Молчание заполняет пространство между нами.

– Скажи мне, что он ошибается, Эллен.

Но я не могу этого сказать. Нет смысла даже и пытаться.

ГЛАВА 17

– Это была я, – произношу я быстро, как будто таким образом могу смягчить удар.

Морланд слегка отстраняется. Он смотрит на меня с открытым изумлением и даже страхом.

Я отворачиваюсь. Бывают моменты, которых ты ужасно боишься и заранее готовишься к ним. Но когда они наступают, все оказывается совсем не так, как ты предполагал. В данный момент я испытываю одновременно чувство потери и облегчения.

Я делаю как бы извиняющийся жест.

– Да, это была я.

– Ты была на «Минерве»? – глухо спрашивает Морланд.

Я не могу ответить ему на этот вопрос, не рассказав всего. Мне нужно время. Я опускаю окно, вдыхаю прохладный, соленый морской воздух и вслушиваюсь в рокот прибоя.

– Каким образом ты попала туда? Зачем? – требовательно спрашивает Ричард.

– Дело было в Гарри, – говорю я взволнованным голосом. – Тебе этого не понять, но он был в ужасном состоянии…

Нет, не так! Если я хочу сохранить хоть какое-то самоуважение, если хочу, чтобы мне хоть немного верили после всей той лжи, что я наговорила, мне нужно обойтись без всех этих мелодраматических эффектов.

– Можно, я начну сначала? – спрашиваю я Морланда.

Он жестом показывает: «Пожалуйста, делай как тебе угодно».

Но я все еще не знаю, с чего начать. Может, с того, как Гарри потерял место в парламенте, с возникновения финансовых проблем у «Эйнсвика», даже с интрижки Гарри с Кэролайн Палмер. Но я не думаю, что эти факты смогут что-нибудь добавить к вполне ясной картине того, что якобы произошло. Мне только нужно правильно все изложить. и не только ради себя, но и ради Кэти. Лгать не так уж сложно. Гораздо сложнее запоминать то, что говоришь, чтобы в дальнейшем не запутаться.

– Гарри было очень тяжело, – неуверенно начинаю я. – В течение длительного времени на него одна за другой наваливались все более сложные проблемы. Он находился под воздействием сильного стресса. В нем постепенно росло убеждение, что ему уже не выправиться, он чувствовал, как идет ко дну. Судя по всему, я уже перестала быть для него опорой. Я не могла пробиться к его сердцу. Он полностью отошел от меня. Ото всех. Думаю… – Я замолкаю на секунду, собираясь с мыслями. – Я думаю, что депрессия у него приобрела клиническую форму. Она затронула не только его нервную систему, но и вообще весь мозг. Знаешь, говорят, что при длительном нервном возбуждении организм человека начинает вырабатывать и направлять в мозг вредные химические соединения. Короче говоря, Гарри был серьезно болен. Но, конечно, обратиться к врачам он не захотел. Он никогда бы не сделал этого, никогда бы не признал, что не может справиться с собой.

Эта полуправда мне ненавистна. Мне кажется, что она абсолютно прозрачна и Морланд легко видит меня насквозь. Но когда я поднимаю глаза, то с удивлением обнаруживаю сочувствие в его взгляде.

– В ту пятницу, – торопливо продолжаю я, – у меня было ощущение, что происходит что-то ужасное. Я никогда еще не видела Гарри в таком плохом настроении. Когда мы загружали яхту, он делал все механически. Создавалось впечатление, что мыслями он далеко от меня. Гарри был как будто полумертвый. В воздухе витало ощущение обреченности и отчаяния. И он намеревался выйти в одиночное плавание! В такую-то погоду! Меня буквально мутило от переживаний. Поэтому после обеда я пошла к пристани, чтобы узнать, как там Гарри и не нужно ли ему чего-нибудь. Но я не добралась до яхты, которая была пришвартована к плавучему бую на середине реки. Я кричала и махала руками, но Гарри не откликнулся. Ведь до буя довольно далеко. Когда яхта находится возле него, докричаться до Гарри трудно и в хорошую погоду. Я попыталась позвонить по номеру его мобильного телефона, но Гарри, видимо, отключил его. В тот вечер у Молли я не могла найти себе места. Меня охватило какое-то странное предчувствие.

