— Когда вас ждать обратно? — спросил отец.
— Думаю, к родам.
— Вы уж, Софочка, не обманите нас, — попросила Сара. — Вы у нас последняя опора.
— Я обязательно приеду. — Сонька обняла маленькую старушку.
— Но если случится, что вы по какой-то причине не выполните свое обещание, — дрогнувшим голосом сказал Блювштейн-старший, — обещайте хотя бы дать ребенку фамилию отца.
— Обещаю. Обещаю также, что и у меня тоже теперь будет фамилия Блювштейн, Софья Блювштейн, — улыбнулась девушка. — А Михеля я обязательно разыщу. Рано или поздно…
Наконец поезд покинул пределы города и несся на большой скорости в сторону польско-российской границы.
Соседкой Соньки по купе оказалась очаровательная старушка лет семидесяти, говорливая и улыбчивая. Она ловко передвигала карты разложенного пасьянса, болтая по-французски с попутчицей.
— Вам сколько лет, детка?
— Двадцать два, — по-французски ответила Сонька.
— Слышу и не верю собственным ушам. Боже, двадцать два года! Когда мне было двадцать два, то казалось, что вся жизнь впереди.
— Разве не так?
— Увы… Не успеете прийти в себя, как вам стукнет сорок, потом пятьдесят, а дальше годы покатятся, как колеса этого состава. — Старушка замолчала, решая какую-то карточную проблему, потом снова заговорила. — И знаете, что самое невероятное? Чем ты старше, тем меньше успеваешь.
— Если правильно распланировать дела, можно все успеть, — довольно категорично заявила девушка.
— Слышу самонадеянный голос молодости! Планируй, не планируй — все равно не успеешь. Вот один из примеров. Моя фамилия Типлиц, Анна Типлиц. Это старинная немецкая фамилия, хотя сама я много лет живу в Париже. В Германии даже есть небольшой городок — Типлиц. Это фамилия моего прапрапрадеда, Вильгельма Типлица. Не верите? — Старушка достала паспорт, раскрыла его. — Читайте: Анна Типлиц. Год рождения не покажу, мне слишком много лет, — не без кокетства сообщила она, — но я за все годы не нашла времени, чтобы навестить землю предков. Стыдно? Не то слово. Там есть замок удивительной красоты! Дивный городок, дивные жители, которые помнят и гордятся тем, что живут в Типлице. А я не нашла времени, не спланировала!
— Это можно проделать по пути в Париж.
— Не успею. Вернее, не смогу: у меня уже нет сил, чтобы совершать подобные путешествия. Конечно, в мою честь там устроят приемы, рауты, фейерверки… Но я не выдержу этого, это колоссальная нагрузка. Годы, детка! Жаль… — Старушка оторвалась от пасьянса и доверительно сообщила: — Приемы, рауты — бог с ними. Больше всего я хотела бы посетить замок с его комнатой сокровищ.
— Комната сокровищ? — искренне удивилась девушка.
— Мой предок был очень богат, — объяснила попутчица. — После ухода в мир иной он оставил какие-то невероятные богатства. Говорят, в замке есть комната Аладдина, где хранятся поистине сказочные сокровища.
— Ради сокровищ следовало бы заглянуть в городок, — засмеялась Сонька.
— Ах, дорогая моя, — печально усмехнулась старушка, пряча паспорт в сумочку. — Лучшее сокровище — это годы. И вы вскоре в этом убедитесь.
Вечер перешел в ночь. Старушка крепко спала, отвернувшись к стенке.
Сонька тихонько взяла ее сумочку, так же тихонько открыла и вытащила оттуда паспорт.
Повозка въехала в широкий мощеный двор. Сонька расплатилась с извозчиком, он помог ей донести чемодан до дома и укатил. С тех пор, как Сонька уехала из местечка Повонзки, здесь мало что изменилось: та же выщербленная брусчатка, те же куры и гуси, снующие вдоль заборов, те же лавчонки, торгующие тряпьем и продуктами, те же неторопливые горожане. Дом покойного Лейбы тоже мало изменился — разве что крышу вместо деревянной дранки покрыли яркой черепицей.
Сонька огляделась, постучала в дверь, подергала за щеколду — никто не ответил. Она толкнула дверь, и на нее пахнуло затхлой прохладой дома. Сонька с трудом подхватила чемодан и вошла.
В гостиной девушка уселась на чемодан и стала вертеть головой, осматриваясь.
