Я глянул на сидевших рядышком моряков и заметил, как потемнело лицо одного из них: это и был Джинджер. Холмс обратился к нему:

— Скажите, Джинджер, что произошло между вами и Мак-Гиллом? Его мы сюда пригласить пока не имеем возможности, так как он еще не вышел из больницы.

Джинджер несколько путанно стал объяснять, что в процессе работы они несколько повздорили.

— Нет, Джинджер, вы не договариваете. Вам эта работа не понравилась. После обеда вы стали препираться с Мак-Гиллом, заявив, что вы моряк, нанятый капитаном Спрэгом, и не обязаны возиться со всякой вонючкой. А затем вы схватились с шотландцем, поставили ему синяк под глазом. Но он вас отлупил, и вы от него бежали, бросив работу. Ведь так?

— Это так, сэр, слишком он гнал меня в этой работе. Я и распалился, выпив за обедом.

— Да, вам некогда было соображать. Но вы затаили зло на Мак-Гилла и хотели чем-то отплатить ему за полученную взбучку.

— Ну, если даже и так, то ведь я ничего ему не сделал.

— Он, оказывается, ваше дезертирство огласке не предал, вашему капитану не пожаловался. Вы же на корабле старались избежать встречи с ним. Но от мести своей вы не отказались, и из-за вас Мак-Гилл оказался в больнице.

— Простите, сэр, всем участникам экспедиции, всем матросам хорошо известно, что он повредил себе ногу, сломав лыжу. Это все видели своими глазами. При чем же здесь я, бывший на палубе?

— Вот, Джинджер, та лыжа, которая сломалась у Мак-Гилла. Наиболее тонкий у нее носок, которым он и налетел на подснежный камень. В этом месте и должна была сломаться лыжа. Но она сломалась у основания, где располагается нога лыжника, где лыжа прежде всего воспринимает его вес. Вот здесь можно увидеть трещинки. Они были до того, как лыжи сняли с корабля. С нижней стороны образовались они из-за того, что лыжу сверху через что-то мягкое в этом месте несколько раз ударили тяжелым. Прочность древесины была нарушена, но трещинки в ней не были бы видны. Если бы лыжи не находились на палубе, то штормовой ветер не залил бы их водой, которая потом замерзла в трещинках и расширила их, разорвав волокна. Из участников экспедиции на палубе никого не было. Эта операция проведена вами, вряд ли есть смысл запираться. Вы легко могли найти лыжи Мак-Гилла по медным буквам. Ни в одной из других лыж таких повреждений нет.

Все воззрились на несчастного Джинджера, который стал красным как рак.

— Правда ваша, — сказал он наконец, — но я вовсе не хотел ему причинить увечья. Я думал только, что Коутс отставит его от похода. Ведь никому не секрет, что он ввязался в эту экспедицию, желая хорошо выглядеть в глазах Коутса, которого уже считал своим тестем. Мисс Коутс, вы простите меня, паршивца, но ведь этот мой паскудный проступок удержал Мак-Гилла от гибели.

— Вот, видите, — сказал Холмс, — одно обстоятельство выяснено. Хотя следует добавить, что моряк Джинджер слишком невежествен в условиях полярного похода. Он не хотел увечья Мак-Гилла, он хотел только лишить его лыжи, но не знал, что для дальнего пути предназначены другие лыжи, более широкие, те, что были в трюме. На узких лыжах совершали только быстрые пробеги от одной базы до другой, совершали, как сказали бы моряки, «каботажное плавание». Если бы не повреждение ноги, то эта сломанная лыжа нисколько не помешала бы включению его в поход, ибо для этого были заготовлены другие лыжи. Мак-Гилл — шотландец и хороший лыжник. Ему эта разница в лыжах хорошо известна, а моряку она, естественно, невдомек.

Однако выяснение этого нелицеприятного поведения Джинджера нисколько не приблизило нас к выяснению обстоятельств полярной трагедии. К керосину Джинджер, очевидно, не имел никакого отношения. Он назвал его «вонючкой», а главным лицом при заливе керосина был Мак-Гилл. Когда Джинджер убежал от него, то помощь ему оказал подмастерье Джек. С ним они закончили спешную работу. По всем этим данным, получается, что недолив проведен Мак-Гиллом или Джеком. Последним менее вероятно по той причине, что у него не было к тому причин, да и приступил он к этой операции лишь в самом конце. Мак-Гилл же проверял лично плотность укупорки каждой банки, которая, как показала морозильная камера, требуемые условия выдержала. Совершенно непонятным был мотив и Мак Гилла, если действительно он произвел недолив.

