Анатолий упоенно демонстрировал мне вставные челюсти. И знаете что? Я улыбнулась в ответ. Поделись улыбкою своей и тому подобная ерунда. Все, как поет Крошка Енот.

  - В таком случае, смею поинтересоваться, куда собралась полуночная пташка в восемь утра?

  Я не набросилась на него за 'полуночную пташку' - мне не всем подряд хочется хамить, что я расцениваю как обнадеживающий знак. К тому же, в словах Анатолия был резон: пару раз мы сталкивались в подъезде далеко за полночь; он возвращался с заседаний местного клуба любителей домино, я - с работы. Но если для стариков не существует такого понятия, как 'несусветная рань', то для меня - еще как существует.

  Я сказала, что иду в Спортивный Клуб.

  - Лично я признаю только диванный спорт, - он похлопал себя по животику. Анатолий был в футболке с принтом полуобнаженной мисс Сентябрь, поверх футболки накинута шерстяная кофта с замшевыми нашивками на локтях. Шерстяные катышки под мышками и на манжетах. Продвинутый семидесятилетний сосед-старикан. - Подожди минутку. У меня к тебе один вопросик. - Он поставил пакет с мусором в ноги и зашуршал газетой. - Ага, вот. Пять букв по горизонтали, пятая 'а'. Как называли Красную Шапочку, когда у нее еще не было шапочки?

  Я бросила ключи в сумку и натянула перчатки - черные, из тонкой телячьей кожи.

  - Шлюха, - я пожала плечами и через две ступеньки заторопилась вниз. В самом деле, сколько можно его слушать?

  Вслед мне несся хрипловатый смех.

  Если бы дело было только в утренней октябрьской прохладе, я бы обошлась и без перчаток.

  Но дело не в утренней прохладе. Вернее, не только.

  Перчатки были необходимостью. Чтецы (или 'жнецы', как окрестили нас в нашумевшей статье в одной тиражируемой столичной газете) имеют универсальный набор отмычек, способный взломать любое сознание. Кому понравится, когда все ваши тайны одним прикосновением выуживаются на свет божий? Правительство позаботилось о такого рода недоразумениях, протолкнув закон о ментальной неприкосновенности, обязывающий чтецов носить перчатки.

  Ментальная неприкосновенность - ваше священное право.

  Подайте в суд на этого чтеца! Когда, хрюкнув и выкатив глаза, вы с сердечным приступом слюнявым тюфяком рухнули в туалете ресторана, этот подонок делал вам непрямой массаж сердца и случайно ментально изнасиловал вас.

  Подайте в суд на того чтеца! Вы брали у него кровь на анализ и - вот ведь какая ерунда! - стали жертвой ментального насилия.

  Перчатки, если подумать, отличная мера предосторожности; они защищают меня от этого я-подам-на-тебя-в-суд мира. Верно и обратное утверждение. Я могу позволить себе снять перчатки дома, но в общественных местах ни-ни.

  Люблю перчатки также за то, что они создают иллюзию присутствия на моих руках всех десяти пальцев. На самом деле, их у меня девять. На левой руке не хватает мизинца. Разумеется, приятного мало: печатая, приходится довольствоваться девятью пальцами, к тому же не избежать ослиных взглядов на улице. Клешня еще та, скажу я вам. Хорошо, что я правша и отсутствие левого мизинца означает всего лишь отсутствие левого гребаного мизинца. В конце концов, я все также без проблем могу надрезать пакетик дешевого три-в-одном кофе и высыпать его содержимое в чашку. В таких делах мизинец погоды не делает. Он делает погоду в других, скажем, более волнительных делах.

  Но не будем забегать вперед. Надеюсь - в этом вопросе вообще не будем.

ГЛАВА 3

  К девяти утра я одолела вторую стометровку, коснулась стенки бассейна и подняла очки на резиновую шапочку. Само собой, плавать тоже приходится в перчатках - латексных, прозрачных. Ничего лучше я пока не придумала. Перчатку на месте отсутствующего мизинца я завязываю в узел. Обладатели тонкого вкуса могут вздохнуть спокойно: я не собираюсь утверждать, будто это выглядит эстетично.

