Девушка спрыгнула вниз, и неровный желтоватый огонек фонаря мгновенно высветил уходящий в толщу земляного откоса черенок.
– Дерни его посильнее, – посоветовал Михаил сверху, – глядишь, вылезет.
Мы с Сандрин в четыре руки ухватились за торчащий из песка черенок лопаты и изо всех сил рванули его вверх. Раздался хруст, и вместо лопаты у нас в руках оказался лишь испачканный в земле обломок. Пришлось взять вторую лопату, чтобы продолжить раскопки. Напряжение достигло наивысшего предела, когда вновь послышался знакомый скрежет, и из песчаной кучи внезапно показалось нечто похожее на небольшой черный валун. Еще пара ударов, и «валун», издав глухой переливистый звон, завалился на бок.
– Бочонок! Целый! – восторженно завопил Михаил, обрушиваясь на нас сверху, словно небольшой слон.
Довольно невежливо оттолкнув Сандрин в сторону, он обхватил новую находку руками и, надсадно хрипя от нешуточного напряжения, поволок ее на середину траншеи.
– Тяжелый, собака, одному не поднять, – наконец сдался он, вдоволь наупражнявшись с ловко выскальзывающим из рук бочонком. – Что стоишь, – зло рявкнул он на меня, – берись с другой стороны, поднимем его на поверхность.
Поднатужившись, мы со второй попытки смогли вытолкнуть осклизлый кругляш из окопа и, не мешкая, выскочили сами.
– Вот они, голубчики, – Воркунов принялся энергично катать бочонок по истоптанной траве, одновременно пытаясь ногтями содрать стягивающие его обручи.
Мне с трудом удалось оттащить его в сторону, чтобы он и в самом деле не совершил такую глупость.
– Опомнись! – довольно чувствительно стукнул я его по загривку.
– Посмотреть хочется, – заскулил он, вырываясь, – убедиться хочу.
– Потом убедишься, – вцепился я в воротник его рубашки. – Неужели не слышишь, как они звенят? Вот утро настанет, налюбуешься вволю. Подумай, что будет, если ты сейчас сломаешь обруч и все рассыплешь? Нам же придется по твоей милости еще полдня возиться, рассыпанные монеты собирать!
– Действительно, – вмешалась в нашу перепалку Сандрин, – держите себя в руках… Что вы ведете себя, как малолетние хулиганы?! Забыли, что скоро рассвет? Если не хотим оказаться в дурацком положении, давайте скорее завершим работу. То, что нашли первый бочонок – хорошо. Но не забывайте, что предстоит найти еще шесть.
Ее холодная, выверенная интонационно речь несколько отрезвила наши разгоряченные головы, и, оставив притихшего Михаила наверху, я вновь спустился в раскоп. Поскольку вырытое отверстие было слишком узко для двоих, мне пришлось работать в одиночку. Через пару минут я откопал еще один бочонок, а затем еще один. Попутно освободил и обломок лопаты, застрявшей в щели между ними. Затем меня сменил несколько пришедший в себя Воркунов. Он-то и установил, что остальные бочонки находятся под первым слоем, в своеобразном подвале. Выгрести их наружу оказалось крайне трудно – ведь каждая из этих вертких и скользких емкостей весила не менее тридцати килограммов. Окончательно справиться со столь тяжелой работой удалось лишь к половине пятого. Тяжело дыша, мы уселись втроем вокруг нашей добычи, не в силах пошевелиться.
– Но их только шесть! – удивилась Сандрин, любовно оглаживая округлые бока бочонков. – Одного явно не хватает!
– Я там все перекопал, – безжизненным голосом отозвался Михаил. – Один пропал. Его точно нет!
– Так, может, его там никогда и не было, – заметил я. – Думаете, тот, кто их зарывал, не воспользовался внезапно перепавшим богатством? Конечно, попользовался. Так что о седьмом бочонке можете забыть с чистой совестью. И кстати, друзья, нет худа без добра. Шесть на три делится поровну и без остатка.
Говоря эти слова, я намеренно повернул фонарь в руке девушки так, чтобы видеть выражение ее лица. Но она, видимо, уловив мои намерения, отвернулась и демонстративно промолчала. Впрочем, меня это не удивило. Будь я субтильной девицей из законопослушной и культурной Европы, тоже не слишком бы возражал двум мужикам с лопатами, да еще в такой нервной обстановке. Мы еще какое-то время посидели молча, переводя дыхание и проигрывая в головах свои дальнейшие ходы.
