Изменить стиль страницы

15 июля в восемь часов утра началось судебное разбирательство в Революционном трибунале. Корде прервала опрос свидетелей заявлением о том, что это она убила Марата, и не стоит тратить время впустую. На вопрос судьи, кто внушил ей столько ненависти, она ответила, что у нее было достаточно своей. Ответы Шарлотты Корде судье и прокурору, дошедшие до нас в судебных протоколах, поражают красноречием и остроумием, видимо, девушка по праву являлась родственницей признанного мастера слова Корнеля. «Я убила одного, чтобы спасти сотни тысяч; я убила мерзавца, чтобы спасти невинных; я убила свирепого дикого зверя, чтобы дать Франции умиротворение. Я была республиканкой еще до революции, и мне всегда доставало сил бороться за справедливость» – такими были ее последние слова на суде. Адвокату нечего было сказать в ее защиту, кроме того, что она признает свою вину и совершила свое преступление в состоянии фанатического исступления. Присяжные большинством голосов признали Корде виновной. Ее перевезли в камеру смертников в Консьержери и прислали священника, которого она, поблагодарив, отпустила. Зато с удовольствием приняла добившегося разрешения написать ее портрет художника Оэра, которому подарила на память прядь своих волос, перед тем как ее коротко остригли, готовя к гильотине.

Перед казнью Шарлотту одели в красное рубище – наряд осужденных за убийство. По пути к месту казни повозка, в которой ее везли, останавливалась каждые десять минут, настолько улицы были заполнены народом. Всего ее последний путь занял два часа. Из толпы летели оскорбления, плевки и камни. Вдруг над Парижем разразилась летняя гроза. Шарлотта переносила все с поразительным самообладанием. Член революционного трибунала Леруа позже высказал мнение, что зрелище людей, идущих на смерть с таким мужеством, деморализует народ. Однако не все, собравшиеся посмотреть на казнь убийцы Марата, вели себя одинаково. Какой-то юноша начал умолять палача казнить его вместо Корде; мужчина из толпы вдруг разрыдался и с криком «Любимая!» кинулся к помосту, расталкивая охранников; депутат Конвента Адам Люкс воскликнул: «Она более велика, чем Брут! Было бы счастьем умереть вместе с нею!»

Перед тем как лечь на топчан под нож гильотины, Шарлотта Корде обратилась к своему адвокату: «Благодарю за старания, мэтр. Но и этого подлеца [Марата] тоже нет: палачам не дано оставаться в живых». Это были ее последние слова. Толпа ликующим воплем перекрыла свист падающего ножа, а помощник палача поднял отрубленную голову и нанес ей пощечину.

Казнь Корде повлекла за собой еще несколько смертей. Ее друзья-жирондисты были схвачены и гильотинированы по обвинению в сообщничестве с ней и участии в заговоре. Со словами «Наконец-то я удостоился счастья умереть за Шарлотту!» взошел на эшафот депутат Адам Люкс, долгое время в открытую оправдывавший поступок Корде и сравнивавший ее с Жанной д’Арк. После смерти Марата у гильотин еще долго не убавлялось работы, Шарлотта Корде снесла одну голову Гидры, забыв о том, что на ее месте непременно должны вырасти две новых. Культ Марата распространился после его смерти по всей Франции, народная скорбь была безгранична. Забальзамированное тело Друга народа было погребено в Пантеоне. В Париже на площади Карусели воздвигли огромный памятник в виде утеса, в который была вделана ванна Марата. Было создано несметное количество картин, бюстов, стихов, посвященных ему, написано четыре драмы и даже одна опера. Изображения Друга народа стали обязательными во всех присутственных местах, в школах, театрах; его именем было названо множество улиц во всей Франции, в честь него называли детей. Правда, этот культ продержался сравнительно недолго – около полутора лет. Страну внезапно прорвало ненавистью к своему бывшему идолу. В 1795 году рапорты парижской тайной полиции содержали многочисленные сообщения об одинаковых происшествиях: толпа громила бюсты Марата и глумилась над его памятью. Вскоре из здания Конвента были вынесен бюст Друга народа и картина работы Давида, снесен памятник ему на площади Карусели. Немного позже и останки Марата перенесли из Пантеона на обычное кладбище, ныне не существующее.

К Шарлотте Корде отношение также не было однозначным. После развенчания культа Друга народа поэты, прозаики и драматурги стали воспевать ее храбрость, художники – красоту, зачастую преувеличивая значение ее «подвига». Даже у Пушкина есть стихотворение, в котором Марат назван кровавым и безжалостным палачом, а Корде – Эвменидой, одной из богинь справедливого возмездия.

