Однако прежде чем выступить на Восток, Филипп оказался вовлечен в более опасную домашнюю войну в собственном дворце. По причинам, известным лишь ему, царь пошел на новый брак – с дочерью полководца, командовавшего македонскими войсками, и вскоре молодая жена забеременела. Олимпия, обеспокоенная тем, какие последствия это будет иметь для ее сына Александра как престолонаследника, ушла на второй план в очень воинственном расположении духа. Филипп же еще больше усложнил ситуацию тем, что выдал молодую Клеопатру, свою дочь от Олимпии, за молосского царя – дядю юной девушки. Остается только догадываться, какие чувства обуревали участников этой свадьбы.
Оба бракосочетания отмечались длительными празднествами, в том числе состязаниями в театре Эг. Примерно 2300 лет спустя Манолис Андроникос найдет то место, где происходили эти торжества. Прокопав от дворца траншею длиной почти в 60 м, он обнаружил руины закругленной стены партера, первый ряд, боковые проходы и часть собственно сценического пространства. «Это такое невероятное открытие, – писал он позднее, – что его как будто специально поместили на пути наших раскопок».
Возможно, современным археологам и помогали некие чудесные силы, имевшие власть над всем происходящим, но по отношению к античному царю они оказались куда менее благосклонными. На открытие церемонии царственного владыку сопровождала до театральной арены большая процессия македонской знати и воинов. Затем Филипп, желавший продемонстрировать собственную неуязвимость, приказал телохранителям отойти, а сам в девственно-белом одеянии один прошел в театр, встреченный неистовыми рукоплесканиями толпы.
В это мгновение один из стражников (его звали Павсаний) подбежал к монарху и пронзил его мечом, а затем покинул театр. Белоснежное облачение царя потемнело от крови, и несколько молодых македонских аристократов устремились вслед за убийцей. Павсаний успел выскочить через городские ворота, но преследователи настигли его в старом винограднике и изрешетили дротиками.
Мстители не успели еще извлечь оружие из тела убийцы, а по городу и среди придворных поползли слухи. Шептали, будто Павсания раньше связывала с царем любовь: Филипп в промежутках между гетеросексуальными контактами не пренебрегал и партнерами мужского пола. Но более осведомленные члены внутренней партии считали, что, хотя меч занес Павсаний, за ним, вероятно, стояли невидимые враги, ожидающие, когда клинок сделает свое дело. Как и можно было предположить, подозрение пало прежде всего на уязвленную молосскую царицу. «Главную вину, – сообщает Плутарх, – возложили на Олимпию». Играла ли она деятельную роль в заговоре, следствием которого была смерть Филиппа, использовала ли сверхъестественное воздействие, чтобы подвести его к зловещему концу, или просто отстранилась в ожидании грядущего возмездия, – Олимпия получила желаемое. А для истории половины мира более существенным стало то, что ее двадцатилетний сын Александр, уже накопивший опыт в дипломатии и в руководстве военными кампаниями, теперь готов был унаследовать – а в дальнейшем и превзойти – славу своего отца.
Смерть завоевателя
Александр Македонский, Александр Великий, Александр Магнус, Искандер Зулькарнайн. Гениальный полководец, мучимый комплексами неврастеник, удачливый исполнитель планов великого отца, ненасытный агрессор, дальновидный политик – ни одно определение не в силах отразить всю мощь этой незаурядной личности.
Благодаря трудам римских историков мы располагаем значительным количеством документов о его государственной деятельности и личной жизни. Арриан во II в. н. э. мог сверяться с тогда еще существовавшими, а ныне навсегда утраченными воспоминаниями приближенных Александра: его военачальника Птолемея, военного инженера Аристобула, флотоводца Неарха, друга царя с детских лет.
Мозаичные и скульптурные изображения, а также чеканка на монетах сохранили для нас и внешний облик Александра: выразительные серые глаза, тщательно выбритое лицо, грива курчавых волос и незаурядный лоб. Молодой царь, насколько известно, любил художников и легко находил с ними общий язык. Он был близко знаком с самым знаменитым живописцем своего времени Апеллесом и часто посещал его мастерскую. Согласно сохранившимся источникам, царь впоследствии предоставил Апеллесу исключительное право писать свои портреты, ту же привилегию, впрочем, он даровал и скульптору Лисиппу. До наших дней дошла одна из римских копий лисипповой скульптуры, вполне точно, как полагают, воспроизводящая оригинал.
О высоком интеллекте нового императора можно судить даже по самым скромным его портретам. Его отец, Филипп, никогда не упускавший случая преумножить любые ресурсы, в качестве наставника пригласил для своего сына Аристотеля – друга Платона и одного из лучших учеников великого мыслителя. Аристотель получил приглашение к македонскому двору, когда создавал свои совершенно оригинальные разработки в области естественных наук, философии, риторики и поэзии, находясь на эгейском острове Лесбос, в городе Мителене, где поселился после смерти Платона.
Царевич, безусловно, отличался острым умом, а Аристотель отточил его способности. Целый ряд историков передают предание о том, как молодой Александр обуздал коня по кличке Буцефал, не покорявшегося даже самым опытным наездникам его отца. Некоторые наблюдатели решили, что юноша унаследовал от своей матери Олимпии приписываемые ей способности к имевшей большую силу ворожбе, но в действительности никакой мистики не было: Александр заметил, что Буцефал пугается собственной тени, и успокоил животное, развернув его против солнца. Что бы ни скрепило их союз – магия или просто рассудительное обращение, отношения царевича (а потом и царя) с его конем вылились в многолетнюю дружбу, о которой позже слагались легенды.
Обученный логике величайшим для того времени специалистом в этой области, царевич выработал для себя весьма логичный, хотя, возможно, весьма необычный подход ко всякого рода препятствиям. Намереваясь однажды форсировать опасную реку, чтобы вступить в очередную битву, Александр столкнулся с почти открытым возмущением старших командиров македонской армии. Но командиры вовсе не желали сознаваться в своих страхах и лишь напомнили царю, что на дворе был май – месяц, когда македонские монархи, по обычаю, избегали всяких сражений. Тогда Александр, заинтересованный в очередной победе более, чем в уважении к древним обычаям, воскликнул: «Если так, мы вернем апрель!» – и лично возглавил переправу конницы.
Он был молод и он спешил. Филипп обдумал план покорения Азии, Александр его осуществил. К концу 336 г. до н. э. юный македонский царь заставил союз эллинских городов-государств присоединиться к великому походу против персов под его верховным командованием. Однако начало наступления задержалось в связи с умиротворением беспокойных северных соседей во Фракии и Иллирии, пришлось подавить и опасный мятеж в Фивах; но ранней весной 334 г. до н. э. Александр уже вел войска в Малую Азию. Античные историки по-разному оценивают численность его армии: видимо, в ней было 30 000– 40 000 пехотинцев и 4000–5000 всадников.
В этой великой экспедиции принимали участие также художники, инженеры и ученые. Александр вторгался в полный неожиданностей новый мир и не желал упустить ни малейшей возможности зафиксировать, оценить и истолковать все открытия. Кроме того, и среди превратностей войны царь вовсе не желал ограничивать свои интеллектуальные запросы: в обозе за ним следовала целая библиотека литературных, философских и исторических текстов, которую регулярно пополняли.
За четыре года Александр покорил половину Персидской империи, простиравшейся тогда на запад до Финикии и Египта. От Малой Азии до берегов Нила местные правители, которые подчинялись верховному правителю Персии Дарию III, несли поражения на полях битв и либо сдавались на милость македонского царя, либо признавали свою зависимость от него. В ноябре 332 г. до н. э. египтянам было даже дано лицезреть его коронацию в качестве фараона на пышной церемонии в Мемфисе, который вот уже 2600 лет являлся их официальной столицей. Дарий, обреченный видеть, как Александр захватывает самые богатые куски персидских владений, сделал несколько попыток заключить мир, но македонец отверг их.