— Кэт? — последовал вопрос.

Он оказался моложе, чем я себе представляла. Челленджеру было, вероятно, не более сорока. Высокий и полный, он держался прямо, хотя и опирался на свою палку. Выглядел внушительно, хотя, когда я поднялась, чтобы обменяться с ним рукопожатиями, обнаружила, что его рост не превышает шести футов. Он был не выше Маркуса. Чуть выше Гевина. Носил бежевые джинсы, пиджак из рубчатого плиса, рубашку в коричневую полоску, которая плотно облегала его живот.

Он швырнул на диван свой черный кейс и присел рядом. Двигался неуклюже, опустившись на дальний конец дивана и втащив затем свои ноги под столик. Он сел под прямым углом ко мне. Обе его ноги казались здоровыми. Я не могла определить, которая из них повреждена.

Вызвалась сходить и заказать кофе для нас обоих, но он удержал меня.

— Нам пришлют официантку. Конечно, в таком заказе можно обойтись без официантки, но нам сделают исключение.

Я не очень была уверена в этом, но, когда он перехватил взгляд девушки за стойкой и поманил ее, та направилась к нам:

— Что вам угодно, сэр?

— Вы не откажете в любезности принести нам кофе, не так ли? Увы, моя нога.

Он указал на ногу своей палкой, и девушка сочувственно шмыгнула носом:

— Сочувствую вам, сэр. Конечно, я принесу вам кофе. Хотите что-нибудь еще?

— Нет, благодарю вас. Только кофе.

Он улыбнулся, показав ямочки на щеках. Я взглянула на него искоса. Что-то в нем было, хотя и не сразу заметное. Пухлые брылы свисали к шее, опускавшейся от подбородка к груди, которую обнажала расстегнутая рубашка. Его живот таким же образом повис поверх пояса брюк, своевольно и нелепо. Казалось, его одолевала какая-то болезнь. Но под болезненной внешностью скрывалось нечто жесткое. Его глаза не производили впечатления ленивых и самодовольных. Возможно, эта избыточная полнота образовалась недавно, в результате несчастного случая. Если бы она исчезла и Хью приобрел нормальный облик, он мог бы выглядеть довольно привлекательным, несмотря на жидкие волосы.

— Не думаете ли вы, что существует прямая связь между сказаниями о Гильгамеше и эпосом Гомера? — поинтересовался он.

Вопрос явно не предполагал короткого разговора.

— Прямой связи нет. Но прослеживаются некоторые общие темы. Предполагается, что эгейско-микенская литература произошла из хеттской версии Гильгамеша и могла сохраняться до тех пор, пока не проявилась снова в греческой поэзии. Я просматривала древние тексты в поисках таких связей и для изучения возможностей их появления.

— И к каким выводам вы пришли?

— Я не сделала пока выводов. Постоянно всплывает на поверхность тема потопа. Я изучала археологические факты, некоторые из которых дают основание считать, что в регионе происходили наводнения, но сомнительно, чтобы они были так катастрофичны, что вошли в мифологическую традицию, распространившуюся так далеко.

— Однако мифы способны изменяться в ходе устной передачи, не так ли? Масштабы и значение стихийного явления растут по мере того, как оно пересказывается. Если в потопе есть историческое зерно истины, оно может стать семенем, из которого вырастет и распространится целый сонм сказаний.

Его серые глаза излучали интеллект. И что-то еще. Несмотря на характер беседы, я чувствовала, что он пытается флиртовать со мной. Лет на двадцать старше меня, хромой и тучный, он все еще возбуждал сексуальное влечение. Именно на это реагировала официантка. Я сама чувствовала, что поддаюсь этому влечению.

— Если дело в этом, то попытки проследить путь, который проходит сказание, — бесполезное занятие.

— У вас есть ощущение, что вы работали зря?

Я откинулась назад и выпрямила спину.

— Мне нравится эта работа. Она стимулирует умственную активность. Вы спрашиваете, внесла ли я свой вклад в копилку человеческих знаний? Имеет ли моя работа универсальное значение?

— Я спрашиваю, какую пользу вы надеетесь из нее извлечь?

