Мы возликовали, услышав эту чудесную новость. Мы с Симонисом обняли несчастную Камиллу, которая так страдала и была готова к долгим бдениям и молитвам. Мы не спали и даже не завтракали, но эта новость пробудила в нас чувства.

– Сегодня понедельник, Симонис.

– За работу, господин мастер, – ответил мой помощник со своей глуповатой улыбкой, всегда вызывавшей доверие.

Конечно, пора приниматься за работу. Но мы оба знали, что на самом деле нами владела тайна Золотого яблока. И ответ на наши вопросы ожидал нас там, за стенами города, в Нойгебау, в месте Без Имени.

7 часов: звонит Турецкий колокол, также именуемый Молитвенным

Улица наконец очистилась от снега. Очень своевременно, подумал я, пришла новость о вероятном выздоровлении несчастного императора. Однако черная паутина из смертей и несчастья, опутавшая нас всех, ни в коей мере не развеялась: во время поездки я снова думал об ужасном конце Христо и Данило Даниловича, о причинах болезни Иосифа Победоносного и о неожиданном известии о том, что Хаджи-Танев был османским подданным. А как понять загадочные намеки бедного болгарского студента о взаимосвязанности «soli soli soli» с шахматным матом?

Ночную ссору с аббатом Мелани тоже еще нужно будет уладить, поскольку мои подозрения нисколько не улеглись и рано или поздно мы с Атто снова поговорим, и тогда я, вероятно, лучше пойму его странное поведение. Признаю, на него напал серьезный недуг, когда я обвинил его в том, что он планирует убийство императора. Однако это могло быть и испугом пойманного с поличным виновного, а не несправедливо обвиненного невиновного. Да, возможно, это было искусное притворство, чтобы выпутаться из затруднительного положения и обернуться невинным ягненочком, – разве я недостаточно знал о поразительной изворотливости этого мошенника, лжеца и обманщика?

Сегодня в Нойгебау нас ждало не только расследование, касающееся Летающего корабля, но еще и куча работы. Кроме того, я опасался, что мне придется частично отказаться от помощи Симониса, поскольку он должен был присутствовать на церемонии возобновления учебы после пасхальных каникул.

– Не волнуйтесь, господин мастер, – успокаивал он меня, – праздник начнется во второй половине дня.

– Во второй половине дня? А лекции?

– Они начнутся только завтра. В противном случае было бы больше отсутствующих, чем присутствующих.

– А почему?

– Студенты здесь обычно используют свои каникулы до последнего момента. Они всю ночь, до рассвета, праздновали, ели и пили. Сегодня студенчество Alma Mater Rudolphinaпреспокойно спит, чтобы проспаться. Поэтому сочли, что будет разумнее перенести церемонию возобновления занятий на вторую половину дня, а лекции начать только со вторника.

Мы остановились на виноградниках монастыря Химмельпфорте в Зиммеринге, где обследовали подвал и почистили дымоход, как и обещали хормейстеру. Здание было очень просторным, и мы не смогли устоять перед искушением налить себе немного вина и выпить его в уютной комнате перед камином.

На обратном пути мне внезапно пришло в голову, что во время двух моих посещений Места Без Имени я не видел ни малейшего намека на присутствие других рабочих. Да и Фрош, угрюмый сторож Нойгебау, ничего не сказал мне по поводу того, что в замке и его садах находятся другие рабочие или же архитектор. Наоборот, казалось, он совершенно не знает ничего о реставрации, желаемой императором. Предположительно, сказал я себе, архитекторы и столяры тоже решили подождать, пока сойдет снег. Кто знает, может быть, они появятся уже на днях, чтобы приступить к работе. Тем не менее все это показалось мне странным, и я решил спросить об этом у Фроша.

После неожиданного снегопада, случившегося на днях, природа, казалось, с опаской возвещала о приходе прекрасного времени года. Все уже таяло, но колючий морозный воздух и мрачный утренний туман разогнали лучи дневного светила и прохладный, кристально-чистый эфир венской весны.

