Никогда! Слышите вы, дрожащие за свою власть старейшины, никогда! Вы и пальцем к ней не прикоснетесь. Он закроет Алеузу. И Свайлу. Вы не войдете в эти Миры!

Если от вас не дождаться помощи, то и помешать вы не сможете…

***

Тар. Марони

Апрель, 1057 г.

Темно. Страшно. Холодно.

Мне понадобилось несколько минут, чтобы осознать, что я лежу на постели в своей комнате, а солоноватый привкус во рту — это кровь из прокушенной губы. И сердце колотится так сильно. Сильно-сильно. И слезы текут по щекам.

Вот оно как, оказывается. Драконы, пророчества. Изначальная кровь. Заплесневелая кровь из старой консервной банки. Грязь.

Грязь, смешанная с кровью дракона. Это я.

Иоллар спал. В гостиной было темно, но я все равно видела его запрокинутую назад голову, свесившуюся с дивана руку. Если бы можно было подойти сейчас к нему, присесть рядом, и ничего не говоря, не объясняя, спрятаться от всех страхов и тревог в теплых объятьях. Если бы можно было…

Тихо, боясь разбудить Ила, открыла дверь в комнату Эн-Ферро.

— Галчонок? — сон у Лайса чуткий. — Что случилось?

— Прости. Можно к тебе. Я…

— Да ты же вся трясешься! Иди сюда.

Он усадил меня на постель, укутал одеялом, а после еще и обнял, словно пытаясь унять бившую меня дрожь.

— Все хорошо, Галчонок. Все хорошо.

— Все плохо, Лайс. Очень плохо.

Он слушал молча, не перебивая, не переспрашивая, ничего не уточняя. Совсем не так как выслушивал предыдущие мои сны. А когда я закончила, обнял меня еще сильнее.

— Значит, Кадм? Он убил их.

— Нет, Лайс, — всхлипнула я. — Ты не понял. Это я их убила. Меня не должно было быть. Это я убивала свою мать, будучи еще в утробе. И отец умер из-за меня. Почему она его не послушалась? Почему не избавилась от меня?

— Нет, — сказал он зло. — Это он, Кадм. Из-за какого-то дурацкого пророчества, или просто для того, чтобы скрыть от Совета свои жуткие эксперименты. Он мог помочь, но отказал. Да еще и запугал Кира другими старейшинами, чтобы тот не посмел к ним обратиться.

— А может, он был прав? — со слезами предположила я. — Может, отцу нужно было его послушать? Нет, не маму убивать, конечно. Меня. Может, я действительно монстр какой-то?

Он потрепал меня по волосам.

— Какой ты монстр? Ты — маленький глупый галчонок. А Кадм — сволочь. И единственное хорошее, что он сделал — твоя мама. Потому что, как бы печально все не кончилось, с ней твой отец был счастлив. А еще от этого получилась ты.

— А может, не нужно было ее делать? И мне не нужно было получаться? Это ведь неправильно. Как он сказал: не женщина, не человек — нечто, выращенное из старой крови. Получается, она была ненастоящая? А я тогда кто? Вылепленный из грязи ублюдок?

— Не будь дурой, — встряхнул меня кард. — Ты же видела воспоминания Кира, чувствовала то же, что и он в тот момент. Разве, когда Кадм рассказал ему, он подумал что-нибудь похожее на ту ерунду, что говоришь сейчас ты? Перестал любить ее после этого? Нет? Вот и не говори глупостей. Иногда, в некоторых Мирах Сопределья появляются на свет дети… — он запнулся, — дети, зачатые или рожденные, не так как другие. Даже у вас на Земле, там же достаточно распространено и искусственное оплодотворение, и суррогатное материнство. Разве такие дети ненастоящие?

— Нет, — искренне ответила я. — Я так не думаю.

— Вот и молодец, что не думаешь. А я, знаешь, когда-то именно так и думал.

— Почему?

— Да потому, что придурком был, — бросил он раздраженно.

Посидели. Помолчали.

С Лайсом хорошо даже молчать. Он добрый. И очень умный. И все-все, что со мной случается, может понять и самой мне потом объяснить так просто и правильно, что и сомнений в его словах не возникает. Рядом с ним я верю, что все будет хорошо.

— Ты спать хочешь? — спросил он у меня спустя несколько минут тишины.

— Нет. Но ты ложись, я к себе пойду.

— Подожди, — придержал меня Лайс. — Я тоже давно хотел кое о чем тебе рассказать. А тут и сон твой, и разговор почти в тему вышли.

