…мы с тобою стары;

Быть старым – и почет и тяжкий труд.

Со смертью все закончится, но есть

Перед концом последняя возможность

Немыслимо прекрасное создать -

И нет греха в сопротивленье Богу.

Со скал в ночи мигают огоньки:

Закончен день. Луна всплывает в небо.

Взывает море сонмом голосов.

Вперед, друзья!

Еще совсем не поздно

Искать и обрести нам новый мир.

– Да, именно это она мне читала. Гвен показалась мне такой отчужденной. Рой, я беспокоюсь за нее.

– Давай заглянем к ней сегодня вечером, – предложил он.

Рене прищурилась с некоторой неохотой, но Рой счел вопрос решенным. Она встала и вышла из крошечной комнатенки, оставив Роя, омываемого зеленым светом терминала, в одиночестве.

Общий компьютер изрыгнул монотонный предупреждающий звук, Рой быстро подхватил весьма потрепанную книгу романтических стихов и поплелся в кабинет, предназначенный для занятий литературой с первокурсниками, опоздав на целую минуту. Трое наиболее нетерпеливых студен shy;тов уже отключили свои терминалы и готовились покинуть кабинет. Они разочарованно и даже с некоторым отвращением посмотрели на Роя, когда тот показался в двери серо-голубого цвета.

– Включите, пожалуйста, терминальные магнитофоны, – отдал приказ Рой, положив книгу на кафедру.

Затем он повернулся и прошелся между двумя рядами сидящих студентов. Двенадцать студентов одновременно подняли правую руку и нажали одинаковые зеленые кнопки. Симметрия всего происходящего показалась Рою забавной, и он громко рассмеялся. Студенты нахмурились.

– Сегодняшнее занятие мы посвятим изучению эпохи Просвещения и влияния науки на литературу, – сказал он. – Три главных имени возникнут на нашем занятии, три человека, прорубивших дорогу науке, чтобы появилась она на самом переднем крае нашей жизни: Коперник, Галилей и Ньютон.

Он продолжал, читая лекцию как по писаному. За семь лет преподавания этот вводный материал прочно осел в его памяти. Каждый его шаг точно соответствовал ритму лекции; каждое движение служило контрапунктом для основных идей лекции. Он начал свой поход между рядами именно в тот момент, когда приступил к вводной части лекции о Галилее. Так он делал в прошлом году, и в позапрошлом, и еще пять лет до того. “Студенты наилучшим образом усвоят урок, если я скажу это именно в нужный, точно рассчитанный момент, находясь в данном месте аудитории”, – думал он, в то же время продолжая лекцию о том, как наука постепенно вытесняла авторитет церкви. Принципы обучения, которым должен следовать Рой, сводились к точности изложения, повторению и доказательности. Члены Регентского Совета были непреклонны в своем убеждении, что при обучении студентов должны использоваться точные и проверенные формулировки.

– Галилей осмелился оспорить авторитет церкви, отрицая ее доктрину о Земле как центре галактики и вселенной. – Рой произнес эти слова на одном дыхании, механически и без эмоций. – Поступая так, – продолжал он, – Галилей открыл дорогу другим, чтобы они сами выбирали себе авторитеты в вопросах веры, избавляя людей от жесткого давления церкви, требовавшей полного единомыслия.

Зеленые огоньки терминалов мигали в унисон. Рой еще раз прошелся между рядами, проверяя каждого. На холодных зеленых экранах отпечатывались слова, в точности повторявшие его лекцию: “…избавляя людей от жесткого давления церкви, требовавшей полного единомыслия”. Рой, закрыв глаза, представил себе большой, почерневший от времени, медный колокол, неторопливо покачивающийся на ветру в колокольне каменного собора. Его дыхание подхватило колокол и качнуло его вперед, потом назад. Язык колокола отбивал ноту за нотой. Рой ощутил звук колокола, чуть более высокий, чем чистое “до”, почувствовал, как звук дрожит, обволакивая его. Рой открыл глаза и вернулся в учебный кабинет. Лучи позднего утреннего солнца проникли через открытые окна кабинета, находившегося на первом этаже, и освещали пол и стены. Студенты с озадаченными лицами уставились на него. Рой взглянул на ближайший монитор, чтобы посмотреть, на каком месте он закончил лекцию. Однако в укоризненном сиянии экрана Рой увидел три слова, навечно попавших в память компьютера: “Дин, дон, дин”.

