Я покраснела, опустив ресницы.
Ага. А теперь который день он проверяет мою.
А еще возникла мысль - зайти подальше от стоянки и, пока гвардейцы заняты лошадьми, искупаться самой. Хотелось освежиться. Ну и еще - вдруг легенда не лжет, и мне повезет?
Запах дубовой листвы - особенный. Ни одно другое лиственное дерево не пахнет так пряно, не щекочет так ароматом нос. Даже острый запах тополиных почек по весне не такой. И сами стволы вековых деревьев, за любым из которых легко могли спрятаться три таких, как я, поражали: каждое дерево - целый мир. Поднимешь голову и зачарованно следишь, как от ствола отходят мощные сучья, как они ветвятся, тянутся к небу. Черные, скрюченные, узловатые... и прекрасные. В сказках рассказывалось, что дубы особенно любит лесной народ - ильвы. Я их понимала. Я тоже любила дубы.
Тропинка, по которой я шла, была чуть влажной, земля густо-коричневой. Иногда приходилось переступать через узловатые корни. У одного из них я заметила не в сезон расцветшую фиалку. А на другом распластала шоколадные крылья с белой каймой большая траурница.
Я старалась не отходить от реки - ведь и пошла-то за тем, чтобы найти подходящее для купания место. Тропа повернула вправо, а я, уцепившись за ветку лещины и подобрав другой рукой подол юбки, попыталась без потерь съехать в овраг впереди. И повернула налево, к реке. Ойкнула, чуть не наступив на ужа. Спасибо, что не на гадюку. Под ногами зачавкало. Ну, и зачем, спрашивается, я сюда полезла? Сейчас узнаю.
Через два десятка шагов впереди заблестела вода. Вот только меня от нее отделяла широкая полоса таволги вперемешку с осотом, лезть в который босыми ногами совсем не улыбалось. Ладно... поднимусь чуть-чуть выше по склону, он не очень крутой, попробую обойти болото и все же выйти к воде. Посмотрела на грязную ладонь, которой уцепилась за выступающий корень. Ну, перемажусь слегка... ничего. Жаль, что еще нельзя магичить.
Я угадала. У выхода из лощины на моей стороне обнаружился здоровущий камень. Пологий, он выступал из-под склона и доходил почти до воды. Осот на нем не рос. Так, мох и в трещинах - низенькая травка. Осмотрелась. Отлично, никого! И сверху так нависли кусты ежевики, что медведю не продраться. Скинула туфли, скатала и стянула чулки, через голову сдернула платье. Потом настал черед панталон и нательной рубахи. Волосы подобрала узлом - мочить голову я не собиралась.
Осторожно, на цыпочках, прикрывая руками грудь, подошла к воде. Дно темное, не песок. Зато глубоко, похоже, уже в двух шагах от берега. И как мне туда? Наверное, просто шагать.
Ага, чавк в ил... М-да - выдернула ногу и критически посмотрела на ступню в черном ботинке по щиколотку... Ладно, уж сунулась - не отступать же? Чавк, чавк, чавк... а теперь поплыли. Боги, хорошо-то как! Прохладно, свежо, чисто - захотелось нырнуть или хотя бы лечь на спину. Но вместо этого я встала, чуть касаясь пальцами ног дна, и начала обмывать себя ладонями. Шею, грудь, подмышки, живот... Счастье-то какое! Мне ж нормальной ванны еще пять дней не видать!
Напоследок умылась. Теперь можно немножко поплавать. Течение медленное, не унесет. Завертела головой. Ой, а чуть дальше у берега - заводь. А в ней - цветущие белые кувшинки. Красота невероятная!
Не торопясь, наслаждаясь каждым движением, разводя руками воду, поплыла к сиявшим на темной глади белоснежным цветам. Только надо быть осторожной - казалось, что легко запутаться в длинных стеблях. А спасать меня тут некому.
Плавать нагой - наслаждение. Река прохладная, прозрачная... От движений рук по ровной глади идет рябь, разбегаются испуганные водомерки, разлетаются стрекозы с синими крылышками, прыскают в стороны мелкие рыбки. Струи ласкают тело, в них растворяешься, становишься невесомой...
