- Телепортация, - машинально поправил Лар.

   - Не, - покачала головой рассказчица. - Портация. Потому как в парке у нас портал. Сама по нему два раза ходила! А раз портал, то и портация. Сделала она, стало быть, такой портал, и в имперскую столицу отправилась. Только опоздала - одного покойником домой вернула, а второго, стало быть... Так говорят. А тому, что вам этот злоязычник наплел, не верьте. Хорошая она, добрая. К иным чародеям и обраться боятся, а она никогда в помощи не откажет. И милостыньку убогому подаст, и старому поможет. Ребятишки, как ее видят, следом бегут - она в конфетную лавку завсегда заходит, так купит обязательно сверх прочего еще и горсть леденцов, и огольцам этим раздаст. И то, что брат ее из дому погнал, неправда. Каждую длань навещает, а то и по два раза. А что до ребенка... Ох, не судите, но я так вам скажу: сейчас каждая девка портовая знает, как поберечься. Неужто чародейка бы против воли понесла? Стало быть, нужен ей был этот ребенок.

   - Зачем? - полюбопытствовал Тин-Тивилир.

   - Эх, мужики, - вздохнула женщина. - Что люди, что эльфы. Одинокая она потому что. А дитё - это и радость, и утешение. Только, думаю я, поторопилась она. Молодая ведь совсем, глядишь еще кого и встретила бы. Но если он не дурак будет, то и с дитем возьмет...

   Люди всегда удивляли Ромара своей способностью между делом говорить нужные вещи. Но все же Лара, когда заметил, что после завтрака тот куда-то собирается, попытался остановить.

   - Поговори с Эн-Ферро. Эта женщина сказала правильно, но Лайс занает все наверняка.

   - Эта женщина тут ни при чем, Ром. Я еще ночью все решил. А ее слова - лишний знак. К Лайсу я потом пойду. Обязательно. Только хочу сразу знать, зачем пойду - здороваться или прощаться.

   Орк смотрел в окно, как он идет по улице, надвинув на лицо капюшон, а когда Сумрак скрылся из виду, обернулся к тэвку.

   - А что ты об этом скажешь, демон?

   - Не называй меня демоном, - насупился Тин-Тивилир. - Скажу, что нельзя ничего говорить наверняка. Она же тана. А я не знаю, сколько времени таны носят своих детей. Может быть, это его ребенок...

   - Что?! - забыв о том, что саатарец может ответить, Убийца схватил его за грудки и оторвал от пола. - Почему ты ему не сказал?

   - Он не спрашивал. Ты спросил, я сказал.

   Ромар отпустил тэвка и снова выглянул в окно. Поздно - наверняка он уже на месте и вот-вот позвонит в дверь ее дома.

   - Знаешь, демон. Ты в чем-то прав. В моей жизни была сотня историй про войны и сражения, но эта одна стоит куда больше. Только когда она закончится, я снова отправлюсь на какую-нибудь войну... отдохнуть.

***

   Лар... Нет - Иоллар остановился у калитки, решительно отворил ее и твердым, уверенным шагом осужденного на смерть поднялся на крыльцо-эшафот. Дважды дернул за шнурок звонка. Не отступать, никогда больше.

   Дверь ему открыла лафия. Долго вглядывалась в лицо, словно могла рассмотреть что-то под туманной маской, но в дом пустила.

   - Чародейки еще нет. У нее уроки в Школе. Но вы можете подождать ее в гостиной.

   - А скоро она придет?

   Майла задумалась, после подошла к большим напольным часам и ткнула пальчиком в циферблат:

   - Я забыла, сколько это будет времени, но эта стрелка будет тут, а эта - тут или тут.

   - Еще полчаса или час, - понял он. - Совсем скоро.

   - Да. И мне нужно закончить с обедом.

   - Ты готовишь? - поразился Сумрак.

   - Да. Чародейка говорит, что у меня хорошо получается. Сейчас я варю борч. Это такой суп со свеклой и томатами. Туда еще кладут капусту, морковку, сладкий перец... Вы знаете, какой дорогой сейчас сладкий перец? - она была похожа на маленькую девочку, которая очень хочет казаться взрослой. Или на нежить, которой хочется выглядеть человеком.

   - Борщ. Это называется борщ.

   - Да, наверное. И мне нужно успеть его сварить, пока моя чародейка не вернулась. Иначе она опять не пообедает.

