Подъехала Нэнси. Но Раиса Максимовна так разошлась, что уже не могла остановиться, хотя ей, несомненно, следовало оказать внимание приехавшей гостье. Лишь спустя некоторое время она повернулась к ней и кивком поприветствовала. А потом, завершив свою «лекцию», заявила, что вот, дескать, я закончила, теперь пошли смотреть. Выглядело это настолько вызывающе, что стало предметом многочисленных комментариев в зарубежных СМИ. Нэнси отреагировала не менее агрессивно: мол, вы поговорили, дайте и мне сказать…

В таком духе и проходили почти все их встречи…

В тот год, когда Генсеком стал Горбачев, я, как уже говорил, отошел от переводческой работы и всецело был занят советско-американским направлением нашей внешней политики, являясь заместителем начальника Управления США и Канады Министерства иностранных дел СССР. Во главе МИДа стоял Шеварднадзе. Советско-американское направление при нем стало активно развиваться. Велся интенсивный поиск новых договоренностей с Америкой по всему спектру отношений между нашими державами, включая двусторонние, за разработку которых я нес непосредственную ответственность.

Новый министр резко изменил стиль работы МИДа. Сам он засиживался в своем кабинете допоздна, непременно приезжал в министерство в субботу. Любил проводить в этот день заседания коллегии. Словом, о пятидневке можно было забыть. Рассказывали, что он поначалу очень удивлялся, когда звонил по внутреннему телефону какому-нибудь мидовскому чиновнику часов в восемь вечера и не заставал того на месте. Недовольство его быстро дошло до аппарата МИДа, и вскоре все начальники стали оставаться на своих местах до ухода министра, даже если у них и не было каких-то срочных дел. Впрочем, в Управлении США и Канады работы всегда хватало. Если я тогда являлся домой часов в десять вечера, жена даже удивлялась и спрашивала, не заболел ли я.

В тот период мне не раз приходилось выступать в роли «певца за сценой», то есть быть «английским голосом» Горбачева в его публичных обращениях к американцам. Так, например, в 1986 году по взаимной договоренности Горбачев и Рейган выступили 1 января с новогодними телеобращениями, соответственно, к народу США и к народу Советского Союза. Об их временны́х рамках договорились заранее — не более семи минут. Горбачеву пришлось даже сократить свое выступление, поскольку оно превысило установленное время секунд на тридцать.

В декабре 1987 года Горбачев впервые прибыл с официальным визитом в Вашингтон. И там голос «певца за сценой» был мой, хотя все официальные переговоры переводил Палажченко. По инициативе Генсека в нашем посольстве состоялись его, Горбачева, встречи с деятелями культуры, представителями большого бизнеса США, а также с группой ведущих сенаторов. Для экономии времени решили прибегнуть к методу синхронного перевода, то есть всех присутствующих, включая Горбачева, снабдили наушниками, а в зале установили микрофоны для выступлений и вопросов. Мы с Палажченко находились в том же зале, но в специальных кабинках, откуда и переводили: Павел — Горбачеву на русский, а я — Горбачева на английский.

Надо сказать, это был период пика популярности Горбачева на Западе вообще и в США в частности. Так что на разосланные загодя приглашения откликнулись многие знаменитые писатели, артисты, режиссеры, представители наиболее крупных промышленных компаний, влиятельные сенаторы. В нашей печати публиковали подробные отчеты об этих встречах. К сожалению, Горбачев к тому времени уже больше говорил и все меньше слушал. Об этом серьезном для высокого руководителя недостатке тогда уже говорили у нас в стране. Отметила его и американская пресса. Ведь вместо обещанного диалога на вашингтонских встречах получились длинные монологи-лекции, изредка перебиваемые краткими вопросами гостей. Помню, один из сенаторов прямо заявил, что никогда бы не пошел на встречу, если бы знал, что все сведется к сплошному говорению советского лидера. Как он подчеркнул: без права на ответ.

Полагаю, он был прав. Я тоже так подумал.

Государственные деятели — тоже люди. Им присущи такие же человеческие слабости и пороки, как и нам, простым смертным. На официальных завтраках, обедах и ужинах они много не пьют, но тем не менее спиртное подается в достаточном количестве, правда, если данные мероприятия не проводятся там, где алкоголь запрещен по религиозным мотивам, например в большинстве мусульманских стран и в Индии.

Я уже говорил, что на Западе принято перед застольем выпить коктейль или аперитив. Надо сказать, что наши руководители не всегда с пониманием относились к этой традиции, предпочитая по русскому обычаю «употреблять» сидя за столом, под закуску. Однако и Хрущеву, и Брежневу, и, конечно, Громыко приходилось время от времени следовать ритуалу — стоять с бокалом в руке среди западных дипломатов.

У нас любят рассказывать всякие небылицы о том, как пьют «наверху». Спешу огорчить: «там» пьют немного. Но почему-то ходят россказни на эту тему про Хрущева. Говорят, что когда он в 1956 году ездил в Югославию мириться с Иосипом Броз Тито, то выпил лишнего и поэтому что-то не то сказал. Меня там не было, и утверждать — выпил или не выпил — не берусь. Скажу только, что пьяным Никиту Сергеевича я никогда не видел, тем более во время официальных банкетов и приемов с участием иностранцев. Кроме того, Хрущев «почти не расставался» в таких случаях с подарком, который он получил от жены посла Соединенных Штатов Джейн Томпсон, — хрустальной стопкой для водки, с виду довольно объемистой и емкой, а на самом деле вмещавшей напитка не более столовой ложки. Я частенько наблюдал, как Никита Сергеевич пьет из нее: по частям, не залпом. А окружающим, возможно, казалось, что он «набирается». Не отсюда ли пошли легенды о его любви к спиртному?

Хрущева, а также Брежнева в последние годы его пребывания у власти во время застолий обслуживал личный официант-виночерпий. У него на подносе стояла бутылка с наклейкой «Столичная», наполненная обыкновенной водой. Я это знал точно, потому что был знаком с официантами Хрущева и Брежнева. Эта уловка не всегда проходила незамеченной. Ведь сидящим рядом с генсеком иностранцам наливали из другой бутылки. И несколько раз на моей памяти кто-то из гостей, обращаясь к нашему лидеру, спрашивал: «А можно попробовать водку именно из вашей бутылки?» Ответ сводился к шутке, и вопрос так или иначе заминался.

Кстати, об официантах. Все они, конечно же, работали в 9-м управлении КГБ и прошли специальную подготовку. Это были молодые, отлично вышколенные ребята. Они обслуживали хозяев и дома, и на даче, и в отпуске, сопровождали в поездках по стране. В общем, постоянно были рядом. Часто и во время зарубежных визитов мы договаривались с принимающей стороной, чтобы генсека на официальных банкетах обслуживал наш официант, чтобы именно он подавал блюда и менял тарелки.

Как-то раз в Индии я, согласно тамошнему протоколу, на банкете сидел за спиной Брежнева. Вдруг вижу: к опустевшей тарелке Леонида Ильича тянется рука. Не смуглая, как у индийцев, а белая. Поднимаю глаза. Ба! Это же Леша, официант Брежнева. Но в каком виде! Банкет проходил в президентском дворце, где все слуги были одеты в ярко-красные камзолы с золотым шитьем, и для того чтобы Леша не выделялся среди них, его нарядили точно так же и на голову водрузили высокий тюрбан. Впрочем, Леше, как и его коллеге-сменщику, было не привыкать облачаться в разные одежды.