Ребус помотал головой, поразившись тому, какая она тяжелая. У него было такое чувство, что, упади он сейчас со стула, пол под ним провалится, настолько грузным казалось ему его тело.

— Дорогой, — обратилась к депутату жена, — а вот и Рози.

К ним торопливо шла молодая женщина с встревоженным лицом, лавируя между тесно стоящими столиками. Официанты растерянно смотрели на всю компанию, опасаясь, как бы их не попросили накрыть на четыре персоны стол, рассчитанный на двоих.

— Я все время посылала вам сообщения, — начала Рози, — а потом меня вдруг осенило, что они до вас не доходят.

— Связь отсутствует, — раздраженно сказал Андерсон, постучав пальцами по дисплею телефона. — Вот инспектор.

Ребус встал из-за стола и предложил стул секретарше. Она отрицательно мотнула головой, отворачиваясь и отводя глаза.

— Этот инспектор, — сказала она, обращаясь к члену парламента, — в настоящее время отстранен от расследования дела, находившегося у него в разработке. — После этих слов она посмотрела в глаза Ребусу. — Я звонила вам два раза, чтобы сообщить об этом.

Одна из кустистых бровей Андерсона поползла вверх.

— Я же говорил, что не при исполнении, — напомнил ему Ребус.

— Мне ваша выходка не кажется ни остроумной, ни оригинальной. О… принесли закуски. — Два официанта склонились над столом: один держал в руках блюдо с копченым лососем, второй — супницу с супом рыжего цвета. — Так вы уходите, инспектор? — Это прозвучало скорее как указание.

— Бен Уэбстер достоин того, чтобы ему уделили немного внимания, вы не согласны?

Депутат разворачивал салфетку и, казалось, не слышал вопроса Ребуса. Но секретарша оказалась не столь сдержанной.

— Вон отсюда! — закричала она.

Медленно кивая головой, Ребус повернулся, чтобы уйти, но, словно вспомнив о чем-то важном, сказал, обращаясь к Андерсону:

— Тротуары вокруг моего дома в ужасающем состоянии. Может, у вас найдется время, чтобы хоть раз побывать в своем округе…

— Залезай! — услышал он повелительный голос.

Обернувшись, Ребус увидел машину Шивон, припаркованную у его дома.

— Машина смотрится неплохо, — сказал он.

— Твой дружок автомеханик содрал с меня за ремонт тоже неплохие деньги.

— А я как раз иду домой…

— Меняй свои планы. Мне надо, чтобы ты поехал со мной. — Секунду помолчав, она спросила: — Ты как, в порядке?

— Немного перебрал. И сделал кое-что, чего делать не следовало.

— Ну, тебе это не впервой, — фыркнула Шивон, но когда он рассказал ей, что произошло в ресторане, на ее лице застыло выражение ужаса.

— Нам предстоит очередной разнос, как пить дать, — заключил он свой рассказ.

— Ясное дело.

Ребус сел на пассажирское сиденье, и Шивон захлопнула свою дверь.

— Ну, что там у тебя? — спросил он.

Рассказав о родителях и о снимках, сделанных Стейси Уэбстер, она достала с заднего сиденья пакет с распечатанными фотографиями и протянула Ребусу.

— Значит, сейчас мы едем на встречу с муниципальным советником? — предположил Ребус.

— Да, я собиралась. А чего ты улыбаешься?

Он сделал вид, будто изучает фотографии.

— Твоей маме безразлично, кто ее ударил. Всем, похоже, наплевать на смерть Бена Уэбстера. Только мы с тобой трепыхаемся.

Повернувшись к ней, он устало улыбнулся.

— А как же иначе? — негромко произнесла она.

— У меня уж свойство такое — трепыхаться вопреки всему. Плохо, что ты попала под мое дурное влияние.

— Не держи меня за идиотку, — отмахнулась она, заводя мотор.

Муниципальный советник Тенч жил в большом викторианском особняке в Даддингстон-Парке, находившемся в пяти минутах езды от Ниддри, но представлявшем собой совсем другой мир: респектабельный, населенный средним сословием, спокойный. Шивон решила проехать мимо лагеря в Ниддри, от которого уже почти ничего не осталось.

— Хочешь навестить своего бойфренда? — насмешливо спросил Ребус.

