ФРАНСИСКО ДЕ РИОXА
* * *
Я полон самым чистым из огней,
какой способна страсть разжечь, пылая,
и безутешен — тщится зависть злая
покончить с мукой сладостной моей.
Но хоть вражда и ярость все сильней
любовь мою преследуют, желая,
чтоб, пламя в небо взвив, сгорел дотла я,
душа не хочет расставаться с ней.
Твой облик — этот снег и розы эти —
зажег во мне пожар, и виновата
лишь ты, что, скорбный и лишенный сил,
тускнеет, умирая в час заката,
а не растет, рождаясь на рассвете,
огонь, горящий ярче всех светил.
* * *
В тюрьме моей, где в скорбной тишине
лишь вздохи раздаются одиноко
и цепь звенит, сдавив меня жестоко,
я мучаюсь — и мучаюсь вдвойне
из-за того, что по своей вине
я променял покой на чад порока,
на жар страстей, чтобы сгореть до срока
в оковах тяжких, жгущих тело мне,—
как бурная волна в спокойном море,
отвергшая родные воды ради
чужой земли, блеснувшей вдалеке,
и к берегу, взбив пенистые пряди,
бегущая, чтобы, себе на горе,
окончить жизнь, разбившись на песке.
* * *
Уже Борея гневные порывы
утихли, и холодная зима
сошла в глубины, где гнездится тьма,
и залил нежный свет луга и нивы.
В листву оделся тополь горделивый,
избавившись от снежного ярма,
и обвела зеленая кайма
Гвадиамара светлые извивы.
Вы счастливы, деревья: сбросив гнет
застывшей влаги, под лучами Феба
искрятся ваши пышные венки.
А я грущу: хотя жестокий лед
по-прежнему сжимает мне виски,
затеряй светоч мой в просторах неба.
К РОЗЕ
Пылающая роза,
соперница пожара,
что разожгла заря!
Ты счастлива, увидев свет, — но зря:
по воле неба жизнь твоя — мгновенье,
недолгий взлет и скорое паденье;
не отвратят смертельного удара
ни острые шипы, ни дивный твой цветок —
поспешен и суров всесильный рок.
Пурпурная корона,
что нынче расцвела
из нежного бутона —
лишь день пройдет — в огне сгорит дотла.
Ты — плоть от плоти самого Амура,
твой венчик — золото его волос,
а листья — перья легкого крыла;
и пламенная кровь, что полнит вены
богини, из морской рожденной пены,
свой алый цвет похитила у роз.
Но солнце жжет, и никакая сила
смягчить не властна ярости светила.
Ах, близок час, когда
в лучах его сгорят
дыханье нежное, роскошный твой наряд;
и лепестки, обугленные крылья,
на землю упадут, смешавшись с пылью.
Жизнь яркого цветка
безмерно коротка;
расцветший куст едва омоют росы,
Аврора плачет вновь — о смерти розы.
ЛУИС ДЕ УЛЬОА-И-ПЕРЕЙРА
* * *
Божественные очи! Не тая
Вулканов своего негодованья,
Отриньте страсть мою без состраданья,
Чтоб горечь мук познал без меры я.
Коль ваша гордость и любовь моя,
Как равный грех, заслужат наказанья,
Нас в темной бездне будет ждать свиданье
Там, далеко, за гранью бытия…
Но если вы за нрав, что столь надменен,
А я за страсть, которую кляну,
В аду должны попасть в два разных круга,
Останется удел наш неизменен:
Мы будем в муках искупать вину,
Ни здесь, ни там не обретя друг друга,
ПРАХУ ВОЗЛЮБЛЕННОГО, ПОМЕЩЕННОМУ ВМЕСТО ПЕСКА В ПЕСОЧНЫЕ ЧАСЫ
Струится, сокращая ежечасно
Нам жизни срок, отпущенный в кредит,
И о печальном опыте твердит
В сосуде крохотном сей прах безгласный,
То прах Лисардо, кто любим был страстно
И ветреностью был столь знаменит…
Сон жизни завершив, сном смертным спит
Источник горьких мук, к ним безучастный.
Огнем любви он обращен был в прах,
И ввергло в сей сосуд его отмщенье
За то, что предал он любви закон.
За то, что жил он с ложью на устах,
Ему и после смерти нет прощенья,
И в смерти не обрел покоя он.
ПЕДРО СОТО ДЕ РОХАС
АД ЛЮБВИ В СЕРДЦЕ
В груди моей — кромешный ад: вражда
зловещих фурий, жар ослепшей страсти,
мучительная грусть —
ничьей печали не сравниться с нею.
Я страх и ужас сею,
я приношу отчаянье. И пусть
нет утешенья для моих несчастий,—
в чужую память, как в речную гладь,
вглядевшись, их вовек не увидать;
как в зеркале, беда
в реке забвенья моего всегда.
ЭСТЕБАН МАНУЭЛЬ ДЕ ВИЛЬЕГАС
К ЗЕФИРУ
Сапфические строфы