Изменить стиль страницы

Отец Линка забросил руку на плечо Тома Уоткинса:

— Эрл был лучшим из нас. У него была лучшая униформа, лучший боевой строй…, - он сглотнул пьяный всхлип. — И лучшие боеприпасы.

По иронии судьбы Большой Эрл погиб, подготавливая эти самые боеприпасы, и мистер Линкольн вместо него возглавил кавалерийские войска на реконструкции Битвы на Медовом Холме. Часть той вины воплотилась сегодня в порцию виски.

— Я хотел принести ружье, чтобы помянуть Эрла достойным залпом, но Долбаная Дорин спрятала его от меня.

Супруга Рони Уикса была повсеместно известна как Долбаная Дорин, иногда просто ДиДи, потому как иначе он к ней просто не обращался. Он снова отхлебнул виски.

— За Эрла!

Они обхватили друг друга вокруг шеи, поднимая свои бутылки и баночки над могилой Эрла. Пиво и виски расплескались по надгробию — типичная для Гатлина дань падшим в бою.

— Господи, надеюсь, мы не докатимся до такого, — Линк метнулся в сторону, и я последовал за ним. Его родители всегда давали ему возможность за них устыдиться. — Почему мои родители не могут быть такими как твои?

— Хочешь сказать, психами? Или мертвыми? Без обид, но, по-моему, часть по ненормальности твои восполняют с лихвой.

— Твой отец не псих, по крайней мере, не больше, чем любой другой в этом городе. Никого не удивишь гулянием в одной пижаме, когда ты только что похоронил жену. Вот у моих предков нет отмазки. У них явно не хватает пары болтиков в мозгу.

— Мы не докатимся до такого. Ты станешь знаменитым на весь Нью-Йорк барабанщиком, а я буду заниматься… не знаю, чем-нибудь, что не имеет никакого отношения к форме Конфедератов и виски «Уайлд Токи».

Я старался быть убедительным, но, на самом деле, задумался, что может быть невероятней — что Линк станет известным музыкантом, или что я выберусь из Гатлина.

В моей спальне на стене по-прежнему висела карта, и все места, о которых я когда-либо читал, которые мечтал однажды посетить, объединялись тонкой зеленой линией, вырисовывая паутинку. Каждый день своей жизни я воображал сотни дорог, ведущих куда угодно, лишь бы подальше от Гатлина. Затем я встретил Лену, и карта перестала для меня существовать. Думаю, я не возражал бы застрять где угодно, даже здесь, пока она была рядом. Забавно, как карта вдруг потеряла свою привлекательность, когда я нуждался в ней больше всего.

— Пойду-ка я лучше пообщаюсь с мамой, — прозвучало так, будто я собирался забежать в библиотеку и встретиться с ней в архиве. — Ну, ты меня понял.

Мы с Линком стукнулись кулаками.

— Позже пересечемся. Я пока погуляю тут.

Погуляю? Линк не гуляет просто так. Он напивается и кадрит девчонок, которые бы ни за что не клюнули на него.

— Что так? Неужели ты не собираешься найти новую миссис Уэсли Джефферсон Линкольн?

Линк провел рукой по своему русому «ежику».

— Хотел бы. Знаю, я еще тот идиот, но пока все мои мысли только об одной девчонке.

О той, о которой не следовало бы думать. Что я мог сказать? Я и сам знал, что значит влюбиться в девушку, которая и слышать о тебе не хочет.

— Прости, друг. Полагаю, Ридли не просто забыть.

— Да уж. И вчерашняя встреча все только ухудшила, — он расстроено покачал головой. — Я знаю, ей положено быть Темной и все такое, но я не могу отделаться от ощущения, что все, что между нами было, хоть что-то значило для нее.

— Я понимаю, о чем ты.

Мы парочка жалких лузеров. И хотя я не думал, что Ридли способна на искренние чувства, я не хотел добивать его своими рассуждениями. В любом случае, ему это не нужно.

— Помнишь все то, что ты рассказал мне о том, что Маги и Смертные не могут быть вместе, потому что это убьет Смертного?

Я кивнул — в последнее время это занимало восемьдесят процентов моих мыслей.

— И что?

— Мы не раз заходили довольно далеко, — он подковырнул ботинком газон, оставляя темное пятно на идеально ухоженной лужайке.

— Оставь подробности при себе.