Что касается поступка Шарлотты Корде, ее жертва была напрасной – пожилому, больному всевозможными болезнями Марату жить и так оставалось недолго, волна террора не схлынула, а наоборот, захлестнула Францию с новой силой. Убийство – это всегда убийство. И дело даже не в масштабах – один человек против нескольких десятков тысяч. Бесспорно, она убила чудовище, но это убийство – насилие, порожденное насилием и казнь Корде – насилие, порожденное насилием, порожденным насилием. И пока эта цепочка не замкнется, не может быть и речи о Свободе. Ни о той, которую имел в виду революционер Жан Поль Марат, отправляя тысячи людей на гильотину, ни о той, за которую совершала убийство и гордо шла на эшафот дворянка Шарлотта Корде. К этому можно относиться как угодно, но с точки зрения современной истории они оба заслуживают определения «террористы»…

КРАСИН ЛЕОНИД БОРИСОВИЧ

(род. в 1870 г. – ум. в 1926 г.)
50 знаменитых террористов i_017.jpg

Марксист-большевик, один из организаторов террористических акций большевистской партии, фальшивомонетчик и коммерсант, интеллектуал, председатель Чрезвычайной комиссии по снабжению Красной Армии, Наркомпути, Нарком внешней торговли и полпред СССР в Англии, член ЦК ВКП(б).

Как это ни покажется кому-то странным, но во многих городах бывшего СССР и сегодня еще есть улицы, носящие имена знаменитых террористов. История российского революционного движения конца XIX – начала XX вв. так или иначе связана с кровью и деньгами, деньгами и кровью. И это вполне объяснимо. Без денег не было бы революций в России, а их добывание всегда было связано с пролитием крови. Идеи революционного терроризма владели умами многих молодых людей. Молодежи свойствен радикализм. Убийство во имя революции считалось «актом революционного возмездия», а грабежи банков и богатых домов – экспроприацией. Не чурался этого и В. И. Ленин, партия которого существовала и действовала в основном за счет принудительных – чаще всего – пожертвований и экспроприации казенных денег, производившихся большевистскими боевыми дружинами в различных частях страны. В этом плане фигура Л. Красина является уникальной.

О настоящей деятельности этого революционера известно настолько мало, что поневоле приходится признать: он полностью оправдывал свое имя – «человек без тени», способный сливаться с окружающей средой. Некоторые из товарищей по партии объясняли это скромностью, другие – замкнутостью, но скорее всего данное свойство являлось многолетней привычкой к педантичной конспирации. «Никитич», «Винтер», «Зимин», «Лошадь» – таковы его партийные клички. «Партийцы знают теперь ту большую и ответственную работу, которую нес Красин во время первой русской революции пятого года по вооружению боевиков, по руководству подготовки боевых снарядов и пр.», – писала уже после 1917 года жена Ленина Н. К. Крупская. Что же это «и пр.»? Именно Красину доверил Ленин боевую техническую группу при ЦК, осуществлявшую секретные операции: грабежи банков, убийства агентов охранки, добывание оружия, изготовление взрывчатки. К этому, кстати, вполне подходит упоминавшееся «и пр.».

Потомок директора нескольких сибирских акционерных компаний, Леонид Красин родился в 1870 году. После окончания в 1887 году Тюменского реального училища он поступил на химический факультет Петербургского технологического института с твердым намерением пойти по стопам своего великого земляка Д. И. Менделеева. За несколько месяцев до поступления Леонида в институт были казнены молодые революционеры-террористы – А. Ульянов, В. Осипанов, П. Андреюшкин, В. Генералов, П. Шевырев, пытавшиеся совершить покушение на царя. В связи с этим правительство приступило к уничтожению последних студенческих вольностей в высших учебных заведениях. Но полностью этого сделать не удалось, и уже на втором курсе Красин понял, что институт живет не только официальной жизнью. Есть еще одна, неофициальная – опасная и захватывающая. И он принял участие в деятельности нелегальной библиотеки, став вскоре подпольным библиотекарем. Дело это было опасное, ведь за чтение запрещенной литературы можно было не только «вылететь» из института, но и попасть в тюрьму. В 1890 году за поддержку студенческих беспорядков Леонида впервые арестовали, еще через год – за участие в демонстрации – исключили из института, а вскоре привлекли к дознанию по делу о тайном московском студенческом кружке и 10 месяцев продержали в одиночной камере Таганской тюрьмы. Затем, в 1895 году, после очередного трехмесячного заключения, последовала ссылка в Иркутск. Только в 1897 году Красину удалось продолжить свое образование в Харьковском технологическом институте.