— Чего надо? — услышала она за спиной голос Евдокии. — Кто такая?
Сонька оглянулась, и мачеха ахнула.
— Боже, Сура! — Она не подошла, не обняла, просто смотрела удивленно на нежданную гостью и криво улыбалась. — Приехала, что ли?
— Приехала, — кивнула та.
— Вот уж не ждали. И надолго?
— Не знаю, будет видно. — Сонька снова огляделась. — А где Фейга?
— У себя.
— У себя — это где?
— А мы теперь живем порознь. Я — по себе, а Фейга — по себе в доме пани Елены. Опять недавно вышла замуж.
— Ничего здесь не изменилось, — произнесла Сонька, оглядывая гостиную.
— А что должно измениться? Как жили, так и живем. Сама-то как?
— Хорошо.
— Видно, что неплохо, — ухмыльнулась мачеха. — Модная, нарядная. А вообще-то зачем приехала?
— Повидаться.
— С кем? — хохотнула Евдокия. — Со мной, что ли?
— С вами, с сестрой.
— Ой, нашла с кем видаться! Хотела вот выйти замуж, да на дурня напоролась. Сама-то замужем?
— Замужем. Звала приехать, не захотел, — соврала Сонька.
— И правильно. Чего тут делать? От скуки на стенку лезешь! Живешь где, в Варшаве небось?
— В Петербурге.
— Врешь. Кто ж тебя в Петербург такую пустит?
— Какую?
— Шаловую! Ты тут такого намутила, что весь городок на ушах стоял.
— Уже не стоит?
— А некому стоять! Твой Шелом после тебя пьет. Отца похоронил, вот и пьет. А этот боров, ну, пан Лощинский, тот вообще сгинул бог знает куда. После тебя. Сура, как после пожара — кто ни приблизится, обязательно обожжется. Сама-то не думала об этом?
— О чем? — не сразу поняла Сонька.
— О себе. Непонятная ты какая-то. Вот даже сейчас: приехала, а я не знаю, чего со мной творится, вроде сама не своя. Надолго, спрашиваю, нагрянула? И вообще, чего тебе здесь надо?
— Не бойтесь, — печально усмехнулась гостья, — долго не задержусь. Сестру только увижу и уеду.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
Могила Соломониак была вся усыпана опавшей листвой, зеленый мох подобрался к гранитному надгробию — видимо, сюда давно не приходили. Сонька стояла возле плиты с именами матери и отца, смотрела на расплывающиеся от слез буквы и негромко бормотала:
— Здравствуйте, мои дорогие мамочка и отец… Вот я и приехала к вам. Как я живу? Наверное, хорошо. А может, и не очень. Потому что нет своего дома. Нет семьи. Видишь, мамочка, как получается? Приехала, а меня спрашивают — зачем? Евдокия спрашивает… А я ведь приехала в твой дом, мамочка. Получается, что я должна уехать отсюда. Куда? Пока не знаю. Наверное, мамочка, ты осуждаешь меня, что так живу. А что мне остается? Остается надеяться, что ты не будешь на меня злиться, а просто поймешь и поможешь. Я так на это рассчитываю! Мне, мамочка, необходима твоя поддержка. У меня ведь, кроме тебя, больше никого нет. Не с кем поговорить, не с кем посоветоваться. Поэтому не бросай меня, ты очень мне нужна, мамочка!
Начинало темнеть, и Сонька уже уходила с кладбища, когда увидела у ворот пожилую женщину. Это была Матрена, бывшая прислуга Лейбы. Матрена ждала Соньку.
— Услышала, что ты приехала, вот и пришла.
— Евдокия выгнала?
— Сразу, как ты уехала.
Сонька достала из сумочки несколько крупных купюр, протянула женщине. Та низко поклонилась:
— Благодарю, — и перекрестила вслед. — Пусть хранит тебя Господь. — И вдруг с улыбкой добавила: — И тебя, и твою девочку.
Удивленная Сонька остановилась.
— Девочку?
— Вижу по походке, что беременная. Чтобы все было хорошо, Сура!
Была ночь, когда пролетка Соньки подъехала к дому пани Елены. Дом был обнесен высокой, хорошо подсвеченной фонарями оградой, вдоль которой стояли кареты, повозки и фаэтоны. В самом доме ярко светились окна, играла музыка, плавали на фоне штор мужские и женские силуэты. Сонька расплатилась с извозчиком и прошла через приоткрытые ворота к дому.