− Ну, давай, пока, − с минором завершил разговор Жуков, понимая, что переживать придется не Марку, а исключительно ему.
Ночью он спал неспокойно, а утром явился «супер» − то бишь, смотрящий за домом, с кем у Юры были отношения самые задушевные: «супер» предоставлял ему клиентов для укладки паркета, получая свой посреднический процент.
Горестным голосом «супер» сообщил, что у него есть самые точные данные, будто владелец дома не сегодня-завтра вызывает службу «маршала», должного выселить нерадивого жильца из квартиры.
− Срочно давай мне чек! − сочувственно завершил «супер». − А машину со стоянки убери немедленно, иначе увезут, понял?
Запарковав автомобиль на улице, Юра двинулся на работу. Единственно, что слегка утешило − прошел в служебную дверь сабвея, не уплатив за проезд: воспользовался тем, что продавец билетов в будке наклонился, уронив на пол мелочь на сдачу.
И вот теперь, катя через приземистый, заштрихованный серым дождичком Бруклин, к небоскребам Манхэттена, Жуков размышлял о перспективах.
Одолжить денег не у кого. Из квартиры его вышибут точно. Что-то можно продать − технику, к примеру. Золотой браслет. Хотя сколько дадут за браслет? Ну, сотен пять − максимум. «Маршал» может приехать под вечер. Куда прикажете податься? Кантоваться по углам у знакомых? А ведь какую квартиру он теряет! Окно с видом на океан, шикарная кровать, новая мебель… Э-эх!
Вновь его навестила неотвязная в последнее время мысль: а если бросить все и улететь на Родину? Чего хорошего здесь, в Америке? Хотя − что значит, «чего хорошего»? Привык он и к чистому воздуху, и к качественной жизни, и к невероятным удобствам, и к масштабности этой страны… А что в России? Также класть паркет в новостройках? Но сколько ему заплатят там за такой труд? На этой работе вкалывают нищие иностранцы из Молдавии и Украины, получая в день те крохи, что он здесь тратит на проезд в метро к месту работы… Да, здесь, в Америке, он сродни нищете из бывших советских республик, кормящейся в относительно благополучной Москве. Но… И в этом «но» вся диалектика.
Пройдя у ворот особняка процедуру идентификации личности, Юра, невольно робея от торжественной чопорности интерьера, минул зал с раззолоченным потолком и античными статуями и поднялся по мраморной лестнице к месту своих непосредственных усердий.
Помещение большого кабинета встретило его гулкой пустотой и унылой запыленностью дубового паркетного настила, посреди которого возвышался циклевочный агрегат.
Пройдя в ванную комнату, Жуков понуро опустился на низкий пластиковый стульчик, с чьей спинки свисал к полу его рабочий комбинезон. Он напряженно раздумывал… И в раздумьях этих были и текущие его неприятности, и размышления над жизнью как таковой, и крутились слова о недельном отсутствии хозяина сейфа, а до сейфа рукой подать…
Затем взгляд Жукова скользнул в угол, застеленный картоном, где навалом лежал необходимый инструмент: отвертки, дрели, коробки с шурупами, стамески, а под ними − дисковая машина для резки металла и бетона. Отчего-то в его родной стране она получила наименование «болгарки».
Далее его действия отличала неторопливость и абсолютная бесстрастность. Был включен циклевочный агрегат, помещение заполнил рев мощного мотора, взвесь паркетной пыльцы и шпаклевки; кто-то − вероятно, отвечающий за охрану здания Ричард, сунулся в дверь, но тут же с коротким проклятьем ее захлопнул; а Жуков, переведя аппарат на холостой ход, подошел к зеркалу, нажал на потайные бронзовые кнопки, и, отведя раму в сторону, в точности как это проделывал Уитни, демаскировал сейфовую нишу.
Пошарив по верху сейфа ладонью, нащупал секретную кнопку, надавил на нее. Кнопка утопилась и, щелкнув, осталась в зафиксированном положении.
Не теряя времени, Юра подключил к электрическому удлинителю дисковую пилу с новеньким отрезным кругом.
Брызнул оранжевой искрящейся струей рассекаемый абразивом металл.
