Я взглянул на Холмса, пытаясь определить, не продолжает ли он шутить. Самойлов же просто воспрянул.

— Мистер Холмс! Не сомневайтесь! Все будет сделано в лучшем виде. Поедете на моем же пароходе, взгляните на нашу русскую природу. Уверяю вас, она стоит того. Комфорт вам будет обеспечен полностью — капитан об этом позаботится. Я не, буду ни в какой претензии на вас, если причина не выяснится. Но я в вас верю, как у нас говорят, нутром. Я наслышан о ваших блестящих способностях.

— Не преувеличивайте, мистер Самойлов, об этих успехах больше рассказов, хотя кое-что мне и удавалось. Ну как, мой дорогой друг, — обратился он ко мне, — согласны ли вы на такой вояж?

Я представил себе Холмса в промороженном Архангельском крае одного и решил следовать вместе с ним.

— Поговорим о другом, — сказал Холмс. — Что вы намерены делать с лесом, который фирма «Медокс и сыновья» отказалась у вас принять? Повезете обратно в Архангельск?

Самойлов глубоко вздохнул.

— Тут нашлась одна мебельная фабрика Берроуза, она видит мои затруднения и намерена ими воспользоваться. Она согласна забрать у меня лес, уплатив лишь двадцать процентов суммы, которую я должен был бы получить от Медокса.

Холмс поразмыслил и сказал Самойлову:

— Я думаю, что вам ничего другого не остается.

— Да, как говорят русские, хоть шерсти клок…

— Хорошо. Как быстро сможете вы завершить эту операцию? Как скоро сможет отправиться «Белуха» в обратный рейс?

— Через три дня, я полагаю, но вы можете ее и не ожидать. «Северный олень» уже разгружается, и он к вашим услугам.

— Нет. Мы предпочитаем отбыть на «Белухе». Ведь вы говорите, что это корабль более крупный. Теперь вот что, мистер Самойлов, русские купцы не избегают лондонских ресторанов, насколько мне известно, и вы, наверное, не исключение. Нет ли у вас желания пригласить нас с Ватсоном в ресторан.

— С превеликим моим удовольствием! Сочту за великую честь.

— Очень хорошо, Самойлов, но только вы должны пригласить нас в ресторан, где бывают люди из фирмы Медокса. Ни на кого не обращайте внимания, будто поглощены только нами, разговаривайте только с нами, никаких общений с другими знакомыми. Если вас это устроит, то мы будем ожидать вас завтра вечером. О северной экипировке для нашего путешествия позаботьтесь. Пока же распрощаемся, летите устраивать ваши дела.

Вечером следующего дня Холмс предложил мне облачиться в форму морского офицера, оставленную нам после выяснения Холмсом причины взрыва на крейсере «Портсмут». Приехавший за нами Самойлов оторопел, увидев нас в таком непредвиденном образе.

Холмс успокоил его:

— Это для дела. Нас увидят в ресторане, и Медоксу сообщат, что вы угощаете морских офицеров, из чего легко сделать вывод о том, что морское министерство опять заинтересовано в поставках вашего леса.

Публика в ресторане была самая изысканная. Самойлова, очевидно, хорошо знал весь обслуживающий персонал. Швейцар, официанты подобострастно кланялись ему. Метрдотель провел нас к отдельному столику и с почтением выслушал заказ Самойлова, наклоняя голову. Угощение было великолепным. Мы тихо беседовали о малозначащих вещах. Улыбаясь, Холмс тихо спросил Самойлова, есть ли в зале кто-либо из людей Медокса. Тот утвердительно кивнул, показав глазами на столик в другом углу.

Мы хорошо отужинали и были доставлены Самойловым к себе на Бейкер-стрит.

Еще через два дня мы были уже на «Белухе». Капитан Михайлов проводил нас во вполне благоустроенную каюту, сказал, что обед нам подадут сюда же, показал нашу экипировку — меховые шубы и шапки, спросил: не будет ли каких распоряжений? Все это на прекрасном английском языке. Мы поблагодарили его за заботу, и Холмс пригласил его в свободное для него время заходить к нам. Он появился у нас к обеду, когда судно уже далеко ушло от берегов Англии. Спросил нас, не будем ли мы возражать, если он отобедает с нами, и приказал повару подать обед на троих.