Он умолк ненадолго, словно собирался с духом, прежде чем начать.

— Ну, ты из сна поняла уже, что в колонии не было магов. А когда твой отец погиб, и Врата на Свайлу закрылись, в Сопределии вообще не осталось адептов Пилаг кроме меня. И когда лет девять назад я появился на Юули…

Говорил он долго, путаясь в словах, косясь иногда в мою сторону, будто пытался в темноте прочесть на моем лице реакцию на свой рассказ. А какой она должна была быть, эта реакция? Он сам сказал, я выросла в Мире, где к искусственному оплодотворению давно уже не относятся, как к чему-то невероятному. Невероятным казалось его собственное отношение к случившемуся: через столько лет осознать, что ребенок, которого он никогда не видел, да и видеть не хотел, считая его лабораторным воплощением своего гражданского долга, все-таки его сын — вот это было удивительно.

— Сколько ему лет? — поинтересовалась я, когда по затянувшейся паузе поняла, что рассказ окончен.

— Точно не знаю. Семь-восемь. Галчонок, скажи, я дурак?

— Да, — честно ответила я. — Тебе в жизни проблем мало, как еще этим грузиться? Иди в колонию, встреться с ним, поговори, посмотри хотя бы. От тебя ведь ничего не требуют, ни участия в его воспитании, ни алиментов… Слушай, а у кардов есть такое понятие, как алименты?

— Есть, — вздохнул он. — У кардов все есть, даже алименты. Но с меня их действительно не требуют. Им нужен был только носитель крови Пилаг — будущий маг для колонии.

— Ну так и иди смело.

— И Рошан так говорит: сходи! Не пожалеть бы потом.

— Вот если не пойдешь, тогда жалеть будешь однозначно.

— Хорошо, — кивнул Эн-Ферро, — схожу. Только попозже, когда здесь, в Марони, все утрясется.

— Знаешь, Лайс, — сказала я, подумав, — мне кажется, что нескоро здесь все утрясется. Ты лучше сейчас иди, пока ничего новенького не началось. Только на мой день рождения останься, а то…Ой!

— Что? — не меньше моего испугался братец.

— Пушистый кто-то по ноге пробежал, — прошептала я. — Мышь, наверное!

— Фух, — выдохнул он. — Пугаешь только. Это не мышь, это я нечаянно. Хвостом.

— Ой, а можно на него посмотреть? — загорелась я.

Лайс притянул меня к себе и звонко чмокнул в лоб.

— Знаешь, за что я тебя люблю, Галчонок? Ты — единственное существо в Сопределии, которое способно заявиться среди ночи, разбудить, выплакаться самой, меня заставить вывернуть перед тобой душу на изнанку, а после всего этого вот так запросто попросить показать хвост.

— Ну покажи, — заныла я.

— Да смотри уже. Который год меня достаешь.

Обожаю, когда он так делает — легкий пас рукой, и под потолком вспыхивает идеальной формы светящийся шар. Ни в какое сравнение не идет с тем кособоким уродищем, которое я сотворила на прошлой длани.

С минуту глаза привыкали к свету. М-да, пижама у братишки явно не местного производства: майка с гротескной эмблемой и короткие штанишки а-ля семейные трусы. Не слишком эстетично, зато удобно — из короткой и широкой штанины свободно свисал хвост. Длинный, почти до пола, и гибкий, покрытый короткой светлой шерстью, в тон взъерошенной шевелюре карда. Совсем как у кота. Если конечно бывают коты размерами с Лайса.

— Здорово! А потрогать можно?

Эн-Ферро мученически вздохнул. Я пару раз опасливо ткнула в хвост пальцем, прежде чем осторожненько погладить по мягкой шерсти. Сбылась мечта идиотки!

— Все, просмотр окончен, — он, даже не поднимая руки, погасил свет. — Спать пора. Тебе с утра в Школу.

***

Иоллар сидел на берегу, прямо на холодном песке, смотрел на лениво перекатывающиеся волны и думал о миражах.

Миражи. Странное явление. Насмешка богов. Обманчивая дымка, в которой каждый может рассмотреть то, что желал бы увидеть. Бредущий по пустыне путник — зеленый оазис и прохладное озеро. Заблудившиеся на бескрайних океанских просторах моряки — кромку долгожданного берега. А уставший от вереницы продажных и легкодоступных женщин мужчина встречает гордую красавицу, достойную самых светлых и искренних чувств…