— Может, тебе лучше посидеть в машине? — раздраженно ответила Шивон. — Я сама поговорю с Тенчем.

— Да я трезв как стеклышко, — возразил Ребус. — Впрочем… заверни-ка сюда.

Они остановились возле автомастерской на Рэтклиф-террас, где он купил банку «Айрн-брю» и упаковку парацетамола.

— Тот, кто это придумал, достоин Нобелевской премии, — объявил Ребус, правда, не уточнив, какой из купленных товаров имеет в виду.

Перед домом Тенча на вымощенной площадке стояли два автомобиля. В окнах гостиной горел свет.

— Хороший коп, плохой коп? — уточнил Ребус, глядя, как Шивон жмет на кнопку звонка.

Она взглянула на него с еле заметной усмешкой. Дверь открыла женщина.

— Миссис Тенч? — обратилась к ней Шивон, показывая удостоверение. — Как бы нам побеседовать с вашим супругом?

Из глубины дома донесся голос Тенча:

— Кто там, Луиза?

— Гарет, это полиция, — полуобернувшись, ответила та и чуть отступила назад, приглашая пройти в дом.

Ей не пришлось повторять приглашение, и они вошли в гостиную одновременно со спустившимся сверху Тенчем. Интерьер комнаты Ребусу не понравился: кричащей расцветки бархатные шторы, массивные бронзовые бра по обе стороны камина, два слоноподобных дивана, занимающих большую часть пространства. Слоноподобность и бронзовость отличали и Луизу Тенч. В ушах у нее висели громадные серьги, запястья были унизаны гремящими при любом движении браслетами. Ее загар был явно искусственным — из тюбика или из салона красоты, — равно как и красновато-коричневый цвет волос. Синие тени на веках и розовая губная помада выделялись яркими пятнами. Насчитав в комнате пять антикварных хронографов, Ребус пришел к заключению, что муниципальный советник не в ответе за ее внутреннее убранство.

— Добрый вечер, сэр, — приветствовала Шивон входящего Тенча.

Он возвел очи горе и произнес:

— Господи, да успокоятся они, наконец? Может, мне надо предъявить иск за причинение беспокойства?

— Сначала посмотрите вот это, мистер Тенч, — бесстрастно посоветовала Шивон, протягивая ему пачку фотографий. — Вы, конечно же, узнаете своего избирателя?

— Это тот самый парень, которого вы приветствовали у здания суда, — любезно подсказал Ребус. — И кстати… привет вам от Дениз.

Тенч метнул испуганный взгляд на жену, уже сидевшую в своем кресле перед телевизором, звук которого был сильно приглушен.

— Ну, и что я должен увидеть на этих фотографиях? — спросил он нарочито громким голосом.

— Вы увидите, как он бьет палкой ни в чем не повинную женщину, — продолжала Шивон.

Тенч со скептической миной переводил взгляд с одного снимка на другой.

— Это цифровые фотографии, так ведь? — спросил он. — С ними очень легко мухлевать.

— Мухлеж имеет место, мистер Тенч, но не с фотографиями, — заявил Ребус, чувствуя, что пора вмешаться.

— Потрудитесь объяснить, что вы имеете в виду?

— Нам нужно его имя, — сказала Шивон. — Мы можем узнать его завтра в суде, но хотим узнать сейчас и от вас.

— А зачем вам это?

— Да потому, что мы… — Шивон секунду помедлила. — Потому что я хочу уловить связь. Два раза вы приезжали в лагерь, чтобы остановить заваруху… — она ткнула пальцем в фотографию, — то есть остановить его.Потом вы ожидали его освобождения из-под стражи. А теперь вот это, — она снова указала на фотографии.

— Да он простой подросток из неблагополучной части города, — сказал Тенч, не повышая голоса, но подчеркивая каждое слово. — Неблагополучная семья, неблагополучная школа, неправильный выбор пути. Но он живет на моейтерритории, а это значит, что я должен следить за ним, так же как и за каждым несчастным ребенком, оказавшимся в одинаковом с ним положении. Если это преступление, сержант Кларк, я готов сесть вместе с ним на скамью подсудимых.

Капля слюны, вылетевшая из его рта, попала на щеку Шивон, и ей пришлось стереть ее пальцем.

— Его имя, — повторила она.

— Ему уже предъявленообвинение.