— Я назвал его гнусным негодяем и подлым убийцей, а потом проклял его. Если позволите, ваше величество, я расскажу вам вкратце все то, что этому предшествовало.
И он рассказал о том, как Конде пленил ее сына, как взял с него честное слово и как подло и с чьего согласия был убит, — одним словом, поведал все то, что недавно случилось.
Лесдигьер говорил долго. Никто не посмел прервать его ни словом, ни жестом. Когда он закончил, тишина в зале стояла такая, будто он давно был необитаем, как во времена Меровингов.
Екатерина понимала, что ее сын был здесь неправ и не решалась вступаться за него, боясь навлечь на себя справедливый гнев Карла, Марго и доброй половины зала. Чувство матери не позволило ей сделать этого. Но она не стала вступаться и за Лесдигьера.
Поэтому Екатерина молчала, предоставляя все решать королю. И Карл, который за долгие годы научился правильно так понимать молчание матери, обрушил свой кулак на стол, отчего половина стеклянных бокалов, стоявших на нем, попадала и разбилась вдребезги.
Карл встал из-за стола и пошел на брата. Глаза его выкатились из орбит, жилы на висках и на шее вздулись и бешено пульсировали.
Месье, побледнев, сделал шаг назад. Крийон неусыпным оком наблюдал за малейшими движениями Анжу, готовый в случае опасности для жизни его хозяина немедленно схватить принца и заковать его в железо.
— И ты посмел нарушить дворянское слово?! — продолжал наступать король на брата.
— Я сделал это ради победы! — оправдывался тот. — Я сделал это во славу римско-апостольской веры!
— И как же ты отплатил человеку, подарившему тебе жизнь? Приказал расстрелять его в упор какому-то мерзавцу и сам едва не проколол его шпагой, беззащитного и безоружного!
Анжу уперся спиной в стену. Дальше отступать было некуда. Теперь братьев разделял всего шаг; их дыхание смешивалось.
— Ты просто подлец, братец, и недостоин чести дворянина! — вскричал Карл, и лицо его побагровело от гнева.
Он повернулся к пленнику:
— Господин Лесдигьер, мне искренне жаль, что ваш пистолет дал осечку. Если бы не это, я уверен, вы не дали бы в обиду принца королевской крови.
— Нам пришлось бы тогда скрестить оружие с вашим братом, сир, — ответил Лесдигьер.
— И я искренне был бы рад такому поединку! — воскликнул король. — С мертвых спросу нет. Во всяком случае, мне не пришлось бы тогда краснеть перед всеми за моего брата.
— Государь, — продолжал Лесдигьер, — мне не хотелось бы заставлять вас краснеть вторично, но мой долг солдата обязывает меня рассказать вам о том, как поступил герцог Анжуйский с трупом поверженного врага.
Карл побледнел, медленно подошел к пленнику и заглянул ему в глаза:
— Разве он увез его с собой?
— Да, сир, в Жарнак, так же как и меня.
— И что же… как он поступил с ним?
И Лесдигьер рассказал о том, что видел из окна кареты в Жарнаке. Когда он закончил историю о гнусном издевательстве герцога Анжуйского над трупом принца Конде, то даже Екатерине стало не по себе из-за такого вопиющего и позорного поступка сына по отношению к прославленному полководцу, хотя и врагу. Присутствовавшие в зале фрейлины укоризненно качали головами, а мужчины сжимали кулаки и хмуро глядели на герцога Анжуйского.
Один Франциск Алансонский ничему не удивлялся и с любопытством ждал, гадая, как же брату удастся выкрутиться из такой дурацкой ситуации, в которую он сам же себя и поставил.
Но герцог и не думал оправдываться, ибо все это было правдой. Он видел, как на него вновь стремительно и неумолимо надвигается фигура короля и теперь уже от души жалел, что затеял этот разговор. Пусть уж все закончилось бы одним Монтескье, тогда и Лесдигьер, конечно, не стал бы ничего рассказывать. Но как он мог предполагать, что эта история произведет такой эффект, да еще и на короля, с которым они воспитывались вместе у одних и тех же негодяев? Но он забыл о кормилице Карла, протестантке, которая тайком обучала своего питомца правилам чести и человеческому достоинству.
Карл подошел к брату и вцепился обеими руками в камзол на его груди.