На горизонте уже показалось Место Без Имени, когда розовые пальцы зари еще несмело касались его стен. Только-только огненный луч, взмахнув невидимой кистью, окрасил башни в розовые и золотые цвета, заставляя вспыхнуть ослепительной белизной первые участки патины. Едва последняя полоса тумана растаяла на горизонте, как сильные радостные лучи солнца дотронулись до крыш замка, фиал башенок на внешних стенах и верхушек больших шестиугольных башен, на которых сверкали отблески медных черепиц, отбрасываемые в тысячи направлений. Так, остро и мощно, преломленный крышами Места Без Имени, справедливый, благословенный свет солнца проливался на весь Зиммерингер Хайде. Мы удивленно прикрыли глаза руками, чтобы не ослепнуть от этого света. Ибо каждый куст, каждая травинка, каждый камень, казалось, был озарен этим великолепным, почти невыносимым видением. Казалось, замок, объятый пламенем, каждый миг снова возрождается из огня, укутанный в фиолетовую тишь пышно заросшей равнины. Какая злая ирония, подумал я, по этой же дороге мы следовали за мрачным Кицебером, а теперь оказались перед таким великолепием.

– Вы только посмотрите! – воскликнул мой малыш, показывая на солнце.

Борясь с ослепительным светом, я несколько секунд смотрел на дневное светило.

– Оно кроваво-красное, оно опять кроваво-красное! – озадаченно заметил я.

Симонис ничего не сказал по поводу этого странного феномена, который повторялся не раз за последние несколько недель и трактовался как признак близкой беды.

Снова прикрыв глаза руками, мы поехали медленнее, а разворачивавшееся действо одновременно очаровывало и слепило нас. Поскрипывая, за нами катилась тележка с инструментом, как вдруг издалека до нас донесся знакомый звук. Он слышался из самого замка, словно из реальности, принадлежавшей только Месту Без Имени: мирное начало дня мощно взорвал львиный рык.

Сейчас мы въехали через западные ворота, через которые уходили в прошлый раз. Пересекая главный двор перед фасадом замка, я сторожко оглядывался по сторонам, поскольку воспоминания о приключении с Мустафой все еще приводили меня в дрожь.

Первая мысль, конечно же, была о Летающем корабле. Однако мы были разочарованы. Придя на площадку для игры в мяч, мы наткнулись на Фроша, который неутомимо носился туда-сюда: он разносил корм в птичьи клетки и время от времени бросал куски мяса в ямы с дикими животными. Воспользовавшись моментом, сторож указал нам на лаз, находившийся в стене одного из рвов: то был небольшой туннель, перекрытый обычной дверью Штольня была остатком подземных ходов, которые в случае необходимости позволяли бежать из Места Без Имени. Ибо пройдя по ним совсем немного, можно было выйти в окрестные поля.

Пока Фрош объяснял нам это, мы с Симонисом переглянулись: лучше дождаться более благоприятного момента, чтобы осмотреть корабль.

Поэтому мы вынули из повозки инструменты и принялись за работу. Когда появился Фрош, я вспомнил о своем намерении и спросил его, действительно ли мы единственные из ремесленников, кто на сегодняшний день приступил к реставрационным работам в Нойгебау.

– Ну, ясн', что вы ед'нственные; кто ж еще за'мется этим?

Я ответил, что его императорское величество очень щедро оплачивает эту работу и нет никакой причины столярам, художникам, каменщикам или декораторам отказываться почтить столь великолепный монумент своим трудом.

– Да, почтить они хотят, – с ухмылкой ответил Фрош, – вот т'лько боятся.

– Чего боятся? Львов? – удивленно спросил я.

Фрош громко расхохотался и спросил меня, кто же, ради всего святого, станет бояться несчастного Мустафы, единственного дикого животного, которое время от времени может гулять по территории. Я покраснел от гнева. Меня Мустафа напугал изрядно, когда я столкнулся с ним впервые: его лапы и клыки были созданы поистине не из пуха. Фрош тут же посерьезнел и почти неслышным голосом произнес:

– Не-ет, все свеем не так: они боятся пр'видений.