Она приехала в Портиман уже ночью. Лилиана ждала ее на станции. Это была сильная и красивая женщина, словно статуя. Сан пришла в восторг от нее с самой первой минуты. Лилиана была накрашена, с большим количеством туши на ресницах огромных глаз и с красной помадой на губах, которая на любой другой девушке показалась бы вульгарной, но эту она еще больше украшала. На ней были джинсы и зеленый топ с большим декольте; возможно, дешевая одежда, которая выглядела, как будто была куплена в самом изысканном бутике в Лиссабоне. Тем не менее, в ней не чувствовалось никакой скованности. Напротив, Лилиана казалась живой и близкой, и у Сан сразу возникло ощущение, что она рядом со старшей сестрой, человеком, который может обнять ее своей рукой в трудную минуту и снова вернуть ей спокойствие.
Лилиана родилась на Кабо-Верде, но не считалась иммигранткой. Ее родители приехали на заработки в Лиссабон, когда ей было всего четыре года, поэтому она воспитывалась, как любая другая португальская девочка. Она смогла учиться и получила образование по туристической специальности. С марта по октябрь она работала дежурным администратором в хорошем отеле в Портимане. На остальное время Лилиана возвращалась в столицу и зарабатывала, снимаясь в рекламе. Но этот мир ей не нравился. Что ее действительно интересовало, так это политика. Она состояла в социалистической партии и надеялась когда-нибудь занять ответственный пост. Возможно, ей удалось бы стать депутатом. Лилиана была убеждена, что со временем в Португалии появится много политиков африканского происхождения, выходцев из бывших колоний. Это был неизбежный исторический процесс, как она считала. Как и французская революция привела в свое время к власти буржуазию, которая приложила для этого столько усилий, африканцы, которые веками вкладывали свой труд в обогащение метрополии, в конце концов окажутся у власти.
Лилиана была глубоко феминистических взглядов и часто ездила на Кабо-Верде, где проводила беседы с женщинами из деревень и самых бедных городских районов. Тогда она забывала свой интеллектуальный лексикон и использовала образы, которые были доступны ее собеседницам. Лилиана была привычна к этому миру. Ее собственная мать была неграмотной до тридцати четырех лет, когда она сама ее научила читать и писать. Лилиана пыталась объяснить женщинам некоторые простые, но основополагающие идеи: что они — не собственность своих мужей, что использовать контрацептивы полезно, и что они должны отправлять своих дочерей в школу. Тем не менее, она знала, что почти всегда они не обращали внимания на ее слова. Большинству ее слушательниц не хватало моральных ресурсов, которые позволили бы им поразмыслить над тем, что Лилиана им рассказывала. Жизнь швырнула их в жестокий и жесткий мир, и они существовали, запутавшись в нем, словно маленькие беззащитные животные. Единственная мысль, которая жила у них в сознании, это о том, как выжить им и их детям: пережить голод, побои, дизентерию… Но порой какая-нибудь из этих женщин слушала с особенным интересом, ее глаза горели, а тело было в напряжении, и тогда у Лилианы появлялось ощущение, что ее слова нужны, чтобы открывать новые пути, которые, возможно, в дальнейшем превратятся в широкие тенистые бульвары, по которым будут идти многие женщины, свободные, сильные и прекрасным образом гордые. Лилиана и Сан прошли по людным улицам Портиман пешком до квартиры. Две из трех девушек, которые тоже там жили, еще были на работе, накрывали столы и разливали напитки суетной летней ночью. Сан показали ее комнату, которую она должна была делить с Лулой. Ей понравилось это место, такие белые постели и маленький оранжевый коврик, на который она могла ставить ноги, когда встает с постели. У нее никогда не было коврика, и она представила, что было бы приятно ступать на него босыми ногами и наслаждаться его мягкостью. Кто-то приготовил для нее вкусный ужин. Сан ела с аппетитом, между делом отвечая на вопросы ее соседок, которые хотели знать все о ее жизни. Она была довольна. Хорошо, когда тебя так принимают, как будто тебя уже приняли в это сообщество, проводившее лето вместе в этой квартире со светлыми стенами, сверкающим кафелем и большими окнами, которые выходят на террасы баров, наполненные еще в то время людьми, разговаривающими и смеющимися с присущей каникулам беспечностью. Хорошо было знать, что, по всей вероятности, как утверждала Лилиана, она сразу найдет работу. И что у нее будет уютное место, куда вернуться ночью, и чистая свежая постель.