Холмс расспрашивал его обо всем подробно. Поинтересовался, откуда он так хорошо знает английский язык, ведь вся команда его — русские матросы. Михайлов любезно ответил, что на морских путях капитану волей-неволей нужно владеть этим языком, а ему это легче, чем кому другому, так как мать его была англичанкой. Холмс поинтересовался, давно ли он работает у Самойлова, есть ли у него семья. Михайлов сказал, что у Самойлова он работает много лет, его брат — управляющий его лесозаводом в Архангельске.

Путь был долгий, но погода нам благоприятствовала.. Наблюдая, как командует капитан на палубе, я пришел к заключению, что он не только хорошо говорит по-английски, но и великолепно владеет русскими ругательствами. Я не понимаю русских слов, но по резкости капитана при отдаче команд и по стремительности их исполнения матросами мне было ясно, что употребляются крепкие выражения.

На корабле был человек, с которым мы при желании могли бы свободно поговорить по-английски. Это был агент фирмы «Медокс и сыновья», возвращающийся на свой скипидарный заводик. Сопровождая груз — какие-то химикаты, Гримшоу, как его звали, общительностью не отличался, был хмур и сосредоточен. В своей каюте он занимался бумагами фирмы и завода, часто наведывался в трюм, проверяя сохранность своего груза. Михайлов сообщил ему о нас как о специалистах, намеревающихся осмотреть лесозавод с целью определить возможности расширения производства и затем поставить новые пилорамы «нашей» фирмы. Общения с ним Холмс не искал, мы только вежливо кланялись при встречах на палубе.

Когда мы вышли в Баренцево море, то на себе ощутили разницу плавания в непосредственной близости от английских берегов и в этом сумрачном и промороженном крае. В Архангельский порт мы все же прибыли без каких-либо приключений. Там для нас все было любопытно, ничем не похоже на жизнь в английских городах и селах. Корабельщики и рыбаки — поморы показались нам совершенно особым, ни на кого не похожим народом. Лес произвел на нас неизгладимое впечатление.

Управляющий лесозаводом — брат капитана Михайлова — принял нас очень хорошо, создал вполне приличные условия нашего существования, был к нам очень внимателен и предупредителен. По-английски он говорил столь же безупречно, как и его брат. Он показал нам весь завод, все его механизмы, продукцию, готовую к отправке. Побывали мы и на лесозаготовке, где Холмс проявил интерес к свежеспиленным деревьям. На некотором расстоянии от дороги дымила заводская труба. Михайлов пояснил, что это предприятие по переработке отходов, принадлежащее фирме «Медокс и сыновья», и предложил завернуть туда. Холмс, к моему удивлению, отказался, сославшись на занятость.

Тем временем уже отгружалась «Белуха», и мы засобирались в обратный рейс. Тепло распрощавшись с Михайловым-управляющим, мы опять перешли под покровительство Михайлова-капитана. Гримшоу опять был на корабле — он экспедировал свой груз: двадцать один бидон со скипидаром. Спустившись в трюм, мы увидели бидоны, установленные в деревянных обрешетках с особой тщательностью. Пиломатериалы Михайлова были уложены очень аккуратно и сверкали своей белизной.

Поездка наша в Архангельск была хотя и нелегкой, но интересной. Познавательный ее аспект был вне сомнения, но что она дала Холмсу в его расследовании, я себе не представлял никоим образом, Холмс много времени проводил на палубе, неоднократно спускался в трюм.

Погода испортилась, волна свинцового цвета поднимала нашу «Белуху», сильная качка и пронзительный шквалистый ветер портили настроение. Холмс, несмотря на это, пребывал больше на палубе. Я предпочитал больше находиться в каюте, лишь изредка наведывался на палубу.

Во время особенно сильной качки вечером я поднялся на палубу и стал искать глазами своего друга. Не обнаружив его, я забеспокоился. Но он вдруг появился из трюма и торопливо сказал мне:

— Сейчас из трюма поднимется Гримшоу, задержите его любой ценой!

Он тут же скрылся за связкой канатов, а из трюма показался Гримшоу со скипидарным бидоном на плече. Увидев его, я растянулся на палубе и закричал: