Изменить стиль страницы

ЗЕМЛЯ

Перевод Ю. Денисова

Унесите меня выше сумрачных свечек Земли!
Унесите меня от кларнетов отравных Земли!
Мир лишь там, в небесах, где не водятся змеи Земли.
Вся Земля — словно грязный разинутый рот,
где зевота, икота и смех — все в зловонье живет.
Сонный кашель Земли после нудного дня душу мне истерзал.
Унесите меня! Увлеките меня, чтоб земное я бросил жилье!
О Земля, я цепляюсь за старое знамя твое.
Пусть великого ветра пронзает меня острие!
Я себя истерзал, сам с собой беспощадно воюя,
И фургоны дилемм за собою повсюду везу я.
Тим засну я, откуда я Землю увижу…
Вам завидую, феникс, и гриф, и орел.
Дайте мне ваш порыв, ваши вольные мощные крылья,
чтоб, над громом взлетев, в небесах безграничных парил я!

ЛЕОН-ПОЛЬ ФАРГ

Леон-Поль Фарг(1876–1947). — Его творчество является как бы соединительным звеном между поздним символизмом и сюрреалистами, которые считали его своим предтечей. Стихи и лирическая проза Фарга отличаются музыкальностью (не случайно один из его сборников называется «Для музыки», 1918), причудливым сочетанием нежности и едкой иронии, наблюдательности и безудержной фантазии, вкусом к полутонам, ко всему неопределенному, трудно уловимому. Поэтическая проза Фарга собрана в книгах «Пространства» (1929) и «При свете лампы» (1930).

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Перевод М. Кудинова

С вершины дерева скользит, шурша средь веток,
Рука, покрытая узором золотистым.
Все листья и цветы друг друга понимают.
В вечернем сумраке я видел медяницу.
Диана [197]над прудом свою надела маску.
Как ласковый призыв темнеющего неба,
Атласный башмачок мелькает на лужайке.
Ладьи ночные вдаль готовятся отплыть.
Другие будут приходить к скамье железной,
Чтоб видеть это все, когда меня не будет.
Закат забудет тех, кто так его любил.
Уже ничей призыв не озарит нам лица.
Ничье рыдание в душе не отзовется.
Погаснут наши окна, незнакомцы
По серой улице пройдут неторопливо,
И голоса,
Другие голоса затянут песню,
Глаза другие отуманятся слезами
Под новой кровлей. Будет все
Исчерпано, все будет прощено,
И свежей станет боль, и новым лес,
И, может быть, неведомым друзьям
Бог счастье даст, обещанное нам.
* * *

«Вечер клонится изнеможенно…»

Перевод В. Козового

Вечер клонится изнеможенно, и деревья, у самой дороги снов — как тяжелые птицы, голова под крылом, — засыпают. Луна плачет в листве — как взгляд сквозь дрожащие пальцы… В ней она топит свои ледяные щедроты. Она следует, рядом с берегом, за бегущей струей. Она в ней колышется: будто огромный лебедь растерял свои перья на ровной глади, где кто-то баюкает небо…
На крутом повороте — дозор тростников, куда луна вонзает свои занозы. Протяжное дуновение ветра, который время от времени гонит из гнезд воспоминания и имена… и оно чистит от чешуи воду и листья… Тогда полуночник и сторож этих горячечных стран — длинная серая ящерица, в которой укрылась древняя чья-то душа, — издает странный звук, голосом дальним, напоминающим инструмент и обряд дикарей, — ибо она различает движение неких существ, каких видеть нам не дано, — тех, что уходят за горизонт, где прошлое уснуло под пеплом.

ОСКАР-ВЕНЦЕСЛАВ ДЕ ЛЮБИЧ-МИЛОШ

Перевод А. Ларина

Оскар-Венцеслав де Любич-Милош(1877–1939). — Родился в литовской аристократической семье, в юности переехал в Париж, где окончил Школу восточных языков. Известность обрел после выхода книги стихов «Семь одиночеств» (1906), пронизанной отзвуками древних легенд и навеянной впечатлениями от путешествий по Востоку, раздумьями над судьбами былых эпох и культур. В дальнейшем порывает со «светской» поэзией, обращается к мистическим мотивам («Элементы», 1911; «Ars Magna», 1924; «Арканы», 1926). Выступал как переводчик и популяризатор литовского народного творчества («Дайны», 1928; «Сказки и присказки старой Литвы», 1930).

«Все мертвые пьяны от грязного дождя…»

Все мертвые пьяны от грязного дождя
На кладбище забытом в Лофотене,
И таянья часы стучат в корнях растений,
Внутри гробов прогнивших в Лофотене.
Под шум вороньих крыл, шуршащих у могил,
Весна поит водой тела в грязи и тлене;
Под мерный смех ветров, который тих и мил,
Уютно спится мертвым в Лофотене [198].
Я, быть может, навеки отдален
От моря, от надгробий в Лофотене,
Но мне не знать покоя — я влюблен
В тот уголок земли, в его немые пени.
Истлевшие тела, людей усопших тени
На кладбище бездомных в Лофотене —
Названье городка влечет и дразнит слух —
Скажите мне, земля легка ли вам, как пух?
— Ты лучше б рассказал веселый анекдот:
Душа шампанского, смотри, исходит в пене.
Чего-то легкого размякший разум ждет.
И слушать не хочу о странном Лофотене.
Ну ладно. Пусть камин огнем обводит тени,
Пусть моросящий дождь вплетется в стук ветвей.
— Вы, мертвые, и те, что в Лофотене, —
Мертвы, но, видит бог, меня вы не мертвей.
* * *

«В юдоли детства, снова обретенной…»

В юдоли детства, снова обретенной,
В селении, где все сердца мертвы,
Где ровный стук сердец как заведенный,
Где шорох крыл шумит: они мертвы,
Где рокот вод речет: они мертвы,
Я — в зыби времени — больной и сонный.
Плывут любви потоки огневые
Из недр огромных глаз в печали сонной —
В юдоли детства, снова обретенной…
— А день роняет дождь над пустотой.
Как мягок взор, угаснувший навеки.
Как странно: ты смогла меня узнать —
Мерцали серафические веки,
Смеющиеся, голубые веки,
И в бликах тьмы блуждали света реки;
И ты, которой неоткуда знать
Мое лицо страдальца и калеки,
Ты, зыбкая, смогла меня узнать,
Ты, воплощенье неги в человеке, —
Огромные, как ночь, твои мерцали веки…
— А день роняет дождь над пустотой.
Я слышу хора мощный унисон —
Откуда этих древних звуков груда?
Печальница, ты совершаешь чудо:
Наполнен ими доверху мой сон.
В какой листве, шуршащей в унисон,
В какой тиши услышу я, откуда
Возьму я снова этих звуков чудо,
Как светоч озаряющее сон?
— А день роняет дождь над пустотой.
вернуться

197

Диана — здесь: луна.

вернуться

198

Лофотен — небольшой архипелаг у побережья Норвегии.