Тетя Прю грозно стукнула тростью по полу. Они говорили загадками, в точности как Амма, что означало — они что-то знают. Может, они и не догадывались, что в Туннелях под их домом бродят Маги, но они определенно что-то знали.

— Не всякий беспорядок так легко убирается. Я не хочу и крупицы этого в нашем доме, — тетя Прю протолкнулась мимо тети Грейс и покинула комнату. — Сегодня не самый подходящий день, чтобы плохо отзываться об умерших.

Тетушка Грейс заковыляла в нашу сторону. Придержав за локоть, я проводил ее к дивану. Тетя Мерси ждала, когда стук трости тети Прю стихнет в конце коридора.

— Она ушла? Я отключила свой слуховой аппарат.

Тетушка Грейс кивнула.

— Думаю, да.

Они обе склонились вперед, будто собирались сообщить мне коды запуска ядерных ракет.

— Если я кое-что расскажу тебе, ты обещаешь, что не скажешь об этом своему папе? Потому что если ты проболтаешься, мы будем обречены, провести остаток своих дней в Приюте, — так она называла субсидированный дом престарелых в Саммервиле — седьмой круг ада, по мнению Сестер.

Тетушка Грейс кивнула в подтверждении.

— О чем? Я ничего не скажу отцу, обещаю.

— Пруденс Джейн не права, — тетя Мерси понизила голос до шепота, — Абрахам Равенвуд все еще бродит по округе, и это такая же правда, как то, что я сижу здесь, перед тобой.

Мне хотелось сказать, что они свихнулись. Две древние, дряхлые дамы, утверждающие, что они видели человека, или того, кого большинство считают человеком, которого никто не видел уже около ста лет.

— Что значит — бродит по округе?

— Я видела его своими собственными глазами в прошлом году. За церковью. И это из всех мест! — тетушка Мерси обмахивалась носовым платком, будто она могла упасть в обморок от одной только мысли об этом. — После службы во вторник мы ждали Тельму снаружи, так как она берет уроки религии в Первой Методистской церкви. Я выпустила Харлона Джеймса из сумочки, чтобы он мог размять свои ножки — ты же знаешь, Пруденс Джейн заставляет меня носить его. Но как только я поставила его на землю, он помчался за церковь.

— Ты же знаешь, эта собака совсем не беспокоится о своей жизни, — тетушка Грейс покачала головой.

Прежде чем продолжить, тетя Мерси взглянула на дверь:

— Мне пришлось бежать за ним, потому что всем известно, как Пруденс Джейн привязана к этому псу. Я направилась за церковь, и как только завернула за угол, чтобы окликнуть Харлона Джеймса, я увидела его. Призрака Абрахама Равенвуда. На кладбище прямо за церковью. Эти сторонники прогресса из Круглой церкви в Чарльстоне были правы, — народ в Чарльстоне поговаривал, что Круглую церковь построили таким образом, чтобы Дьявол не мог спрятаться в углах. Но я никогда не указывал на очевидное, что дьяволу не составит труда пройтись через центральный проход между рядами, если речь идет о наших местных паствах.

— Я тоже видела его, — прошептала тетушка Грейс, — и я знаю, что это был именно он, потому что его портрет висит на стене в Историческом Обществе, где я играю в рамми [4]с девочками. Прямо там, в Кругу Основателей, ведь Равенвуды считаются первыми поселенцами в Гатлине. Абрахам Равенвуд, собственной персоной.

Тетя Мерси шикнула на сестру. В отсутствии тети Прю, командование переходило к ней по старшинству.

— Да, это был он. Он был там с сыном Сайлоса Равенвуда. Не с Мэйконом, с другим — Финеасом, — я вспомнил имя, увиденное на генеалогическом древе Равенвудов. Хантинг Финеас Равенвуд.

— То есть с Хантингом?

— Никто не называл этого мальчика данным ему именем. Они все называли его Финеас. Это из Библии. Знаешь, что оно означает? — она выдержала драматическую паузу. — Язык Змия.

На мгновение я даже перестал дышать.