В другое время он бы рассмеялся. Уже не в первый раз Рой мечтал о чем-нибудь во время лекции, механически произнося нужные слова, словно актер, играющий заученную роль, или ребенок, зазубривший свои молитвы. Но на этот раз впервые его мечты проявились наяву перед испытующими взглядами студентов. Его руки начали слегка дрожать, а в желудке появилась какая-то тяжесть. От страха у него начало покалывать спину и шею, ведь ему придется объяснить членам Совета случившееся отклонение от лекции. Компьютер наверняка заметит это отклонение и автоматически сообщит об этом в Совет. Эта осечка не могла случиться в более неподходящее время, и он подумал о Гвен – умной, непредсказуемой Гвен, которая обожала Теннисона и любила истории о благородных личностях, в одиночку сражавшихся с окружающим их враждебным миром.

– Вперед, друзья, еще совсем не поздно искать и обрести нам новый мир, – сказал он громко, и эти слова тотчас послушно появились на зеленых экранах.

Некоторые студенты, озадаченно подняв брови, переглядывались друг с другом и пожимали плечами. Рою было ясно, что они не привыкли к профессорам, позволяющим себе подобные импровизации. Рою доставляло удовольствие замешательство, появившееся на лицах утомленных и в то же время утомляющих студентов, которые ерзали на мягких сиденьях как будто перед их носом махали электрическим про shy;водом. Адреналин, мгновенно ворвавшийся в кровь через расширенные сосуды, внес полную ясность в его мысли и спровоцировал последующую за этим браваду. Внезапно появилось понимание самой сути проблемы, чутье хищника, обнаружившего свою беспорядочно мечущуюся добычу.

– Да, – продолжал он, – наука способствовала расцвету литературы: ренессанс был не чем иным, как попыткой церкви взять у науки реванш; романтизм – это реакция на значительное преобладание интеллекта над чувствами и эмоциями. Именно наука стала основой творчества таких писателей, как Жюль Верн, Айзек Азимов, Артур Кларк, Джордж Оруэлл и многих других. То же самое происходит и в наше время. Взяв за основу какой-либо научный принцип, мы можем сочинить рассказ или повесть. Мы должны всегда помнить, что наука никогда не подменяла воображения, но была только инструментом для его вызова.

Озадаченные студенты широко открытыми глазами уставились на него, не скрывая страха перед этим сумасшедшим, который стоял перед ними, бешено размахивая руками и запросто попирая священные основы. Но для Роя уже не было пути назад. Возбуждение от того, что он перешел запретную черту, полностью овладело им, понуждая его идти только вперед, угрожая задушить его при малейшем колебании. Он перевел дыхание и, шагнув к доске, резким движением взял лежащую на специальной полочке ручку, которой можно было на ней писать. В его голове внезапно появилась идея, как бы доставленная туда извне какой-то невидимой силой. В ответ на это Рой повернулся и неожиданно швырнул ручку в другой конец комнаты. Вертящаяся ручка описала в воздухе дугу и, ударившись о стену, упала на пол. Студенты вздрогнули.

– Векторы! – выкрикнул он, подскочив к кафедре, для того чтобы полностью овладеть вниманием сбитых с толку сту shy;дентов.

– Векторы! Абраме, скажите мне, что это такое?

У озадаченного студента поначалу слегка отвисла челюсть, но строгая выучка, к которой он привык с самого детства, взяла свое:

– Векторы – это способ описания движения тела на плоскости.

– Прекрасно, – отрывисто сказал Рой. – Ну, а теперь, Филдинг, опишите, пожалуйста, движение ручки во время ее полета через комнату. В своем ответе используйте векторы.

Бритни Филдинг, тощая, белобрысая, немного прыщавая студентка научного факультета заморгала, как, наверное, заморгала бы черепаха, греющаяся на солнце, если бы перед ней летала назойливая муха.