— Ты к тому же еще и мерзавец!.. Кто учил тебя так поступать с поверженными врагами? Разве тебе мало было того, что он уже мертв, ужели надо было устраивать еще и посмешище над ним? Позорное посмешище!!! — вдруг закричал Карл, топнув ногой. — Ибо этим ты опозорил всю королевскую семью! Что станут теперь говорить про короля, чей брат позволяет себе так обращаться с побежденным противником?
Герцог Анжуйский понял, что проиграл. Из героя дня он вмиг превратился в бесчестного и презренного негодяя. Даже мать отвернулась от него, не желая с ним разговаривать. Он неожиданно вырвался из рук короля, бросился на колени к ее ногам.
— Матушка, неужели мой поступок действительно заслуживает такого порицания? Ведь речь идет о нашем общем враге, а я привез вам известие о победе над ним! Я ради этого пересек всю Францию, а король не желает слушать меня! Матушка, неужели вы останетесь глухи к мольбам своего сына и не уговорите короля быть ко мне снисходительнее?
Сердце Екатерины на миг дрогнуло, но, держась по-прежнему ранее занятой позиции, она сухо ответила:
— Во Франции все решает король.
И тогда Месье понял, что помощи ему ждать неоткуда, а на милосердие короля полагаться бессмысленно. Но что же выходит? Он превратился в изгоя, а Лесдигьер из пленника — в героя дня? Так не бывать же этому! И герцог, дабы омрачить Лесдигьеру триумф, дабы к своим подлостям добавить еще одну, перед тем как уйти, громко заявил, обращаясь к пленнику:
— Так знайте же, несчастный супруг, что мои подвиги на этом не закончились, и ваша радость преждевременна. Вам больше никогда не увидеть баронессы де Савуази.
Лесдигьер вздрогнул и побледнел. Недоброе предчувствие охватило его.
— Что ты с нею сделал?! Что ты еще натворил? — вскричал он, готовый кинуться и задушить юного брата короля.
Герцог предусмотрительно отошел к швейцарцам, стоявшим в отдалении, и оттуда злобно проговорил:
— Она посмела оскорбить меня, увидев безжизненное тело мужа, и я приказал убить ее. Всякое оскорбление, наносимое царственным особам, не должно оставаться безнаказанным!
Лесдигьер бросился вперед. Еще немного, и он вцепился бы в горло герцогу Анжуйскому, но путь ему преградили швейцарцы. Он раскидал в стороны их алебарды и сделал еще один стремительный рывок. Месье побледнел и попятился к дверям, но стражники набросились на пленника и повисли у него на руках. Лесдигьер, не в силах совладать с ними, упал, увлекая их за собой.
Герцог улыбнулся. Но тут на него коршуном налетел разъяренный король.
— Подлости ваши переполнили чашу даже моего терпения, братец, а потому немедленно убирайтесь отсюда! Уезжайте сейчас же в свое войско и не смейте больше показываться мне на глаза. Если вы тотчас не подчинитесь, я прикажу арестовать вас!
Крийон встал рядом с королем и положил руку на эфес шпаги, готовый, как пружина, к немедленному действию. Месье злорадно усмехнулся в ответ:
— Что ж, я ухожу, брат. Но не ждите, что я прощу вам эту обиду, которую уношу с собой. — И он ушел, оставив всех присутствующих в оцепенении и тягостном молчании.
Карл взглянул туда, где все еще продолжалась борьба на полу.
— Оставьте его! — приказал он солдатам.
Швейцарцы, услышав голос короля, мгновенно расступились, оставив пленника одного.
— Ах, матушка, вот настоящий рыцарь! — восхищенно произнесла принцесса Маргарита. — Не то, что наш братец, который дошел до того, что стал убивать женщин.
— Замолчите, дочь моя, — сурово посмотрела на нее королева. — Не ваша забота встревать в мужские дела, которые к тому же вас не касаются.
— Бедняга, мне его искренне жаль, — вздохнула Маргарита и глазами, полными сочувствия, уставилась на пленника.
Карл подошел к Лесдигьеру, все еще бледному и дрожащему от негодования, обвел взглядом присутствующих и в наступившей тишине громко проговорил:
— Мсье Лесдигьер, я возвращаю вам свободу. Я, король Карл IX, приношу вам извинения за действия моего брата, направленные против вас и позорящие особу брата короля и честь дворянина. Я объявляю вам, что отныне вы вольны в своих действиях и вправе рассчитывать на мою защиту и поддержку в тех случаях, когда это не будет затрагивать лиц ныне царствующего королевского дома.