Вот это театр! Какая фантазия! Какие детали! Я и не подозревала у себя таких способностей.

– Поэтому в тот вечер я вернулась домой пораньше. Спустилась к пристани. Было очень темно. «Минерву» я не увидела, на реке вообще не было ни огонька. Подумала, что Гарри уже отплыл. В некотором роде я даже была довольна этим. Поход на яхте обычно бодрил Гарри, заставлял его забывать о житейских проблемах. А это плавание было особое – достаточно дальнее и сложное. Я думала, что оно сможет вернуть ему чувство уверенности, поднимет в собственных глазах. Но погода была ужасная – дождь и сильный ветер. И это пугало меня. Да еще ночь.

Я делаю паузу и смотрю вперед через лобовое стекло. Морланд следит за моим взглядом. Сумерки сгущаются, море уже почти черное.

– Допоздна я прислушивалась к сводкам погоды, – продолжаю я и вижу, что Морланд вновь поворачивается ко мне. – Окна я оставила открытыми, все слушала шум ветра. К ночи он затих, и я вздохнула с облегчением. Представила себе, что Гарри уже где-то в устье реки. И с более легким сердцем отправилась спать. Потом… Где-то в десять минут двенадцатого… В общем, сразу после одиннадцати я услышала… выстрел. Из ружья. Такие выстрелы часто раздаются в окрестностях Пеннигейта, когда начинается охота на фазанов. И еще я поняла… Не знаю почему… Что это был Гарри. Я просто почувствовала это.

Ветер усиливается, и я слегка поворачиваю лицо к окну. Морланд наклоняется вперед и продолжает внимательно смотреть на меня.

– Я быстро проехала к пристани на машине и на этот раз увидела на реке огонек. Это могла быть только «Минерва». Она стояла на своем обычном месте. И тогда я отправилась к ней. Чтобы посмотреть… – Я опускаю голову и, упреждая незаданный Морландом вопрос, поясняю: – Отправилась на плоскодонке. Потому что у пристани стояла только она. Я не знала, как опустить подвесной мотор в воду. И если бы даже сделала это, то все равно не умела его заводить. И тогда стала работать веслом, как на каноэ, зная, что в это время течение мне поможет. Я чуть было не промахнулась и не проплыла мимо яхты. Поняв, что меня несет мимо, начала грести, как сумасшедшая. В конце концов мне удалось ухватиться за трос нашего «Зодиака», стоявшего возле «Минервы», и подтянуть плоскодонку к яхте.

Картина встает перед моими глазами во всех красках. Меня охватывает ужас той ночи.

– Он был… мертв.

Морланд кивает, как будто именно это он и ожидал услышать.

– Сомнений не было, – перехожу я на шепот, – он был мертв. Я проверила пульс и все такое. У него… – Воспоминания наваливаются на меня, мой голос прерывается. – У него были открыты глаза.

Он снова кивает.

– Возле него лежало ружье, – тихо произношу я. На несколько секунд я замолкаю, потом продолжаю чуть окрепшим голосом: – Я долго сидела рядом с Гарри. Не знаю, час или больше. Да, я покрыла его морской картой. Ничего другого не смогла найти. Карта была большая… – Мне трудно говорить. Я делаю резкое движение головой и замолкаю. До сих пор я ясно вижу кровь. Удивительно яркий красный цвет. Вижу, как она блестит на свету. Широко раскрытый рот Гарри, как будто он только что начал зевок. – И вот я сидела рядом с ним…

Сидела и рыдала. Но я не говорю об этом. Рыдала и стонала до тех пор, пока не охрипла. До тех пор, пока не поняла бессмысленность своих рыданий.

– Я испытывала ужас и одновременно злость, – тихо рассказываю я. – Все вспоминала события последних дней и не могла понять, почему он так… Почему он мне ничего не сказал…

Морланд протягивает руку и кладет на мою ладонь.

– Самое страшное то, что он мне никогда ничего не говорил.

Воспоминания захлестывают меня. Я снова думаю о том, что так разъярило меня, когда я привязала плоскодонку к поручням яхты и вскарабкалась на палубу «Минервы». Отнюдь не то, что Гарри не рассказал мне о своих проблемах, я и не ожидала этого от него. Я была в ярости от того, что он столь нагло предал и меня, и Кэти. И что к своему предательству шел так долго.