  Тренер Клуба, учтивец с медовым загаром, в белых хлопковых шортах и футболке с эмблемой клуба, улыбнулся, когда я рывком выбралась из воды. Я сделала вид, что не заметила, куда секунду назад был направлен его взгляд.

  Старики из Дома престарелых, однако, были чуть менее воспитанными - их взгляды впивались в меня, будто дротики, как если бы пенсионеры зависали на состязании в дартс. А я была мишенью, разумеется. Нежась в пузырьках джакузи и потягивая витаминизированные коктейли, они походили на рыхлых белых моржей. Их так и называли - Моржами. У некоторых серебристые побеги перламутра были едва различимы под кожей, у других змеились по рукам, животу, ногам вздутыми канатами, словно призрачные лианы. Особенно ценился перламутр, выращенный именно в органических теплицах. Чтобы обеспечить перламутру оптимальные условия для роста, эти злыдни днями напролет торчат в воде. Они нашли свое призвание: напивались и растили на себе перламутр.

  Самара помахал мне. Одряхлевший бицепс и парочка белесых побегов качнулись в такт этому движению. На его мизинце был золотой перстень-печатка. Видите, все как надо.

  - Уже уходишь, Харизма? - спросил он. - Так скоро. Не задержишься на коктейль?

  Дома престарелых занимают особое место в иерархии Зеро. Их обитатели между игрой в бинго и тихим часом проворачивают весьма прибыльное дельце, используя свои тела в качестве теплиц для выращивания перламутра. Форменные дилеры, держащие весь перламутровый рынок в своем трясущемся, покрытым пигментными пятнами кулаке. Тонкие побеги цвета акульего брюха, достигнув нужной длины, подрезаются, высушиваются и поставляются на прилавки. Перламутр одновременно лекарство, сильный наркотик и деликатес. Лично я не заметила за собой желания потреблять то, что выросло на чьих-то жировых прослойках. Многие со мной не согласятся.

  - К сожалению, не могу. Хорошего вам дня, господа, - сказала я, сопроводив слова вежливой улыбкой.

  Самара отличался внушительными габаритами, и, судя по позе, чувствовал себя гармонично и естественно. Его не смущал свой неприлично огромный живот и тесные зеленые плавки. Удивительно, но ему до сих пор никто не сделал замечание. Местным перламутровым баронам не перечат.

  - Ты бы хорошенько подумала над моим предложением, Харизма. - Пузырьки обволакивали его тело подобно сотням полупрозрачных жемчужин. - Как надумаешь, дай мне знать.

  Я вдруг нашла идею впечатать кулак ему под дых весьма привлекательной. Вопрос в том, повредит ли это хоть как-то Самаре. То, что это повредит моему кулаку, спору нет.

  - Всенепременно, - кивнула я, не расставаясь с вежливой улыбкой.

  В раздевалке, кроме хрупкой седоволосой старушки в красном купальнике, не было никого. Подслеповато щурясь, она улыбнулась мне.

  - Рада видеть тебя, деточка. Как поживаешь?

  Готова нацепить на себя костюм гориллы и станцевать под джаз Бенни Гудмена, а она просто забыла, как меня зовут.

  - Все хорошо, спасибо, Элеонора. А вы? Как ваше здоровье?

  - О, сладенькая, и не спрашивай. Вчера была у доктора, так этот плешивый болтун строго-настрого запретил мне курить. Говорит, если я не брошу, то в самом ближайшем будущем от меня будет пахнуть не табаком, а землей. Представляешь, какой нахал! А сам выпивоха, каких еще поискать надо. Я-то знаю, потому что мой второй муж смерть как любил пропустить стаканчик-другой...

  - И как он сейчас?

  - Кто? Доктор?

  - Нет, ваш муж.

  Старушка скривила морщинистое личико в брезгливой гримасе и накинула на плечи махровое полотенце. Дряблые ляжки при ходьбе напоминали подтаявший холодец.

  - Надеюсь, жарится в аду. Хорошего тебе дня, деточка.

  - И вам хорошего дня, Элеонора.

  Приняв душ, я накрасила глаза, оделась и сложила сумку: мокрый купальник, полотенце, вьетнамки. Волосы я расчесала и собрала в 'конский хвост'. У меня длинные прямые каштановые волосы, которые я собираю либо в 'конский хвост', либо в тугой узел на затылке, либо распускаю. Это и есть мое представление о прическах.