— Я пытаюсь сказать, что не я включал задний ход. Это была Рид. Я тогда подумал, что она лишь развлекается со мной, ну, типа повеселились и хватит, — он начал расхаживать из стороны в сторону. — Но теперь, оглядываясь назад, я думаю, может, я ошибался. Может, она просто не хотела навредить мне.

Очевидно, Линк немало над этим думал.

— Не знаю. Она все равно остается Темным Магом.

Он пожал плечами.

— Да, знаю, но можно и помечтать.

Мне захотелось рассказать Линку о том, что происходит, что Ридли и Лена возможно уже сбежали. Я раскрыл рот, но тут же закрыл его, не произнеся ни звука. Если Лена и наложила на меня заклинание, я не хотел знать об этом.

Я лишь раз навещал мамину могилу после похорон, и это было не на День поминовения — я не мог прийти сюда так рано. Я до сих пор не ощущал, будто она здесь, слоняется по кладбищу как Женевьева или Предки. Я чувствовал ее присутствие только в архиве или кабинете нашего дома. Это места, которые она любила, места, где я мог представить ее, занимающуюся своими делами, в каком бы мире она сейчас не находилась.

Но не здесь, не под землей, на которой, упав на колени и закрыв лицо руками, сидел отец. Он просидел здесь уже несколько часов, и по правде говоря, это заметно.

Я тихонько кашлянул, предупреждая отца о своем присутствии. Казалось, будто я подслушиваю их личную беседу. Он вытер лицо и встал:

— Как ты?

— В порядке, наверное, — я не понимал, что чувствую, но порядком это точно не назовешь.

Он засунул руки в карманы, не отрывая глаз от надгробия. Под ним лежал изящный белый цветок. Жасмин Конфедерации. Я пробежал глазами по витиеватым буквам, выгравированным на камне.

ЛАЙЛА ЭВЕРС УЭЙТ

ЛЮБИМАЯ ЖЕНА И МАТЬ

SCIENTIAE CUSTOS

Я повторил последнюю строку. Я ее заметил, когда был здесь в прошлый раз, в середине июля, за несколько недель до моего дня рождения. Но я приходил один, простоял над ее могилой до полного оцепенения, и к тому времени, как вернулся домой, совсем забыл об этом.

—  Scientiae Custos.

— Это на латыни. Означает «Хранитель Знаний». Мэриан предложила. А ведь подходит, не находишь?

Если бы он только знал. Я выдавил улыбку.

— Да. Очень похоже на нее.

Отец положил руку мне на плечо и ободряюще сжал его. Как делал это всегда, когда моя команда из Младшей Лиги проигрывала игру.

— Я очень скучаю по ней. Все еще не могу поверить, что ее больше нет.

Я молчал. В горле словно ком встал, а грудь сдавило так, что я думал, упаду в обморок. Мама умерла. Я больше никогда ее не увижу, сколько бы страниц она не раскрывала в своих книгах, сколько бы не оставляла мне посланий.

— Я знаю, Итан, тебе было нелегко. Я хочу сказать, мне жаль, что весь этот год я не был тем отцом, каким мне следовало быть. Я просто…

— Пап, — я чувствовал, как на глазах собираются слезы, но я не заплачу. Я не доставлю этой городской запеканочной фабрике такого удовольствия. Поэтому я прервал его. — Все в порядке.

Он еще раз сжал мое плечо.

— Побудь с ней наедине. А я пока прогуляюсь.

Я не сводил глаз с надгробия с выгравированным на нем кельтским символом Музы. Я знал этот символ — мама очень его любила. Три линии, олицетворяющие свет, сходились на вершине. Я услышал голос Мэриан за спиной:

— Муза. Это гаэльское слово, означающее «поэтическое вдохновение» или «духовное просвещение». Твоя мама почитала оба понятия.

Я вспомнил символы, изображенные на дверных перекладинах в Равенвуде, на Книге Лун, и на двери в «Изгнание». Эти символы что-то значат. Вероятно, больше, чем могут передать слова. И мама знала это. Интересно, она поэтому стала Хранителем? Или она узнала обо всем от Хранителей, предшествующих ей? У нее было столько тайн, о которых мне никогда не узнать.

— Прости, Итан. Ты, наверное, хочешь побыть один?

Я позволил Мэриан обнять себя.

— Нет. У меня нет чувства, что она здесь. Понимаешь, о чем я?

— Да, — она поцеловала меня в лоб и улыбнулась, вытаскивая из кармана зеленый помидор. Она аккуратно положила его на верхушку могильного камня.