   - Да-да, конечно. Я подожду ее тут, а ты... вы идите, тэсс. Гелана, да?

   - Да, - обрадовалась она тому, что он вспомнил имя. - Гелана - правда, красиво?

   - Очень.

   - Я пойду, а вы сидите тут. Можете съесть яблоко или печенье. Только не ходите в комнату чародейки, хорошо? Это наверху, вторая дверь от лестницы. Туда нельзя ходить...

   Вторая дверь от лестницы. Если бы она не сказала, он наверняка просидел бы все это время в гостиной и даже не подумал бы бродить по дому. Но она сказала. Он сделал все, что она сказала: съел яблоко, потом - печенье. А затем поднялся на второй этаж.

   Дверь была не заперта, открылась легко, даже не скрипнула. Иоллар входил в эту комнату как в святилище: тут она спит, в этом шкафу висят ее платья, а перед этим зеркалом она причесывает волосы... И зачем она только их обрезала? Письменный стол... в спальне, странно. И книжные полки. Значит, она и работает здесь. А вот... Он решил, что ему показалось, но это, действительно, была прялка. Стояла в уголке, недалеко от постели. Зачем ей прялка? И только потом дошло: это же та самая! А на полке - лютня. К стене над столом пришпилен рисунок.

   А когда увидел на крышке бюро голубую чашку, всю в трещинках и капельках клея, в глазах защипало. Сморгнул, шумно выдохнул, но не удержался, чтобы не подойти. Аккуратно взял чашку в руки, бережно провел пальцем по трещинкам...

   - Нет! Поставьте!

   Он вздрогнул, а проклятая чашка, которую боялся сжать лишний раз, выскользнула из рук и со звоном упала на пол. Опять.

   - Вы... О, нет! Как? Что вы тут?..

   Она подошла, но не к нему - его она просто отодвинула с дороги и, придерживая живот, опустилась на колени перед кучкой осколков.

   - Ну, зачем? Зачем вы...

   Он слышал слезы в ее голосе, видел, как вздрагивают плечи... И терпеть это было выше его сил. Все представлялось совсем не так, он готовил абсолютно другие слова для нее, но когда тихий плач должен был вот-вот перейти в безутешные рыдания, просто присел позади нее на корточки и обнял за плечи, прижимая к своей груди.

   - Не плачь, не надо. Это всего лишь чашка. Но если ты захочешь, я склею ее для тебя... снова...

   И она перестала плакать. А на миг ему показалось, что и дышать тоже. Хотелось превратиться в сумрак, но сдержался и даже отогнал туман со своего лица, чтобы он узнала его, когда обернется.

   Только прежде она сжала его ладонь крепко-крепко и прошептала еле слышно:

   - Только не исчезни, пожалуйста.

   А уже потом обернулась, не отпуская его руки. И смотрела на него... Просто смотрела, долго-долго. А по щекам текли слезы. И нужно было что-то сказать, но он боялся, что ляпнет какую-то глупость и все испортит...

   - Не исчезну. Но только, если я тебе нужен... хоть немного... А ты мне всегда нужна, Дьёри, и мне... плевать, чей это ребенок.

   Конечно же, он, как и опасался, сказал глупость. Но осознал это, только когда она удивленно сморгнула слезы и тряхнула головой:

   - Что значит... чей?

   И поглядела на него так, что он понял все без слов, не удержался и шлепнулся на зад, абсолютно по-дурацки.

   Вот так и сидели оба: на полу, рядом с осколками голубой чашки. Держались за руки, смотрели друг на друга сквозь слезы и молчали. Потому что главное уже сказано, а для остального - вся жизнь впереди...

***

   Я закрыла глаза и медленно досчитала до пяти.

   - Даже не надейся, я никуда не денусь.

   - Я не надеюсь - я боюсь.

   - Не бойся. Посмотри на меня.

   Я открыла глаза для того, чтобы через секунду закрыть их снова, растворяясь в поцелуе. Глаза могут обмануть, но сердце никогда не обманет.

   - Я знала, что это ты... и думала, что сошла с ума.

   - А я чуть не сошел с ума, когда решил, что ты...

   Миллион вопросов, столько же ответов. Нам жизни не хватит, чтобы наговориться. Особенно, если за каждой фразой будет следовать поцелуй, или вдруг захочется умолкнуть, прижавшись к его груди, и слушать, как бьется сердце. Бьется!