За те пять лет была только одна единственная неприятность: Бенвинда не могла забеременеть. Когда в конце концов они обратились к врачам, им сказали, что у Бенвинды проблемы с маточными трубами, и у нее не может быть детей. Им было очень жаль, но это чувство продолжалось недолго. Бенвинда и Роберто сразу же заговорили об усыновлении. На Кабо-Верде было много детей, которые нуждались в родителях. Это было бы несложно. Тем не менее, они решили отложить это на какое-то время. В тот момент им было достаточно друг друга рядом.
Однажды январским утром Роберто вышел из дома в четыре часа на первую смену в шахте. Перед уходом он по обыкновению медленно поцеловал свою жену. Она перевернулась на другой бок и что-то пробормотала, но не проснулась. Шел снег. Ему нравилось идти под падающим снегом в ночи, глядя, как хлопья сверкают в темноте, словно маленькие звезды, тихо падающие на землю. Это был последний раз, когда он наслаждался этим видом, наслаждался чем-либо. В восемь утра в шахте произошел обвал. Роберто остался там, погребенный на глубине двухсот метров вместе с двумя другими товарищами.
Бенвинда думала, что сойдет с ума. На многие месяцы она перестала понимать жизнь. Она не понимала, что произошло. Даже не хотела понимать. Бенвинда ненавидела весь мир и больше всего — Бога. Ее смех исчез, похороненный под тоннами черных обломков, убивших ее мужа. В то время ее подруги ухаживали за ней, по очереди дежуря, чтобы заставлять ее поесть и выпить лекарства, прописанные врачом, а также выводили ее на короткие прогулки, измотанную, равнодушную ко всему, что ей раньше нравилось. Бенвинда приходила в себя медленно, как больной, которому постепенно нужно было осваивать знакомые движения, принимать душ и одеваться, варить кофе или готовить еду, выходить за покупками, ненадолго включать телевизор, вникать в чужие заботы и радости, которые перестали для нее существовать.
Прошел почти год со смерти Роберто, когда она решила вернуться на Кабо-Верде. У нее скопилась определенная сумма благодаря возмещению, которое она получила после несчастного случая в шахте, помимо пенсии по вдовству. На ее родине это было целое состояние. Ей не нужно было возвращаться в Портелу и хоронить себя в отвратительной таверне в ожидании старости, среди грязных пьяниц, которые неустанно приставали бы к ней. Бенвинда могла обосноваться в столице, в Прайе, и организовать какое-нибудь дело. Она пока не знала, какое именно, но была уверена, что подберет что-то подходящее. Свойственный ей оптимизм день за днем возрождался. Бенвинда снова ухватилась за нить, всегда спасавшую ее от боли. Отчаяние рассеивалось и со временем превращалось в горсть серого пепла, который навсегда останется внутри, но не помешает ей продолжать жить и работать, и снова смеяться, так, чтобы ни один из тех, кто не знал ее раньше, не заподозрил, что в какой-то момент в ее жизни произошла катастрофа. Бенвинда снова на глазах у всех будет довольной и счастливой женщиной, окруженной атмосферой благополучия и доброжелательности, которая оберегала ее от бед.
Через несколько недель, проведенных в Прайе, она нашла ту маленькую контору, выставленную на продажу, «Бюро Омеро», которая занималась реализацией товаров для офисов. Бенвинда ничего не знала о пишущих машинках, бумаге и фотокопировальных аппаратах. При этом дело ей понравилось, и она поверила в свои силы, чтобы быстро всему научиться, а также в великодушие бывшего владельца, пообещавшего всему ее обучить. Бенвинда вложила добрую часть своих средств в предприятие, еще часть денег сохранила для себя на случай, если дела пойдут плохо, а остальное разделила среди своих братьев, чтобы помочь им продвинуться вперед. И снова восприняла свою жизнь с терпением и уравновешенностью, сохранившимися со времени, проведенного в таверне.
Когда Сан начала там работать, «Бюро Омеро» было уже много лет прибыльным и надежным предприятием. Для нее это было хорошее время. Сан нравилась работа, отвечать на телефонные звонки, оформлять заказы и искать на улице мальчика, который разносил пакеты, когда нужно было что-то передать. Она сняла комнату с возможностью пользоваться кухней в доме одной вдовы. И хотя иногда Сан приходилось терпеть ее бесконечные монологи, когда хозяйка снова и снова рассказывала обо всех мелочах, которые с ней происходили, девушке было приятно оставаться одной в своей комнате и смотреть в окно, где она видела маленький кусочек моря. Кроме дней, проведенных в пансионе, это был первый раз, когда она располагала личным пространством, и эта независимость заставляла ее ощущать, что она окончательно превратилась во взрослую женщину, полностью отвечающую за свои действия и способную управлять своей жизнью. Наконец она смогла преодолеть расстройство по поводу отсутствия возможности учиться, осуществить план, который теперь казался ей очень далеким, словно прошло много лет со времени того детского энтузиазма, наивность которого она уже осознала. Между Сан и этими странными идеями возвышалась глухая стена без лазеек и дверей, которые позволили бы просочиться в ее нынешнюю жизнь хоть капле разочарования. Похороненная девочка спокойно спала под землей.
