Послышались шаги, женский голос закричал «Иду!» и сразу же в дверях появилась женщина в тунике яркой расцветки и с волосами, спрятанными под тюрбаном. Она любезно улыбнулась большим ртом и сверкающими глазами, как будто собиралась предоставить своей гостье все, в чем она нуждалась:

— Добрый день. Я могу вам как-то помочь?

Сан была не уверена, что сможет выдавить из себя слова:

— Добрый день. Я Сан, мама Андрэ.

Женщина замерла на несколько мгновений, как будто колдовство неожиданно превратило ее в статую. В конце концов, она ответила:

— Я Хоакина, жена брата Бигадора.

— Андрэ здесь?..

— Нет… Они живут в Уиге, в другом городе…

Сан почувствовала, как что-то смутное начинает шевелиться в ее голове. События вдруг пришли в движение. Ей пришлось прислониться к стене, чтобы не упасть. Хоакина поддержала ее и помогла сесть на ступеньку у входа. Потом она на некоторое время исчезла, и вернулась со стаканом козьего молока. Сан пила его медленно, пытаясь в своей растерянности отыскать путь, который снова выведет ее к упорядоченным мыслям. Хоакина нежно погладила ее по голове, как будто понимала все, что с ней происходит, и сочувствовала ей:

— Бигадор знает, что ты здесь?

— Нет. Он сказал, что убьет меня, если я приеду. Но мне нужно попытаться вернуть Андрэ…

— Разве ты его не отдала?..

— Отдать?..

— Он сказал, что ты не любила ребенка, что отдала его ему, чтобы он привез его сюда…

— Боже мой! Нет! Как бы я ему отдала ребенка?.. Как я могу не любить своего сына?..

Хоакина посмотрела на нее и поняла, что Сан говорит правду. Она сама вырастила шестерых. Несмотря на плохие моменты, на усталость, на бессонные ночи, на проказы, на неприятности, она их любила в каждую минуту их жизни. Она даже будет продолжать любить тех двоих, которые умерли. Она гордилась ими, их успехами в учебе и в работе, жена ми, которых выбрали трое старших детей и красотой внуков, которые появлялись, словно звезды, падающие с неба, что бы осветить жизнь пожилой женщины. Она была уверена, что Сан такая же хорошая мать, как и она сама. Она приехала с другого конца света, чтобы найти своего сына, одна, рискуя, что дикарь Бигадор убьет ее. Она боялась Бигадора.

Он всегда поражал ее своими криками и уларами кулаком в стену. Нужно было быть очень смелой, чтобы вот так ему противостоять. Она решила помочь ей, чем могла:

— Послушай. Мой муж на работе. Почему бы тебе не прийти в четыре часа и не поговорить с ним? Нельсон не такой, как его брат. Он понимает слова и в мире со всем ми ром. И уважает женщин. Я скажу ему, что мы должны поддержать тебя. Ребенок должен быть с матерью, если она хорошая мать. А ты хорошая.

Сан улыбнулась впервые с момента отъезда из Лиссабона. В это мгновение стая перелетных птиц летела по небу. Они летели твердо и неустанно, уверенные в месте, куда направлялись, в какой-нибудь спокойный уголок мира, где будет достаточно пищи, деревьев, чтобы вить гнезда, и мягкий климат. Они были умными, терпеливыми и сильными, и их полет показался Сан добрым предзнаменованием.

Нельсон был на десять лет старше Бигадора. Он был такой же, как он, то же лицо и такое же тело, хотя были заметны некоторые следы возраста, морщины на лбу, седина в очень темных волосах. Тем не менее, он не отличался ни огромным самомнением, как его брат, ни внезапной жестокостью во взгляде и презрительным искривлением губ. Он принял ее, как воспитанный человек, крепко пожав ей руку, но в то же время соблюдая дистанцию, задумчивый, как будто не до конца поверил в то, что рассказала ему жена. Они расположились в приятной комнате, наполненной фотографиями их детей и внуков. Также была фотография доньи Фернанды, немного испуганной перед камерой, хотя и наряженной в лучшее платье. Сан почувствовала, что скучает, вспоминая ее: если бы она была жива, она бы не допустила того, что случилось. Она мысленно попросила у нее помощи. Хоаки подала кофе, и все трое уселись за столом.