— Не знаю. Кандидатскую степень. Более глубокое понимание истории, цивилизаций и сказаний о них. Хочу понять, пересказывают ли эти сказания просто историю, или они рождаются из чего-то более глубокого.

— Возможно, было бы перспективней установить, что эти сказания не переходят от одной цивилизации к другой. Если бы одни и те же сказания появлялись в разных частях света и разных эпохах независимо друг от друга, то это означало бы, что они представляют собой неотъемлемую часть человеческого существования.

— Да, в целом дело обстоит, кажется, именно так. Сказания о конфликтах и сражениях, о победах над чудовищами существуют в исторической литературе разных народов.

— Если вы допускаете это, то какова ваша точка зрения на данное конкретное сказание? Имеет ли особое значение то, что Гильгамеш оказал влияние на Гомера, прямое или косвенное? Не является ли более важным само сказание, чем история его появления?

Я чувствовала себя загнанной в угол. Ощущала также, что его слова и смысл, который он им придает, не одно и то же. На самом деле его мало интересовало то, представляла ли научную ценность моя работа на кандидатскую степень. Он спрашивал меня о чем-то еще. О том, что побуждало игнорировать его отвислые щеки, его негнущиеся неуклюжие ноги, тершиеся о стол, от чего кофе в чашках проливался в блюдца.

— Может, мне удастся выяснить это. Может, в том, что я открою, не будет никакого открытия.

— Но вы надеетесь стать мудрее в ходе исследования. Как древние герои, которые возвращались из своих странствий хотя и без иллюзий, но мудрыми.

Теперь мне показалось, что он издевается, хотя его лицо и тон не выдавали ничего, кроме искренности. Я подалась вперед, чтобы взять со стола чашку кофе. Он не притрагивался к своей чашке.

— Вы говорили, что располагаете фотографиями. У вас есть с собой какие-нибудь снимки?

— Ах да. Фотографии.

Он открыл кейс, вытащил тонкую папку и передал мне. В папке содержались фотографии формата А4. Я старательно вглядывалась в них.

Снимки изумляли. Большинство из них было сделано в месте раскопок в Турции. На них были изображены люди, просеивающие землю в траншеях, представлены крупные планы осколков камней и гончарных изделий, некоторые места ландшафта. На меня произвели впечатление не сами предметы или композиция съемки, которая была безупречна во всех случаях без исключения, но их четкость. Эти фото, казалось, дышали воздухом горячей пустыни. Я почти ощущала солнце, обжигавшее песок. Для археологии снимки представляли ограниченный интерес, но они приковывали мое внимание.

Последнее фото было совершенно иного свойства. Оно было снято в чаще леса, среди высоких деревьев, стволы которых вытянулись высоко вверх, чтобы достичь неба. В верхней части фото небесный свод выглядел темно-зеленым, почти черным и непроницаемым. Солнечный свет проникал сквозь щели в местах соприкосновения крон деревьев. Он устремлялся светящимися колоннами между стволами деревьев, множа их число. Там, где колонны кончались световыми кругами на лесной почве, росли молодые деревья в виде изящной хвои, похожей на папоротники. Казалось, они танцевали, выглядя на фоне окружавших их солидных старых стволов роскошными и фривольными. Старые деревья росли плотной массой. Среди них не было ни тропинки, ни просеки. Древние и жуткие, они вызывали во мне первозданный страх.

Я взглянула на Хью:

— Кедровый лес. Мне показалось, он мог вас заинтересовать. К сожалению, он снят не там, где надо, в Айдахо. Но полагаю, кедр есть кедр. Такой лес вполне мог походить на тот, в котором Гильгамеш расправился со своим чудовищем.

Я перевела взгляд на снимок. Попыталась представить, какие ощущения вызывало стремление пробивать себе путь там, где неизвестно, что встретишь, в полной уверенности, что идешь по территории, где не ступала человеческая нога. Какие ощущения вызывала наполненная шорохами ночь? Я вдыхала запах кедров в наступающих сумерках и понимала, чего стоило Гильгамешу, древнему герою и предводителю, преодолеть парализующий страх.