По ночам Сан ложилась в постель и строила планы на будущее: она накопит денег, поедет в Европу, будет там работать столько, сколько сможет, а потом, как и донья Бенвинда, вернется на Кабо-Верде и организует собственное дело. О чем она не думала вовсе, так это о том, чтобы найти мужчину и родить детей. От воспоминаний о том, что произошло с доном Жоржи, ее все еще выворачивало наизнанку. Но было нечто глубже, как будто еле заметный огонек загорался в каком-то уголке ее сознания и предупреждал ее, будто странное перемещение во времени позволяло видеть ей, что может произойти в дальнейшем. Возможность любви и секса казались ей опасностью, чем-то, что причинит ей вред и обиду. Напротив, ее коллеги по конторе, с которыми она иногда ходила поесть мороженого и потанцевать, не говорили ни о чем другом. Они рассказывали друг другу о своем опыте с парнями, о необыкновенном удовольствии и волнении, и когда одна из них считала, что влюблена, во всех подробностях расписывала доказательства того, что парень ее действительно любит и предложит ей жить вместе. Как будто обладание мужским телом и возможность повседневно его обслуживать были для них самой важной целью. Сан опасалась, что они обречены на страдания, на то, чтобы разбиваться снова и снова о загадочную сущность мужской души, полной изгибов и вершин, которые она не понимала и которые ее пугали.
Для себя она хотела независимой жизни. Самые лучшие и довольные жизнью женщины, которых она знала — донья Натерсия и донья Бенвинда, — были не замужем. Они не были одинокими, вовсе нет. Их сопровождало много подруг и родных, большое количество чужих детей, людей, которые их любили и поддерживали, о ком они с нежностью заботились. Близость с которыми была, пожалуй, еще больше, чем с мужчиной, с которым ты делишь постель, который знает наизусть вкус каждого сантиметра твоего тела, упругость твоей груди и жаркую узость твоих чресл, который достигает блаженства внутри тебя и разливается в тебе снова и снова, наносит удар, отдает, ищет и неясно стонет в твоих объятиях, словно наступил конец света. Но этот мужчина никогда в жизни не удосужится спросить, чувствуешь ли ты себя счастливой или несчастной, считаешь ли себя хозяйкой земли под твоими ногами и воздуха, которым дышишь, или же дрожишь от страха, когда встаешь по утрам и точно знаешь, что жизнь тебя обидит, что нападет на тебя и попытается сожрать тебя, кусая и оставляя одни кости.
Сан представляла себя взрослой, живущей в тихом доме у моря, в доме, раскрашенном разными цветами, с большими окнами, через которые проникает свет и морской бриз. Там будет сад, в котором растут бугенвилии и жасмины, и акация, усеянная белыми цветочками, которая отбрасывает приветливую тень. У нее не будет ни мужа, ни детей, но будет много людей, входящих в дом и выходящих из него, и просторная кухня, где каждый сможет найти то, что желает. Такой дом, как у доньи Бенвинды. Она иногда там обедала по воскресеньям. Начальница Сан готовила большой котел качупы и приглашала десять или двенадцать человек. Женщине доставляло удовольствие видеть Сан за своим столом. Она очень привязалась к своей подчиненной с самого начала. Как и у доньи Натерсии, у нее вызывало большую досаду то, что этой смышленой девушке пришлось бросить учебу из-за нехватки средств. Донье Бенвинде нравилось наблюдать, как она работает с большим упорством и почтительностью, словно на самом деле отвечать на телефонные звонки, записывать заказы и организовывать доставку было очень важными задачами. Ее трогала необычное сочетание силы и наивности, формировавшее характер Сан, ее доброта и решимость. Бенвинда задавалась вопросом, что получится из нее в будущем. У Сан была долгая жизнь впереди, и в этой жизни было предостаточно места для страданий. Было ясно, что кто-нибудь попытается манипулировать ею, обмануть ее и причинить боль. Кто-то расцарапает ее и попытается украсть ее энергию. Но также Бенвинда была убеждена, что Сан выстоит, будет крепко стоять на земле с поднятой головой, открытым и улыбающимся взглядом. Она удивительным образом уцелеет, что бы ни случилось.