– Так, выходит, все наши мешки и веревки нам и не пригодились вовсе? – вдруг встрепенулся Михаил. – Обидно, полдня на них потратили.
Он подтянул к себе сумку с мешками и резким движением вытряхнул их в круг света. Взяв один мешочек, попытался натянуть его на ближайший к нему бочонок, но, убедившись, что это невозможно, небрежно отбросил в сторону.
– Пора грузиться, – поднялся я на ноги. – Чего время тянуть? В лодке насидимся.
Михаил встал и с тяжким вздохом взялся за один из бочонков.
– Все хорошо, – проговорил он сквозь зубы, – но уж больно тяжелый и верткий. Никогда бы не подумал, что в столь маленькой кубышке может быть столько веса. Как же мы их понесем?
– Возьмемся с двух сторон и потихоньку потащим, – отозвался я. – Что тут сложного?
– Ничего, – буркнул друг. – Просто если кто-то из нас запнется и выронит ношу… Дерево треснет, словно яичная скорлупа. И так удивительно, что оно выдержало почти двести лет.
– Потому что сделано из качественного дуба, – отозвался я. – А обручи наверняка латунные или медные. Я где-то читал, что на пороховые бочонки набивали именно такие обручи.
– Чтобы не вызвать случайной искры? – высказал догадку Михаил.
– Верно, – кивнул я. – И берись наконец, попробуем отнести хотя бы один.
Как и предсказывал Михаил, наш путь до лодок оказался поистине мучителен. То и дело наступая друг другу на ноги, спотыкаясь и безбожно матерясь, мы и в самом деле не раз рисковали выронить бесценный груз. Но вот и «казанка». С грохотом вывалив в нее бочонок, мы, не сговариваясь, плюхнулись на прибрежные камни.
– Думал, сердце разорвется, – пожаловался Михаил, – руки до сих пор дрожат.
– Слушай, – предложил я, – давай воспользуемся
твоей курткой. Так сказать, в виде мягких носилок. Она у тебя довольно крепкая, из брезентухи пошита, выдержит и не такой вес.
– Я за нее семьсот рублей отдал, – заныл Михаил, – жалко, если лопнет.
– Ты совсем дурак или как? – потянул я его за воротник. – У нас под ногами миллионы долларов лежат, а ты плачешь по каким-то несчастным семистам рублям! Окстись!
– И в самом деле, – усовестился друг, – никак не привыкну к такому неожиданному счастью.
С курткой в качестве носилок дела пошли несколько веселее: за десять минут мы перетащили в металлическую лодку еще три бочонка и приготовились к переноске пятого.
– Последние два предлагаю погрузить в прицепную лодку, – предложила Сандрин, сопровождавшая нас с фонариком при каждом рейсе. – А то как бы не было потом проблем.
– И точно, – согласился я. – Давайте в маленькую шлюпку уложим два оставшихся бочонка и туда же посадим Сандрин. Так на обеих лодках будет примерно одинаковый вес.
– Боюсь, все золото придется сложить именно в «казанку»! – как гром среди ясного неба прозвучало из-за прибрежных кустов.
Сказать, что мы были поражены до полного остолбенения, – значит, не сказать ничего. Мы с Михаилом буквально окаменели в тех позах, в коих нас застал сей громкий и уверенный возглас. В довершение всех бед наш и без того тусклый фонарик отчего-то вывалился из руки девушки и моментально погас, с треском ударившись о камень. Захрустели чьи-то тяжелые шаги, и я, выйдя из оцепенения, судорожно полез в карман за перочинным ножом, собираясь защищать наши жизни и нашу собственность. Но уже в следующее мгновение убедился, что сделал это совершенно напрасно. Вспыхнул свет другого, более мощного фонаря, и мы увидели силуэт мужской фигуры, стоявшей метрах в десяти от нас. Кто это был, разобрать было совершенно невозможно: фонарь бил нам в глаза. Впрочем, на тот момент это не имело особого значения, поскольку спустя секунду в луче света появился еще один предмет, в котором можно было безошибочно распознать охотничью двустволку.
– Ты, – указал незнакомец стволом на меня, – брось свой нож и быстро лезь обратно в яму. И чтобы сидел там тихо! Высунешься, тут же голову разнесу!