Работа оказалась непростой: прежде, чем распилились запорные штыри, руки Жукова налились от агрессивной вибрации машины чугунной тяжестью, а лицо и грудь залил обильный пот. Однако же одним диском, хотя и истерзанным до основания, без всякого перерыва, он выпилил сейфовую дверцу, и в какой-то миг нутром ощутил: все, амба! − дрогнула она и словно провисла беспомощно в петлях, не препятствуя доступу к неведомым сокровищам.
Отключив горячую, как утюг, пилу, он, предварительно отжав кнопку, вернул зеркало на место, поправил респиратор, вылил пот из защитных очков, и вновь принялся циклевать паркет.
Когда древесный туман плотно заволок помещение, дверь снова раскрыл кто-то из любопытствующих, и снова поспешно ретировался.
Саркастически усмехнувшись, Жуков вернулся к сейфу.
Вставив крепкую отвертку в паз замка, без труда растворил дверцу.
Вот они − заветные пачки долларов − сотнями, в бумажных банковских перетяжках…
В сейфе лежали какие-то бумаги на непонятном английском и сафьяновая коробка с золоченым замочком − видать, как решил Юра, с драгоценностями.
Раздумывать было некогда: изъяв коробки и наличность, Жуков, орудуя отверткой как рычагом, не без труда втиснул дверцу на прежнее место, горестно покачал головой, обозревая уродливый паз распила, и, наконец, замаскировал свое надругательство над чужой буржуазной собственностью запыленным зеркалом в защитной пленке.
После вернулся в туалет, сложил трофеи в спортивную сумку, и, покуривая сигарету, задумался о своих дальнейших действиях.
Теперь все пути к отступлению были, конечно же, отрезаны. Этой самой дисковой пилой. Напрочь.
Малодушно хотелось сполоснуться на скорую руку, переодеться и, оповестив охрану, что, мол, отойдет на часок перекусить, смыться куда подальше. Однако Жуков решил иначе.
Во-первых, он не мог бросить работу незаконченной, считая это весьма непорядочным по отношению к клиенту. Во-вторых, ему оставалось всего лишь пропылесосить помещение и приступить к процессу лакировки. После чего, как он сметливо сообразил, раскрытие кражи уверенно отодвинется на двое суток, ибо в помещение, покуда не устоится лак, не сунется никто.
Следом его посетила еще одна практичная мысль: набрав по мобильному телефону номер одного из начинающих коллег-паркетчиков, бывших у него в выучке, он предложил ему выкупить весь свой инструмент и дорогущую циклевочную машину, взятую в аренду, всего за тысячу долларов, на что получил горячее и немедленное согласие.
Коллега прибыл через пару часов, забрал необходимые причиндалы, рассчитался, а Жуков, к тому времени закончивший процесс уборки помещения, смыл с себя пот, вынес на лестницу вещички и − принялся за процесс грунтовки.
Ядовитый запах химиката заполнил все пространство лестничного пролета. Находящийся в здании люд, не стесняясь в беспомощных ругательствах, хлынул на дождливую улицу, сгрудившись под козырьком здания.
Впрочем, едкий раствор в считанные минуты впитался в дерево и быстро выветрился.
Натужно пыхтя в респиратор, Жуков открыл, наконец, ведро с лаком. Лак тоже пованивал, но так, терпимо.
К вечеру зал представлял собой сияющее великолепие.
Мистер Ричард, брезгливо кривясь от остаточных химических благовоний, тем не менее, одобрительно обозрел янтарную гладь, с уважением выслушал наставление Жукова о неприкосновенности помещения в течение двух суток, а затем вручил работяге загодя приготовленный чек.
Покачиваясь от изнурительных трудов − праведных и не очень, Юра, крепко держа сумку с валютой и, как он предполагал, бриллиантами, вышел из особняка. Первым его желанием было вернуться домой на такси, но затем он решил не шиковать, да к тому же в вагоне подземки лучше думалось о перспективах, которые были весьма туманны.
Несомненным оставалось одно: в течение суток предстояло бежать из Нью-Йорка, распродав имущество.
Из вагона подземки, следующего из Манхэттена в Бруклин, Жуков позвонил Марку и Вите, предложив выкупить сегодня же и немедленно телевизор, диван, кое-что из одежды и вообще все, что понравится. Затем, прибыв по месту жительства и, от души поплескавшись в душе, достал из сумки заветную коробку.