Через два дня Сан уже работала. Ей удалось устроиться официанткой в бар рядом с пляжем. Никто не спросил, как у нее обстоят дела с документами, ее просто приняли без контракта, без прав и без социальной страховки. С девяти до пяти Сан нужно было обслуживать столики на террасе, подавать поздние завтраки, полуденное пиво, аперитивы в час дня, бутерброды на обед и вечерний кофе. Поначалу она нервничала. Поднос дрожал в руке, и иногда она проливала прохладительные напитки и бокалы с вином. Но Сан почти сразу научилась. Очень скоро она ловко передвигалась между стульями, без проблем запоминала номера столиков, разработала собственную систему записи заказов и привыкла говорить громче у бара, чтобы ее услышали. Сан выполняла свои обязанности быстро и со всей доброжелательностью, на какую только была способна. Ее все еще немного смущал ее островной диалект, но Сан прислушивалась к тому, как говорят португальцы, и старалась подражать их тону и выражениям.
В общем и целом, люди обращались с ней любезно. Хотя были и такие, которые держали себя с ней с очевидным презрением. Иногда в сознании Сан возникало смутное опасение, четкое осознание того, что ее внешность впервые отличалась от внешности остальных. И это различие было как барьер, изолировавший ее, но который другие с легкостью могли разрушить, если хотели напасть. Тем не менее, Сан делала вид, что не замечает этого. Ей казалось, что если приуменьшать значение некоторых вещей и не думать о них, они как будто и не происходили. Но ей удалось выдержать это мнимое неведение всего несколько дней, пока однажды утром в последний час работы у нее не возник конфликт с каким-то полупьяным типом. Она поставила ему на стол бокал белого вина и уже почти отошла, когда он подозвал ее:
— Черная!
Сан знала, что он обращается к ней, но сделала вид, что это ее не касается. Мужчина повысил голос:
— Эй, черная! Официантка!
Некоторые люди стали на них смотреть. Сан, красная от ярости, повернулась и снова подошла к нему:
— Я слушаю…
— Это вино теплое.
— Сейчас я вам принесу другое.
Сан зашла в помещение кафе и пояснила суть претензии начальнику, который рассердился, но в конце концов достал новую бутылку из холодильника. Девушка вернулась на террасу и поставила бокал перед мужчиной, сохраняя внешнее спокойствие. Потом она подошла к другому столику. За спиной она услышала шум падающего на пол стула и снова оскорбительный окрик:
— Черная! Я с тобой разговариваю! Смотри сюда!
Сан снова повернулась к нему. Она чувствовала, как кровь шумит в венах, а сердце бешено колотится. Если бы она могла быть уверена в том, что точно не останется без работы, она бы набросилась на этого грубияна со всей силой, на которую только была способна. Мужчина поднялся на ноги и закричал:
— Оно все еще теплое! Если не умеешь подавать, возвращайся в джунгли!
Сан перестала раздумывать. Она как будто вся целиком превратилась в огонь, в пламя тысячелетней гордости, пылающее против омерзительной надменности этого типа. Она бросилась на него, собираясь врезать ему, покусать, запинать ногами, сделать что угодно, чтобы освободиться от этой внезапной раны, которую ей нанесли его присутствие и голос. Но руки начальника и еще одного официанта не дали ей этого сделать. Услышав крики, хозяин вышел из бара, и он был не намерен допустить драки, и чтобы, ко всему прочему, приехала полиция и вынуждена была оштрафовать его за то, что он принял на работу иммигрантку на нелегальном положении.
Им удалось удержать Сан. Мужчину в итоге увели его приятели, которые поначалу смеялись над его оскорблениями, но теперь были обеспокоены скандалом. Люди постепенно возвращались к своим пивным бокалам и бутербродам. Начальник на этот вечер отпустил ее домой. Но еще до того, как Сан туда отправилась, подошел к ней и угрожающе прошептал: