Изменить стиль страницы

— Черный флаг?! — изумились мы с Холмсом.

— Да! Вы что, не знаете разве, что означает для полярника черный флаг? Где-то в южных морях черный флаг — предвестник беды, ибо его на мачте своего корабля вывешивают пираты, а в ледяной пустыне черный флаг — это как свет зари, надежда на спасение. Свой путь через определенные промежутки экспедиция отмечает установкой черных флагов, и, когда возвращается, флаги эти оповещают ее, что они на верной дороге. Более радостного, чем черный флаг, для полярника трудно и придумать.

— Но почему именно черный?

— А какой же еще? Красный или желтый могут обмануть вас, их примут за отблеск солнца или, наоборот, увидят их там, где их нет. Среди снежной метели только черное отчетливо просматривается.

Живой рассказ Хенка о проделанном им в составе экспедиции скорбном пути дополнил и оснастил подробностями то, что было уже почерпнуто нами из дневника покойного Коутса.

— Скажите нам, Хенк, — поинтересовался Холмс, — а шотландец Мак-Гилл намечался к походу в глубь Шпицбергена?

— Вполне определенно. Это было известно всем участникам. Не тайной было, что он будущий зять Коутса. Он принимал в подготовке экспедиции самое деятельное участие. Проявил себя как здоровый, выносливый и энергичный человек. Конечно, для всех нас он был новым лицом, но сказать о нем что-нибудь скверное я не могу. Вот только эта внезапная поломка лыжи и повреждение ноги у него кое-кому показались подозрительными.

— А как это произошло?

— Он вместе с другими ездил на лыжах и оснащал склады, к которым мы должны были подходить при нашем возвращении. Ко всему был исключительно внимателен, я бы даже сказал — придирчив. Если бы он отправился с нами, я уверен, что он был бы хорошим и надежным товарищем. Отваги ему не занимать. Но бог судил иначе. Когда Мак-Гилл решил лишний раз проверить ближний склад, все ли на нем в порядке, то при возвращении оттуда налетел на камень, присыпанный снегом, поломал лыжу и повредил ногу. Естественно, он не мог после этого следовать с нами. У прибрежной полосы, где была наша база, снега немного, но он прикрывает массу камней, которые сразу не распознаешь. Самым лучшим, конечно, было бы отправить Мак-Гилла домой, но судно не уходило, оно оставалось ожидать возвращения экспедиции. Его оставили на базе, поскольку, кроме разбитой ноги, с ним ничего скверного не было. Он очень досадовал на свою неудачу, но ничего сделать было нельзя.

— А каковы были взаимоотношения Мак-Гилла с участниками экспедиции и с экипажем судна?

— Самые хорошие. Он не чванлив, в обращении со всеми прост, в нужном случае приходит на помощь без приглашения.

— Со всеми ли он был таким? Не было ли каких-нибудь натянутостей с кем-либо из экипажа?

— Я ничего такого не заметил, сэр.

Мы беседовали довольно долго и, наверное, продолжили бы еще наш разговор, но лечащий врач Хенка, уже трижды к нам наведывавшийся, категорически потребовал, чтобы наше посещение завершилось. Он был доволен, что мы в какой-то мере приподняли силы больного, возбудили энергию, но считал, что мы и достаточно утомили его.

Из Ливерпуля мы выехали ночным поездом. Дома после основательного отдыха Холмс засел в кресле с своей трубкой к погрузился в размышления. Я решил не надоедать ему и прогулялся по Лондону.

Утром следующего дня Холмс сказал мне, что самое время навестить нам Арктический институт. Пентеркоффер встретил нас более приветливо, чем в первый раз, и в то же время несколько озабоченно.

— Дорогой Холмс, моя гипотеза не подтвердилась, у нас нет достаточных оснований для предъявления иска фирме резинотехнических изделий. Испытания прокладок показали, что они морозостойки. Наш сотрудник присутствовал при этом. Проверялись и те прокладки, что остались, и те, что побывали на Шпицбергене.

Холмс смотрел на него с интересом.

— А о каких побывавших на Шпицбергене говорите вы?

— Ну как же! Весь инвентарь погибшей экспедиции доставили к нам, он здесь в специальной кладовой.

— Это любопытно, мистер Пентеркоффер. Вы не можете меня с ним ознакомить?

Директор института не возражал, и мы прошли в кладовую, где хранились одежда погибших, керосинка, чайник, другой инвентарь. Несколько банок из-под керосина помещались тут же. Холмс внимательно их осмотрел и спросил Пентеркоффера, а не может ли он предоставить их ему на некоторое время. Тот согласился. Потом внимание Холмса остановилось на лыжах. Особенно заинтересовала его поломанная лыжа.

— Это лыжа, из-за которой шотландец не смог следовать за Коутсом? — спросил он.

— Да, это та самая, роковая лыжа. Ошибки быть не может. Видите медные буковки «МГ». Каждый подбирал себе лыжи и, чтобы не спутать в общей массе, помечал их.

— Но что-то эта лыжа не совсем похожа на те, что остались от погибших?

— Если бы он следовал с ними, у него были бы такие же лыжи. На длительный путь в неизведанную даль путники брали лыжи более широкие. У Мак-Гилла тоже были такие, но ему не пришлось ими воспользоваться. Более узкие лыжи, рассчитанные на скоростные пробеги, предназначались для сообщения базы с ближайшими складами.

В это время подошел капитан Спрэг. Он поздоровался со всеми и присел в стороне. Холмс обратился к нему:

— Скажите, пожалуйста, капитан, а как доставлялся весь инвентарь к месту высадки?

— Его было много. Большая часть — в трюме, но кое-что осталось и на палубе. В частности, эти примитивные лыжи располагались на палубе в специальном стояке.

Несколько помолчав, капитан сказал задумчиво:

— Жаль Коутса и всех его товарищей, но что можно было сделать? На все божья воля. Для Шпицбергена такая гибель совсем не в диковинку. Что стоят одни названия: «Полуостров мертвецов», «Гора мертвецов». «Мыс мертвецов», «Гора печали», «Бухта печали»…

— Судя по этому, можно понять, что экспедиции туда были довольно многочисленными, — сказал Холмс. — Стало быть, эта «Страна мрака» не столь уж и неизведана. Не просветите ли вы меня, что побуждало Арктический институт снарядить эту экспедицию, мистер Пентеркоффер?

Директор пристально посмотрел на Холмса и произнес следующее:

— Я уже предупредил вас, мистер Холмс, о нежелательности большой огласки, привлечения обостренного внимания газетчиков. Мне кажется, что вы меня поняли. Вкратце я вам обрисую обстоятельства. Сумм, выделяемых на исследования правительством, не всегда хватает по нашим замыслам. Но есть заинтересованность отдельных ведомств и частных компаний, которые вкладывают в затеваемое нами предприятие значительные средства. Вы, я думаю, обратили внимание на то, что на снаряжение этой экспедиции средств не пожалели. Вокруг Шпицбергена в давние времена кипели страсти. Вы ничего не слышали о «Китобойной войне»? Это было очень давно — полтора столетия тому назад. У берегов Шпицбергена скоплялась огромная масса китов. За право охоты на них дрались между собой датские, голландские, британские, норвежские корабли. Били китов, били и друг друга. Нашему флоту тогда крепко досталось от голландцев. В конце концов все закончилось соглашением по разделению зон китобойного промысла. Голландцы с северо-западного побережья Шпицбергена на острове основали целый город по отлову китов и разделке их туш. Он был назван Смеренбург — Ворваний город. В нем были улицы, лавки, товарные склады, салотопни, мастерские, кузницы, игорные притоны и трактиры, где веселились, пели и плясали. Не менее десяти тысяч человек толкалось в этом городе, среди них немало и разряженных женщин, ловивших мужчин и помогавших китобоям проматывать их великолепные заработки. Это было очень давно. Сейчас и следов той бурной жизни там не найдешь. Вам всем, джентльмены, известны потрясающие мир экономические лихорадки, прежде всего золотые — в Америке, в Австрии — серебряные, алмазные и так далее. Как правило, лихорадка кончается, оставляя после себя города-призраки. Такое мы имеем и в Смеренбурге: давняя китобойная лихорадка создала этот «златокипящий» город, но киты в конце концов были перебиты или ушли от столь трагических для них берегов. Промысел прекратился, город стал никому не нужен, и сейчас о нем — только легенды. Если на Шпицберген предъявляли права англичане, голландцы, шведы, норвежцы, датчане, русские, то все они в своих притязаниях значительно поостыли. Постоянного жилья там долго не удавалось создать, да и не к чему. Шпицберген стал как бы «ничейной землей». Однако полярных исследователей он интересует с давних пор. Его всегда рассматривали как своеобразный трамплин для завоевания Северного полюса. Эти их устремления вряд ли могли рассчитывать на солидную финансовую поддержку. Но времена изменились. Еще в начале восемнадцатого столетия английский китобой Пулль обнаружил на Шпицбергене каменный уголь. Кого, скажите, может заинтересовать такое открытие? Это не золото, не алмазы. Кто станет разрабатывать уголь в промороженной стране, когда у нас есть Кардифф, уголь которого Англия экспортирует в другие страны? В наши дни флоты многих держав бороздят моря и океаны. Что значит для них топливо, я полагаю, нет нужды разъяснять. По всему миру разбросаны у побережий угольные станции, к которым от месторождений уголь приходится доставлять по сухопутью. После находки Пулля прошло не одно столетие, и геологическое изучение Шпицбергена выявило на нем богатые запасы угля. Прежде всего, они расположены непосредственно у залива Ис-фьорд. Корабли, туда приходящие, могут загружаться углем прямо с разработок, без ожидания транспортировки из какой-то глубинки. Для морских держав Шпицберген раскрыл замечательную перспективу. Это, естественно, повлекло за собой борьбу — национально-правовую, и прежде всего — экономическую. Разворотливее всех оказались американцы и норвежцы. Они в широких масштабах стали проводить разработку шпицбергенского угля. Англичане несколько поотстали в этом. Геолог Грин, погибший вместе с Коутсом, высказал уверенность в том, что угольные месторождения не ограничиваются зоной Ис-фьорда, а простираются в глубь острова. Он заинтересовал углепромышленников планом экспедиции, которая зайдет к такому месторождению с севера через Вейде-фьорд, и был убежден, что угольные пласты имеют свои отроги там, куда еще не дотянулись руки других промышленников. Арктический институт был соблазнен перспективой такой экспедиции. Завершилась она, как вы знаете, очень печально, но не исключено, что, несмотря на трагедию, изучение этой части острова на том не остановится. Причиной тому образцы угля, которые нашел Грин. Он не смог их сам доставить, но они здесь, и заинтересованные лица с ними уже ознакомились.