— Это точно был призрак. Господь свидетель, мы бежали оттуда быстрее, чем крысы с тонущего корабля. Теперь, Господь не даст соврать, я не могу так быстро передвигаться. Только не с моими осложнениями…

Сестры, конечно, были не в своем уме, но весь их бред обычно основывался на сумасшедшей истории. Конечно, невозможно узнать, какую версию правды они мне поведали, но версия была всегда. И любая интерпретация этой истории была опасна. Я не мог ее вычислить, но если я и научился чему-то за этот год, так это тому, что рано или поздно мне выпадет шанс все узнать.

Люсиль замяукала, царапая лапой дверь-ширму. Думаю, она достаточно услышала сегодня. Харлон Джеймс зарычал из-под дивана. Впервые я задумался над тем, чего эти двое только не насмотрелись, слоняясь по дому в течение стольких лет.

Но не каждая собака оказывается Страшилой Рэдли. Иногда собака — это просто собака. Иногда кошка — это просто кошка. Все же, открыв дверь, я наклеил красный стикер на макушку Люсиль.

Глава двадцатая

Семнадцатое июня. Сохраненное

Если и был в округе надежный источник информации, то это определенно местное население. В такой день как сегодня не нужно далеко ходить, чтобы увидеть почти каждого жителя в пределах полумили. На кладбище было уже не протолкнуться к тому времени, как мы подъехали, как обычно опоздав благодаря неземной медлительности Сестер. Сначала Люсиль не хотела забираться в Кадиллак, затем нам пришлось остановиться около «Садов Эдема», потому что тетушке Прю заблагорассудилось купить цветов для ее последних мужей, вот только все цветы были недостаточно хороши, и когда мы, наконец, вернулись в машину, тетя Мерси, возомнив себя офицером дорожной полиции, не позволяла мне ехать быстрее двадцати миль в час. Долгие месяцы я с ужасом ждал этого дня. И вот он настал.

Я с трудом поднимался по крутой гравийной дорожке Сада Вечного Покоя, толкая перед собой кресло-каталку тети Мерси. Тельма шла позади меня, держа под руки тетю Прю с одной стороны и тетю Грейс с другой. Люсиль семенила за ними, осторожно ступая на камни щебенки и сохраняя дистанцию. Сумочка тети Мерси из лакированной кожи, висевшая на ручке ее кресла, больно пихала меня в живот через каждый шаг. Меня бросало в пот при одной только мысли о густой зеленой траве, по которой придется тащить кресло. Очень может быть, что нам с Линком придется продемонстрировать пожарный способ переноски людей.

Мы забрались на вершину холма как раз вовремя, чтобы увидеть, как Эмили прихорашивается в своем новом белом платье на бретельках. Каждая девушка покупала новое платье ко Дню поминовения усопших. Никаких сланцев или топов, только лучшее выстиранное воскресное одеяние. Это походило на затянувшееся воссоединение семьи, только раз в десять масштабнее, потому что жители практически всего города и большей части всего округа тем или иным образом приходились родственниками тебе, твоему соседу или соседу твоего соседа.

Эмили со смехом повисла на шее у Эмори:

— У тебя есть пиво?

Эмори распахнул пиджак, показывая серебряную флягу:

— Есть кое-что получше.

Иден, Шарлота и Саванна шушукались на могильном участке семьи Сноу, который занимал лучшую позицию в центре рядов надгробий. Он был украшен яркими пластиковыми цветами и херувимами. Там даже был маленький пластиковый олененок, щипавший травку рядом с самым высоким надгробием. Украшение могил считалось еще одним негласным состязанием — способом доказать, что ты и члены твоей семьи, даже почившие, лучше твоих соседей и их родственников. Каждый показывал все, во что горазд. Искусственные венки, оплетенные зеленой нейлоновой лозой, блестящие кролики и белки, даже ванночки для птиц, настолько нагревшиеся на солнце, что легко оставляли ожоги на пальцах. Здесь невозможно было перестараться, чем вульгарнее, тем лучше.

Мама любила посмеяться над своими фаворитами. «Это натюрморты, произведения искусства, как и те, что нарисованы голландскими и фламандскими мастерами, только из пластика. И отношение к ним то же».

Моя мама умела смеяться над худшими традициями Гатлина и в то же время чтить лучшие из них. Возможно, именно так она здесь и выживала.