Я посмотрел по сторонам, видел, как все понурили головы, а мисс Коутс приложила платок к глазам.

Холмс продолжал:

— Мы решили навестить оставшегося чудом в живых участника экспедиции Хенка. Он скоро выйдет из больницы, а пока лежит там с повязкой на глазах из-за конъюнктивита: в пути он потерял снежные очки. От него мы узнали много подробностей похода, которые, пожалуй, ничего существенного для разрешения нашей задачи не добавят. Мы, с разрешения лечащего врача, принесли ему бутылку джина, которую я предварительно откупорил. Он на ощупь принял эту бутылку от нас с моими извинениями за то, что мы половину содержимого израсходовали. Его реакция была немедленной, он сразу определил, что содержимое бутылки почти цело. Сделал это я для проверки того, насколько этот больной точно ориентируется в весе. Он рассказал нам, что едва ли сможет ошибиться, так как много в его руках перебывало банок с керосином. И он заверил меня, что все сгруженные на лед банки были полностью залиты керосином. Недолива не было. И в то же время во многих банках керосина не хватало, что отмечается в дневнике покойного.

Мак-Гилл очень ревностно относился к подбору лучших материалов. Резиновые прокладки не обманули возлагавшихся на них надежд. Что же тогда могло быть причиной пропажи керосина? Мастер Мортимер ранее изготовлял Коутсу банки, пользуясь оловянно-свинцовым припоем, и нареканий никогда не получал. Мак-Гилл настаивал на использовании самых лучших материалов и заставил пропаивать швы чистым оловом, ибо хорошо известно, что чем больше в припое олова, тем он лучше. Шотландец действовал из самых лучших побуждений, но не только он, но и вряд ли кто другой мог предположить, что в некоторых особых случаях чистота может стать причиной гибели.

Олово простудилось, и в швах появились трещинки, которые не только глазом, но и с помощью увеличительного стекла нельзя заметить. Это известная металловедам «оловянная чума». В обычных условиях олово, застывая, кристаллизуется и имеет удельный вес семь и три десятых. При сильном морозе может начаться перекристаллизация олова. Металл становится менее плотным в своей массе с удельным весом олова пять и восемь десятых. В паяном шве происходит что-то вроде микровзрыва. Керосин — очень проникающая жидкость. Сквозь незаметные микротрещины в напаянном шве он выходит и улетучивается. Вот непредвиденная причина постигшего всех несчастья. Некоторые банки от экспедиции остались, и мистер Пентеркоффер любезно предоставил их в мое распоряжение. Посмотрите на них — они повернуты к вам паяным швом. Этот шов — не до конца — покрыт мною раствором мела, а сами банки залиты керосином. Вы видите, как «отсырел» шов от проникающего керосина. Вот эта банка имеет более темный паяный шов. С ним проделана та же операция, но он керосин не пропускает. Когда от Мак-Гилла убежал Джинджер, ему пришлось пользоваться помощью подмастерья, а времени у него не оставалось, и он скрепя сердце согласился дополнить комплект ранее заготовленными банками, пропаянными не чистым оловом, а оловянно-свинцовым припоем. Перекристаллизацию, или «оловянную чуму», можно задержать, примешав к олову некоторые другие элементы, в частности свинец. В припой свинец добавляется для экономии дорогого олова, но в этом случае он сыграл свою предохранительную роль. Чтобы окончательно убедиться в этих выводах, я воспользовался банками того же мастера, которые никуда из Англии не отправлялись. Вот они перед вами. Эта пара прошла, через морозильную камеру, и шов пропускает керосин только при «белой пайке», то есть паянный чистым оловом. Окончательное убеждение дают паяльные палочки. Это — олово, а это припой. От них отделены половинки и помещены, также в морозильную камеру. Половинка припоя осталась в неизменном виде, и из половинки олова получилась кучка серого порошка.