люди понимают: Евстигнеев, что бы ни делал — это природа. Публика менялась, когда он выходил. Мы играли «Игроков» во МХАТе. Артисты будь здоров — Саша Калягин, Слава Невинный, Наташа Тенякова, но выходил Евстигнеев — и все. Никого нет.

Питаться сегодняшним днем, лукавить с самим собой, что не хотел больше, чем хотел, и что ты артист и только… Нет, нельзя. Актер, любая творческая личность должны находиться в оппозиции. В оппозиции здравому смыслу, тем мощным категориям, которые сминают сердце, душу, делают тебя иным, чем ты есть, был и будешь. Любой риск, но чтобы оставаться собой. Сомнения — да. Тревога — да. Неустроенность в роли, общении, жизни… Но предательство — нет! К какой бы стенке не поставили.

На предложение сниматься чаще всего отвечаю отказом. Как правило, никому неизвестный режиссер оказывается дебютантом в возрасте пятидесяти лет или около того. Нетрудно вычислить, что это или графоман или деньгодел, который может позволить себе поиграться в кинематограф. Ну, зачем же я буду унижать собственную профессию? Обойдусь без такого кино.

1992 г.

К числу близких друзей Высоцкого я себя причислить не могу, хотя много общались и были в ровных товарищеских отношениях. Мы любили его, но, честно говоря, масштабов личности в полной мере не представляли. Высоцкий был человек сложный и довольно трудный в общении, но личность его непостижимо, просто магнетически завораживала, приковывала к нему окружающих людей. Он очень много успевал делать. Не мог не писать, не мог не играть. Кино, театр, концерты, к которым он относился очень серьезно. Много ездил по стране. А нагрузки все росли. А сколько времени он тратил на друзей! Бесконечная череда добрых дел — он много помогал людям. Зачем ему, например, нужно было возиться со мной, начинающим молодым человеком? А он все-таки и на это время нашел. Своим первым песенным опытом в кино я обязан ему. Володя предложил вместе с ним написать песни к телефильму «Туфли с золотыми пряжками». И я старался вовсю. А когда я тяжело заболел, первым, кто пришел на помощь, был все тот же Высоцкий…

1984 г.

Актер только формально в театре главный. Сейчас положение несколько изменилось, но ведь до сих пор раздаются голоса: артистов надо унять, они слишком разгулялись, так они скоро сами себя будут назначать! А ведь единственное чего мы хотим — заниматься искусством. Вообще, актер существо обидчивое, уязвимое, но, как не парадоксально — и терпеливое донельзя. Все его сегодняшние обиды вызваны неправильно понятыми правилами демократического существования.

Объяснение актерскому пьянству есть: стрессовая профессия. Звон фанфар в театре, потом возвращаемся домой, в свою нору. Хочешь жить — умей вертеться. Работы много, денег с гулькин нос, жилья нет, здоровье уже ни к черту, а надо бежать, потому что тебя обгонят другие. Сегодня остановишься — завтра забудут. И тут появляется такой дружок как водка. Но я не думаю, чтобы в нашей стране артисты пили больше, чем люди других профессий.

Пить я вынужденно бросил. Это мне сейчас совсем нельзя. Я и раньше никогда не пил по-настоящему, в российском смысле. Всего два раза в жизни напивался так, чтоб нетвердо стоять на ногах. Хотя для релаксации рюмочки две хлопнуть ежедневно — дело святое. А потом оказалось, что это не менее вредно, чем глушить горькую.

Я играю в первую очередь для самого себя. Мы привыкли к положению, когда искусство у нас — сервис. Сфера обслуживания. А Пушкин говорил:

Только так и можно заниматься искусством.

Актеров у нас любили. И слагали мифы. Хотя уже тогда Володя Высоцкий мрачно шутил: «Свались я в метро замертво, человек десять побегут звонить в «Скорую помощь», остальные сто останутся глазеть на мертвого Высоцкого».