Раздвигая покачивающиеся на воде листья, подплыла к ближайшей кувшинке. Нет, не устоять. Принесу её Рейну, покажу Ссэнасс - та наверняка такого не видела. Острые на концах лепестки словно мерцали, светились белым. Как снег в свете луны, как иней или - засмеялась - сахар в серебряной ложке. А внутри цветка - маленькое солнышко из загнутых внутрь ярко-желтых тычинок. Точно не устоять. Только нужно аккуратно оборвать стебель. Ну, это ж не просмоленная веревка - справлюсь...
Заложив цветок за ухо, поплыла назад. Жаль, но пора возвращаться.
Чулки я надевать не стала. Кожа влажная, не натянуть. А ступни - гм-м... конечно, я обтерла их травой, как могла, - но все равно, Рейн, узрев мои ноготки в аккуратных черных рамочках из грязи, поперхнулся бы. И фыркал бы потом до вечера. Зато сама - свежая и чистая.
Я радовалась, когда удалось легко - по корням как по ступеням - подняться из оврага. Улыбалась и напевала, идя по тропе назад к поляне. Счастье длилось до тех пор, пока я, огибая очередной вековой дуб, неожиданно нос к носу не столкнулась с рыжим гвардейцем.
- Ньера гуляет?
Невинный, казалось бы, вопрос прозвучал двусмысленно. Может быть, из-за тона говорящего и того, как он буквально ощупывал меня глазами. Взгляд остановился на влажном локоне на шее, рыжий усмехнулся.
- Купались? Ньера ищет любви?
- Ньер, я возвращаюсь на поляну, к мужу. Если желаете, можете меня проводить.
Он словно не расслышал. Заступил дорогу:
- Я тоже купался. И тоже в надежде на любовь. Что скажете, ньера?
Сглотнула. Здоровый, как бык. И такой же симпатичный. Не люблю красных наглых рож. Чуть прищурилась - ой, какая аура нехорошая... плохо дело. Как же я не хочу магичить! Держалась ведь почти две недели! И вот, из-за какого-то озабоченного бугая всё коту под хвост?
Я не боялась. Укол воздушным лезвием в одну из болевых точек - и ему долго будет не до ньер. Но так не хотелось прибегать к магии... Внутри что-то противилось, было ощущение, что, начав колдовать, совершу непоправимую ошибку.
И как тогда?
Подпрыгнув, уставилась за спину рыжему, словно что-то увидела, и махнула рукой:
- Рейн?! Иди сюда!
Он оглянулся. А когда понял, что я обманула, и повернулся снова, меня на тропе уже не было. Хорошо, что стволы дубов такие толстые.
- Ньера хочет поиграть? - Голос игривым отчего-то не казался. - Зря.
И замолчал.
Я, прижавшись спиной к мощному стволу, пыталась сообразить, что делать дальше. Каков мой шанс удрать? Бегает он быстрее...
Оказалось, что не только бегает.
Он вынырнул из-за ствола. Осклабился:
- Оборки юбки торчат. Широкая. - И сделал шаг ко мне.
- Мой муж вас убьет. - Я говорила, глядя ему прямо в глаза. И верила в сказанное.
На секунду он замялся. Потом крылья носа раздулись, глаза сузились:
- Плевать! Я всегда беру, что хочу. А ты, ньера, будешь молчать! Тебе позор не нужен.
Он не успел меня схватить, хоть и попытался. Рейн возник как из ниоткуда. Прыжком. С поднятой рукой, ребром которой ударил по правому плечу рыжего.
Тот заорал, падая на одно колено. Я еле успела отскочить, иначе б рухнувший гвардеец въехал головой не в дуб, а мне в живот.
- Одна ключица сломана. И надо было сделать это раньше. - Голос мужа был ледяным.
Я ахнула, когда Рейн поднял руку второй раз и ударил снова:
- Вторая сломана.
И занес руку снова. Посмотрел на меня:
- Сита, он к тебе прикоснулся хоть пальцем?
Я замотала головой:
- Нет, ничего не было. Рейн, не надо! Хватит!
Взгляд мужа был черным, нечеловеческим. По скулам ходили желваки. Рейн с видимым усилием и каким-то сожалением опустил руку. Взглянул вниз, под ноги, где на дубовых листьях корчился рыжий. Поймав взгляд мужа, несостоявшийся насильник сглотнул и замер, как испуганный зверек, увидевший коршуна. А потом заскулил...Ох, как я его понимаю... мне сейчас тоже было страшно.
- Сита, идём.
Холодным ровным голосом. Не предложение, не просьба - приказ. Руки муж мне не предложил. Да я и не хотела. Повернулся спиной и зашагал прочь.