Опрос был долгим. Нельсону нужно было убедиться, что все, что говорит Сан, правда, что нет ни противоречий, ни сомнений в ее словах, что она способна выдержать его взгляд, не опуская глаз. Ей было тяжело объясняться. Она не хотела, чтобы казалось, что она злится на Бигадора, что хочет отомстить ему по какой-либо причине. Но в то же время ей было необходимо, чтобы они поняли, что он всегда плохо с ней обращался, навязывал свои прихоти и желания через страх, минуя всякое уважение, провоцируя чужие страдания, а затем растаптывая их. Ей нужно было, чтобы они убедились, что он способен выкрасть ее собственного сына, наплевав на ее мучения.

Нельсон иногда качал головой, пока ее слушал, или неодобрительно что-то восклицал. Когда прошло больше часа, и он решил, что услышал достаточно, после того, как Сан показала паспорт Андрэ и сообщение с угрозой смерти, которое сохранила в своем мобильном, Нельсон поднялся и вышел, чтобы сесть под акацией в голом земляном саду на корточки, смотря прямо перед собой. Сан смутилась, но Хоаки энергично улыбалась, как будто все шло хорошо.

— Он глава семьи, — сказала она. — Он должен подумать. На нем большая ответственность. Все делают то, что глава скажет, но только если его решения справедливые и мудрые. Если нет, семьи распадаются.

Сан почувствовала дрожь во всем теле. Ей хотелось верить, что этот мужчина ее понял. И что он может вернуть ей Андрэ. Но пока она должна была ждать. Терпеливо ждать, крепко сжимая кулаки, чтобы не упасть и не рассыпаться в прах, не превратиться в горсть бессмысленных атомов. В течение какого-то времени она делала вид, что смотрит вместе с Хоаки фотографии ее детей, пока слышала откуда-то издалека ее рассказ о жизни каждого из них. Потом через окно они увидели, как Нельсон поднимается и возвращается в дом. Он казался обеспокоенным. Мужчина остался стоять по другую сторону стола, вперив в нее взгляд:

— Я созову собрание в воскресенье. Если все, что ты сказала, правда, мой брат поступил нехорошо. Но я хочу его выслушать. А также старших членов семьи. Можешь быть спокойна: я не скажу ему ничего до утра воскресенья, чтобы у него не было времени найти тебя. Приходи после обеда.

Сан провела два дня, которые отделяли ее от воскресенья, сидя на пляже. Она ни о чем не думала. Просто смотрела на волны, которые разбивались на песке снова и снова. Они накатывались угрожающе и с рокотом. Сталкивались с берегом. Рассыпались в грязную пену. И возвращались в море поверженные, умоляющие, ползущие, словно раненые животные. Опять и опять. Чайки кричали, бросаясь на рыбу. Солнце безжалостно дырявило землю. На набережной без конца слышались автомобильные сигналы. Время было туннелем, который никак не кончался. Оставалась целая вечность. Пятьдесят шесть часов до обеда в воскресенье. Три тысячи триста шестьдесят минут. Двести одна тысяча шестьсот секунд, одна за другой, каждая из них со своей нечеловеческой тяжестью, с удивительной медлительностью. Ужасное время богов.

Иногда к ней подходил какой-нибудь мужчина и что-то говорил. Она не отвечала. Продолжала смотреть прямо перед собой. Наверное, ее сочли сумасшедшей. Кто-то наклонялся и встряхивал ее. Или над ней смеялись. Или кидались в нее песком. Но она продолжала невозмутимо сидеть там, спокойная и молчаливая, смотреть на то, как разбиваются волны и чайки бросаются в море. Потом люди уходили, разговаривая вслух сами с собой. На пляже сидит сумасшедшая. Она чего-то ждет. Что-то очень важное. Такое, как жизнь или смерть.

В одиннадцать часов утра в воскресенье Сан села в такси. Когда она приехала в дом, увидела через окно Хоакину, которая накрывала стол. За столом ели несколько человек. Она посмотрела на нее, но ничего не сказала. Сан пошла сидеть под акацией. Наверное, она там долго пробыла, пока Хоакина не вышла за ней и не впустила ее в дом. Бигадор еще не приехал. Там был его брат Хиль с женой, а еще его сестра Азеа с мужем. Мужчины выглядели задумчивыми. Женщины же смотрели на Сан и улыбались ей, как будто были за нее, как будто они твердо верили, что быть матерью — священное предназначение, которое делает всех женщин мира сестра ми. Ее пригласили сесть. Подали ей кофе, который она не смогла выпить. Потом все замолчали, выжидая. Иногда кто-нибудь спрашивал про кого-то из племянников. Мать или отец отвечали и рассказывали свои последние анекдоты. Все смеялись. Потом снова наступала тишина, глотки кофе, кудахтанье кур на заднем дворе.